Знак Ворона (Черный Ворон - 8)

Уже давно.

Мне только жаль,

Что душу у себя,

Как сердце или глаз,

Я обнаружил лишь недавно

Тогда, когда она уже изрядно оскудела.

О мир, ты так велик

И в то же время ты так мал,

Что тесно душам и сердцам.

Ты полон суеты и скуки,

А чтоб тебя перевернуть

Не хватит ни цветов,

Ни бомб в подземных арсеналах.

Я уверен,

Под силу это только Богу...

Первую строфу Иван выслушал, остолбенев и хватая ртом воздух. Потом вскочил, заходил по комнате в страшном возбуждении, пытался закурить, но никак не мог высечь огня из отказавшей вдруг зажигалки.

– Это же давно... Это же так давно... Откуда вы это взяли?

– Да на вашем же, Иван Павлович, поэтическом сайте, из цикла под скромненьким таким заглавием "Осенний мастер"... Конечно, до миллениума еще далеко, но к событиям такого масштаба надо готовиться загодя... Худо-бедно, альтернатива Нобелевки... Наши специалисты уже начали глобальный сетевой поиск, потом авторитетнейшая комиссия просеет улов, всесторонне оценит...

– А-а...
– Иван начал смутно что-то такое припоминать. Вроде бы Алиска в свое время подначивала его на открытие своего сайта, плела что-то такое о какой-то премии...
– Это у вас по типу премии Гейла Блитса?

– Это она и есть, только с нынешнего года меняет название. Премия Всемирной Сети, ну, а в двухтысячном году будет Millenium Prize. Мы решили, что будет правильно, если она будет тематически связана с творчеством "Битлз". Свое согласие войти в оргкомитет уже дали Ринго Старр и Йоко Оно, сейчас ведутся переговоры с сэром Полом Маккартни. Информация эта предварительная, неофициальная и пока что огласке не подлежит. Я могу надеяться на вашу сдержанность?

Иван молча кивнул.

– Вот и замечательно, - продолжил Корбо.
– Между тем, ваш цикл про "Битлз" очень, как у вас нынче говорят, в тему. Только вот... На сайте вашем указано, что вы ВИЧ-инфицированный активист движения сексуальных меньшинств, прикованный к инвалидному креслу. Тут уж одно из двух, Иван Павлович: либо подкорректируйте данные, пока они не стали предметом изучения отборочной комиссии, либо приведите действительность в соответствие с опубликованными сведениями. Хотя на последнюю меру лично я не пошел бы и за двадцать миллионов...

– Двадцать миллионов?
– Иван встрепенулся.
– Какие еще двадцать миллионов?

– Американских долларов, разумеется. Именно такое вознаграждение получит победитель.

– Понимаю...
– Иван мрачно, исподлобья посмотрел на гостя и вдруг стукнул кулаком по столу. Пепельница упала на ковер, а черный кейс просто подпрыгнул.
– Слушайте вы, господин француз из Греции, вы бы для правдоподобия хоть бы акцентик какой-нибудь изобразили, что ли! Оу, дау, корошоу, русски гут! Вместе бы посмеялись в другое время, глядишь, отвалил бы вам рубликов пятьдесят за изобретательность, а сейчас мне, извините, не до ваших лохотронов...

– Я несколько удивлен вашей реакцией, Иван Павлович, сказал Корбо.
– Насколько я понимаю, вы приняли меня за кого-то другого? Не за мошенника ли?

– Ну что вы!
– Иван саркастически усмехнулся.
– Вы, разумеется, честнейший, кристальнейший человек, и я ни секунды не сомневаюсь, что настоящая цена красивой бумажки, которую вы сейчас жестом фокусника извлечете из вашего чемоданчика и предложите мне заполнить в качестве соискателя вашей "Битлз-Линолеум", многократно превосходит те чисто символические пять-десять тонн баксов оргвзноса...

– Простите, - прервал его тираду Корбо.
– Тонны баксов? Вы, вероятно, имеете в виду тысячи долларов? Только я не понял пять, десять или все-таки пятьдесят?

