Знак свыше. Современные были

– Какой-то кошмар. И что?

– Ничего. Баба Надя молитвы читает, и отрава на нее не действует.

– И что? Это работает? – поразилась я, так как на момент описываемых событий прочно стояла на платформе воинствующего атеизма.

– Выходит, работает. Баба Надя до революции в епархиальном училище училась и всегда молится перед едой.

От последних слов веяло такой средневековой плесенью, что мой мозг отказывался это воспринимать.

– А может, это все симптомы старческого маразма – про отравление?

– Нет, это правда. Сын случайно съел, что матери предназначалось, и в больницу попал. Он же перед едой не читает молитв. Потому решил изолировать Надю. Не подаст же он в суд на свою жену. У них уже дети взрослые. Стыдно… Надя в свое время благородство проявила. Застала своего Гелу с деревенской девушкой и заставила его на ней жениться. И вот теперь расплачивается за добро. Невестка ждет – не дождется, когда Надя на тот свет отправится.

Мама быстренько договорилась с сыном квартирантки о ста рублях в месяц, куда были включены проживание и питание, и на другой неделе баба Надя переехала к нам.

Жиличкой она была золотой. Целый день сидела в кресле и вслепую вязала носки, иногда передвигалась «для разминки» по комнате туда-сюда. До и после еды она и вправду что-то шептала. Делалось это явно не с целью демонстрации, как впоследствии я наблюдала у многих верующих, а скорее по какой-то давней привычке. Для нее это было так же естественно, как мыть руки или причесываться своим ископаемым гребнем, потерявшим большинство зубцов.

Еще удивляло ее постоянное благодушие и полное отсутствие раздражительности. Очень часто она даже за малый пустяк благодарила:

– Живите долго-долго.

Веру свою она не афишировала. Никогда ни словом, ни намеком не жаловалась на свою участь – жить на старости лет у чужих людей. В разговоры, ее не касающиеся, не вмешивалась. И вообще старалась быть как можно более незаметной.

Чаще всего баба Надя говорила загадочное:

– Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его.

Кто такой этот царь Давид и при чем тут его кротость, я узнала лет через десять, придя к вере. Тогда многое чудаковатое в поведении квартирантки встало на свои места.

Сын проведывал ее раз в месяц. Принесет деньги за месяц вперед, посидит с матерью, поохает на свою нелегкую жизнь большого начальника (Надя утешала его, как могла) и – домой.

Жила у нас баба Надя года два. Потом сын забрал ее домой, сообщив новость: жена его заболела психическим расстройством и повесилась.

Услышав это, баба Надя заплакала:

– Что она с собой сделала? Лучше бы я умерла! И так зажилась. Но не забирает Господь…

Через пять лет мы случайно узнали, что баба Надя мирно скончалась у себя дома.

Про «наркобароншу» Таню

– …Тебя давно не было. А я тут чуть в тюрьму не попала.

– Да вы что?!

Представить тишайшую пенсионерку тетю Таню в казематах Ортачальского изолятора 24 было выше моих сил.

– Да, да, нахлебалась я позора на старости лет. Еще и за что? За наркотики.

– Это как?..

Нет, положительно, она решила сегодня свести меня с ума. Проработал человек всю жизнь на одной из дальних АТС тихо-мирно, без взысканий, дожил до того светлого момента, когда родное учреждение компьютеризировали, и бац – оказался не нужен. Всех, кто не смог переквалифицироваться, выкинули на улицу. Печально, но что поделаешь. От таких стрессов женщины совковой закалки наркушами не становятся. Исключено по определению.

24

Одна из старейших тюрем Грузии.

– Вот ты послушай, как было дело. Подходит ко мне как-то Гоча – сосед справа. И начинает так культурно, издалека: «Тетя Таня, можно я у вас в конце двора цветы посажу?» – «Ну, посади, – говорю, – все равно у меня земля пустует. Уже сил нет за огородом смотреть. Только осенью инжир и виноград собираю».

Отец Гочи, Бесо, при коммунистах в столовой работал и столько денег нахапал, что после перестройки выстроил домину в три этажа. В их дворе так все налеплено, чахлый кустик посадить негде. Зато десять квартирантов пустили и деньги качают. Вся семья в потолок плюет, никто не работает.

Короче, занялся Гоча у меня на огороде ботаникой. Смотрю и удивляюсь. Тридцатилетний парень ходит ко мне через день, свои посадки поливает. Надо же, думаю, как я в нем ошиблась! Всегда его считала бездельником, а он прямо пионер-тимуровец.

Потом зашел ко мне какой-то странный тип. «Квартиру, говорит, снять хочу». А глаза так и бегают по участку. «Я не сдаю, – отвечаю. – Сама в чулане живу. Так дом после землетрясения пострадал, что внутрь зайти страшно, вот-вот обвалится».

Он мне тут же сходу другой вариант: «Я режиссер, место для съемок ищу. Позвольте все осмотреть». И пошел вглубь по тропинке.

Не понравилось мне все это.

Полазил этот очкастый туда-сюда, на цветы Гочины зыркнул. «У вас тут прямо оазис». И улыбается так нехорошо. Еле я его выпроводила.

На другой день к моим воротам две патрульные машины подкатили. Стучатся ко мне:

– Откройте, полиция с обыском!

Я так и обмерла. Заходят ко мне эти лбы в формах и под нос какую-то бумажку суют.

– Вы арестованы.

– За что? – говорю.

– За выращивание наркотических средств.

И повели меня к этим цветам показывать «вещественное доказательство».

– И давно вы, калбатоно 25 , коноплю выращиваете?

– Это, говорю, не мое. Сосед для красоты посадил.

– Едем в участок, там разберемся.

И повезли меня в свою стекляшку «показания снимать». Мои соседи так и остались с раскрытыми ртами.

Там следователь, молодой парень, на главную улику давит:

– На вашем участке конопля растет, а вы и не в курсе. Признайтесь, что вы, как минимум, в доле.

– Да я и не знала, что это конопля, – говорю.

25

Госпожа – уважительное обращение к женщине (груз.).

Он опять свое:

– Вы двух сыновей вырастили и понятия не имеете, как выглядит конопля? Не делайте из меня идиота. Пишите чистосердечное, и вам скинут срок. А я сейчас позвоню, чтоб вас в наркодиспансер на экспертизу отвезли.

Дал бумагу и час на обдумывание, а сам вышел куда-то.

Сижу я, плачу и все святителю Николаю молюсь. Я его и так насчет сыновей каждый день беспокою, а тут и вовсе аховая ситуация…

Беспокойство насчет сыновей у тети Тани имело особые политические причины. Восемнадцать лет назад ее оба сына, погодки, как только им исполнилось семнадцать лет, чтоб не попасть в армию в Грузии и заодно заработать, еще с советскими паспортами перебрались в Россию. Армии они избежали, а что касается денег, то бабушка надвое сказала. Все, что зарабатывали нелегально на стройках, уходило на съем квартир и бесконечные взятки милиции. Документов у них не было. Вернуться в Грузию к матери они тоже не могли, да и не хотели. Их тут же арестовали бы на границе за уклонение от воинской службы и так далее. За эти годы ребята обзавелись семьями, детьми, но легализоваться в России так и не смогли. Их жены числились матерями-одиночками, получали помощь и тем самым вносили ощутимый вклад в бюджет семей. Таня получала только фото возмужавших сыновей и плакала над мордашками внуков. Съездить повидаться было нереально. Ей, как гражданке Грузии, в родственной визе было отказано. Невестки, хоть и имели гражданство РФ, но по известным причинам не стали бы афишировать связь с нелегалами.