Знак вопроса 2002 № 04

Используя в качестве канвы повествования реальные события, Дюма руководствовался не столько исторической истиной, сколько стремлениям угодить вкусам своих читателей. Настоящий д’Артаньян родился около 1625 года, а в Париже появился в 1640 году, в самом конце правления Людовика XIII и кардинала Ришелье. Дюма произвел операцию на мягких тканях истории: он извлек покойного мушкетера из его эпохи и переместил в 1625–1628 гг., сделав его участником осады Ла-Рошели и запутанных отношений Анны Австрийской с герцогом Бекингемом. Операция прошла безболезненно: в XIX веке мало кто ощущал разницу между 1620-ми и 1640-ми годами. Ведь и Льва Толстого ветераны Отечественной войны упрекали за то, что персонажи его романа совсем не похожи на тех людей, которые в 1812 году воевали с Наполеоном, но кто из читателей «Войны и мира» помнит об этом сейчас?

В нашем сознании д’Артаньян и его друзья настолько срослись с эпохой Ришелье, что порой трудно понять, видим ли мы роман сквозь призму истории или историю сквозь призму романа. Однако с фактами не поспоришь; пока же подрастающий д'Артаньян играет с соседскими мальчишками, помогает отцу в виноградниках и гоняется за деревенскими красотками, у нас есть время всмотреться в тогдашнюю Францию.

ЭПОХА ЛЮДОВИКА XIII

Людовик XIII

В первой половине XVII века Франция с ее 15-миллионным населением была самой населенной страной Европы. Впрочем, страной в нашем современном понимании ее трудно назвать; недаром, по выражению Фернана Броделя, «имя Франции — разнообразие». Королевство Франция состояло из множества отдельных владений, каждое из которых жило собственной жизнью и даже говорило зачастую на собственном языке (впрочем, даже в середине XX столетия парижанин плохо понимал язык южнофранцузского крестьянина). Недаром д’Артаньян в своих мемуарах называет «своей Страной» не Францию, а Гасконь. Более того, ряд владений, прежде всего на западе, находился под властью одновременно и французского короля, и германского императора (или какого-нибудь германского князя).

События, описанные в «Трех мушкетерах», выглядят цепью случайных интриг, если не учитывать два обстоятельства.

Во-первых, вся Европа в XVI–XVII вв. являлась ареной противостояния католиков и протестантов — противостояния, напоминавшего иногда войну на уничтожение. Варфоломеевская ночь была не единственным, хотя и наиболее впечатляющим эпизодом этой войны, и один из советников английской королевы Елизаветы I всерьез задавался вопросом: «Теперь, когда общим замыслом является уничтожение всех наций, которые придерживаются другой религии, что станет с нами, когда исповедающие с нами одну религию будут полностью уничтожены во Фландрии и Франции?».

Во-вторых, короны двух великих европейских государств — римско-германской Империи и Испании с ее заокеанскими колониями — оказались тогда в руках австрийского католического дома Габсбургов, который в 1618–1648 гг. вел со своими противниками так называемую Тридцатилетнюю войну.

Франция была страной по преимуществу католической, протестантов в ней было лишь 6–7 %. В периоды гонений они собирались на молебны по ночам, и их прозвали гугенотами — по имени сказочного короля Гуго, который во главе «дикой охоты» носится по ночным лесам и полям. Религиозные чувства толкали католиков-французов на союз с Испанией и Империей, но для королевства Франции оба этих государства были естественными врагами. Генриху IV, вождю гугенотов, принявшему католицизм, удавалось поддерживать сложный баланс интересов. Нантский эдикт обеспечил гугенотам свободу богослужения и сохранил за ними ряд укрепленных пунктов в качестве гарантии безопасности. Франция наслаждалась миром, но этот мир держался, лишь пока Генрих IV был жив.

У любвеобильного Генриха IV были дети от разных женщин, но законным наследником — дофином — являлся сын от Марии Медичи Людовик. Это был, видимо, малоприятный ребенок. «Я слышал, — пишет современник д’Артаньяна Жедеон Таллеман де Рео, исправно собиравший и записывавший сплетни предшествующей эпохи, — будто Король дважды собственноручно высек дофина: один раз, когда тот возымел отвращение к некоему придворному, да такое, что в угоду ему пришлось выстрелить в этого дворянина из незаряженного пистолета для вида, словно его убивают; в другой раз за то, что дофин размозжил голову воробью». Мария Медичи была недовольна суровостью, с какой король обращался с законным наследником. Когда Генрих велел высечь Людовика, она воскликнула: «С вашими ублюдками вы бы так не поступили!». Он ей ответил: «Что до моих ублюдков, мой сын всегда сможет их высечь, если они станут валять дурака; а вот его-то уж никто не выпорет».