– Нисколько!
– Иван тряхнул перед носом Корбо недвусмысленным кукишем.
– Нисколько вы с меня не возьмете! Потому как нету! Нетути! И тачка импортная отсутствует! И квартирку эту навороченную отписать не могу-с, ибо не моя-с! А юридически принадлежащая бывшей сожительнице моей, гражданке Михельсон Алисе Яновне, ныне сеньоре Хосе-Мария Жу-Жу! Может быть, угодно принять в уплату мой хладный труп? Я ведь, знаете ли, вчера себе вены резал, да не вышло, ну ничего, в другой раз не лопухнусь, только вы уж, будьте любезны, до завтра обождите, а утречком подъезжайте, забирайте, милости просим...

– Чем-то вы, Иван Павлович, очень расстроены, только я не пойму, чем именно, - задумчиво проговорил Корбо.
– Плетете какую-то околесицу... Ей-богу, лучше в другой раз зашел бы, да дело уж больно срочное... Значит, говорите, пятьдесят тысяч?

Корбо набрал на замочке кейса пятизначный шифр, раскрыл и выложил перед ошеломленным Иваном пять пачек новеньких, хрустящих стодолларовых бумажек.

– Собственно, Иван Павлович, я и не собирался предлагать вам выдвигаться на участие в конкурсе. Во-первых, до отбора конкретных претендентов еще ох как далеко, а во-вторых, при всех симпатиях к вашему творчеству и вам лично, шансы ваши, мягко говоря, невелики. Мы, собственно, собирались предложить вам войти в экспертную комиссию от России. В сети, знаете ли, на удивление много материала на русском языке, а компетентных специалистов, считайте, вовсе нет... Если принципиальных возражений нет, мы могли бы обсудить условия, подписать предварительное соглашение, и тогда аванс в пять тысяч долларов - ваш.

– Пять тысяч? Но тут же в десять раз больше...

Филипп Корбо усмехнулся.

– А это уже вторая часть марлезонского балета... Дело в том, уважаемый Иван Павлович, что моя жена - совладелица крупной голливудской киностудии. "Мунлайт-Пикчерз", слыхали?

– Ну...
– Иван неопределенно мотнул головой.

– Их последний фильм, кстати, про русских моряков, в этом году получил два "Оскара" - за спецэффекты и за...
– Корбо выдержал паузу и медленно, с напором выговорил: - ...лучшую женскую роль.

Его немигающий взгляд уперся Ивану в переносицу. Иван вздрогнул, вновь ловя себя на мысли, что уже где-то видел этого человека, этот взгляд фантастически синих глаз.

– Да я как-то... последнее время... насчет кино не очень... жалко пролепетал он.

– Ну, посмотрите еще... Так вот, на студии приступают к работе над новым фильмом, часть которого будет про Россию семидесятых годов. И супруга моя убеждена, что автором этой части сценария должны быть именно вы...

– Я?! Я? Но почему я?.. Конечно, опыт сценарной работы у меня есть, но... Постойте, что-то меня колотит... я сейчас...

Иван вскочил, заметался по комнате, распахнул барную секцию белоснежной "стенки", но кроме пустой литрухи из-под мартини и его собственного загранпаспорта, неизвестно как оказавшегося здесь - и тем избежавшего аутодафе, что постигло прочие документальные свидетельства минувшей жизни, не обнаружил. Паспорт Иван в сердцах швырнул на пол, а дверцы бара с треском захлопнул.

– Черт! Сразу столько всего... Мне надо выпить...

– Ах да, чуть не забыл!
– Корбо вновь щелкнул замочками кейса и извлек плоскую бутылку янтарно-желтого стекла. Кальвадос из Нормандии. Весьма рекомендую... Надеюсь, стаканы у вас найдутся?

– Стаканы?.. Да, да, стаканы, конечно, стаканы...

Иван устремился на кухню, откуда тут же донесся шум воды из-под крана.

Корбо поднялся, подобрал лежащий на полу паспорт, заглянул, спрятал в карман. Потом вынул из кармана мобильный телефон, набрал номер...

– Вот.

Иван дрожащими руками поставил на стол два непарных стакана со следами поспешного прикосновения сырого полотенца. Корбо откупорил бутылку, разлил густую, сладко пахнущую жидкость. Иван сел, придвинул к себе стакан, наклонился, приклеившись губами к стеклянной кромке, резко выпрямился и на том же движении осушил до дна. Корбо успел свой стакан только приподнять и понюхать.