В 1609 г. Шарлотта де Монморанси, жена принца Конде, спасаясь от домогательств короля, бежала в Брюссель (сам Конде, будучи принцем крови, не мог покинуть Францию без королевского дозволения). Это дало Генриху IV повод для военных действий против сидевшего в Брюсселе испанского ставленника эрцгерцога Альбрехта. Но 14 мая 1610 г., накануне выступления в поход, Генрих IV по пути из Лувра в Арсенал был смертельно ранен человеком по имени Равальяк, нанесшим ему два удара кинжалом. «Кое-кто подозревал, что Королева-мать причастна к смерти Короля: потому-то, мол, никто не видел показаний Равальяка…

Рассказывали только, будто Равальяк так объяснял свое поведение: он де, понимая, что Король затевает большую войну и государство от этого пострадает, решил оказать великую услугу отечеству, избавив его от государя, который не желает сохранить в стране мир и к тому же не является добрым католиком.

У этого Равальяка борода была рыжая, а волосы чуть-чуть золотистые. Сбоку у него вечно болталась шпага; нрава он был унылого, но как собеседник приятен».

Девятилетний Людовик XIII был провозглашен королем, а королева-мать Мария Медичи — регентшей. Политика Франции стала принимать все более католический характер, что очень тревожило гугенотов. Но католический лагерь тоже был расколот, возле трона разгорелась борьба за власть. Два ближайших родственника юного короля — его троюродный брат Анри II Конде и сводный брат Сезар де Вандом вместе с другими герцогами попытались оттеснить королеву-мать от трона. Мария Медичи в борьбе с врагами могла опереться лишь на ближайших советников — придворную даму и ее мужа. В окружение королевы вошел и молодой уроженец Пуату Арман-Жан дю Плесси де Ришелье, епископ Дюсона. В 1614 г. в ходе заседаний Генеральных штатов 29-летний Ришелье привлек всеобщее внимание своими яркими выступлениями; впрочем, какие-то связи имелись у него и ранее, поскольку его отец в свое время занимал должность главного прево королевского дома, контролируя порядок в окрестностях королевских замков.

В октябре 1615 г. 14-летнего Людовика обвенчали в Бордо с его ровесницей, Анной Маурисией Австрийской, дочерью испанского короля Филиппа III и Маргариты Австрийской.

Ришелье, попав ко двору, быстро нашел дорожку к сердцу королевы-матери, расточая неумеренные похвалы ее государственному уму. В декабре 1615 г. он был назначен духовником юной королевы Анны Австрийской, в ноябре 1616 г. получил пост государственного секретаря и занял место в Королевском совете. 2 октября 1616 г. на заседании Парижского парламента 15-летний Людовик XIII был провозглашен совершеннолетним, но Мария Медичи осталась регентшей. Назначены три новых министра; среди них был и Ришелье, послушно проводивший линию на союз с Габсбургами.

Таллеман де Рео писал позже о Людовике XIII: «Покойный Король был неглуп; но… ум его имел склонность к злословию; говорил он с трудом (т. е. заикался. — Л.Л.), и поскольку в придачу он отличался робостью, то и держался, как правило, нерешительно. Он был хорошо сложен, довольно сносно танцевал в балетах, но почти всегда изображал смешных персонажей. Он прочно сидел в седле, мог при случае легко снести усталость и умел выстроить армию в боевой порядок…

Ришелье

Кардинал Ришелье, который опасался, как бы Короля не прозвали Людовиком Заикой, пришел в восторг, когда подвернулся случай назвать его Людовиком Справедливым. Произошло это, когда жена Фужерского губернатора с плачем и причитанием бросилась к ногам Короля: это его ничуть не тронуло, при всем том, что она была очень красивой». Ее муж в 1616 г. убил барона де Неве; после того, как Людовик Справедливый отказал ему в помиловании, он был в 1617 г. казнен.