Знаменитые Козероги

И все же его мечта о море сбылась в 1952 году. Закончив техникум и получив на руки паспорт, Рубцов отправился в Архангельск, где вскоре устроился помощником кочегара на тральщике «Архангельск», «старой калоше», которая уже проплавала 34 года. Вся ее команда состояла из прожженных бичей, призвать к порядку которых было не очень просто. В море они работали как черти, однако на берегу только и делали, что шлялись по бабам да кабакам. Николай проработал на судне почти год, после чего подал заявление об уходе. Он решил продолжить учебу. Приехал в город Киров и поступил в горный техникум. Но и в нем продержался всего лишь год. В 1954 году бросил его и отправился скитаться. Будучи в Ташкенте, впервые вывел невеселую для себя мысль о том, что находится на «Земле, не для всех родной».

В марте 1955 года Рубцов возвращается в родные для него края – в Вологду и впервые пытается найти своего отца. До этого во всех своих анкетах он неизменно писал: «Отец погиб на фронте». Это объяснялось не его неведением относительно судьбы родителя, просто он не мог ему простить его предательства, что не забрал его из детдома. Но на этот раз Николай пересилил себя и первым попытался установить с ним контакт. Что вполне объяснимо, учитывая их гороскопы – оба были рождены в год Свиньи (такие люди тянутся друг к другу, могут стать хорошими друзьями). Однако в нашем случае, судя по всему, вмешались недружественные месяцы рождения отца и сына. В итоге их встреча так и не растопила холода, который возник между родителем и отпрыском. К тому же у Михаила Андриановича была молодая жена и маленькие дети. Он занимал солидный пост в местном ОРСе и жил в отдельной квартире. Появление сына, которого он уже успел забыть (ведь бросил он его в 6-летнем возрасте), его явно не устраивало. Николай это понял сразу, как только они встретились. Поэтому в доме отца он не задержался и принял предложение своего брата Альберта (1932, Обезьяна) устроиться работать к нему на полигон в поселок Приютино под Ленинградом. И вновь все объясняет гороскоп: Свинья и Обезьяна подходят друг другу, они могут стать хорошими друзьями.

К тому времени Альберт был уже женат и жил с женой в отдельной комнате в бывшем господском доме. А Николая он устроил в местное общежитие. Именно в Приютино к Николаю впервые пришла любовь. Девушку звали Таисия. Рубцову она очень нравилась, а вот он ей не очень. Однако его ухаживаний она не отвергала, и вечерами они подолгу гуляли по поселку. Но длилось это недолго: в конце 55-го Рубцова призвали в армию. Таисия его, как положено, проводила, а затем вышла замуж за другого. Обычная, в общем-то, история.

В армии Рубцов служил на Северном флоте: был визирщиком на эскадренном миноносце. Служба давалась ему легко, чему, видимо, немало способствовало прежнее, детдомовское, прошлое. Трудностей он не боялся. Уже через год стал отличником боевой и политической подготовки и даже был удостоен права посещать занятия литературного объединения при газете «На страже Заполярья». Его стихи стали все чаще появляться в этом армейском органе печати. Правда, это были откровенно слабые стихи.

Тем временем наступил «именной» для Рубцова год Свиньи (1959). С него начался очередной и, как оказалось, его последний 12-летний жизненный цикл, который вместил в себя столько важных событий, сколько он не пережил за два предыдущих. К этому времени Рубцов накопил большой жизненный багаж, в котором было всякое – как хорошее, так и плохое. К первому можно отнести его непроходящую любовь к поэзии, которая стала, по сути, смыслом его жизни. Ко второму – неустроенность в личной жизни, любовь к «зеленому змию». Последняя страсть сформировалась в Рубцове в 50-е, когда он один мотался по стране и глушил тоску водкой. Для рожденных в год Свиньи это привычное дело – как говорится, свинья грязь найдет.

Когда писались эти строки, страну потрясла трагедия с популярным актером Владиславом Галкиным, который был «клоном» Николая Рубцова – тоже Козерог-Свинья (25 декабря 1971 года). У него тоже и с алкоголем были серьезные проблемы, и с женщинами не везло, и жизнь в итоге сложилась трагически – он умер в одиночестве на 39-м году жизни.

Но вернемся к Рубцову.

В октябре 1959 года он демобилизовался и приехал в Ленинград, где устроился рабочим на Кировский завод. Там впервые стал получать хорошую зарплату – 700 рублей. Для неженатого человека это были приличные деньги. Как писал сам поэт в одном из писем той поры: «С получки особенно хорошо: хожу в театры и в кино, жру пирожное и мороженое и шляюсь по городу, отнюдь не качаясь от голода».

Однако чуть ниже: «Живется как-то одиноко, без волнения, без особых радостей, без особого горя. Старею понемножку, так и не решив, для чего же живу».

В 1960 году Рубцов решает продолжить учебу без отрыва от производства и поступает в девятый класс школы рабочей молодежи. Одновременно с этим он активно посещает занятия литературного объединения «Нарвская застава» и литературный кружок при многотиражке «Кировец». Там знакомится с будущими поэтами Глебом Горбовским (4 октября 1931 года, Весы-Коза) и Константином Кузьминым (16 апреля 1940 года, Овен-Дракон), которые оба хорошо подходят ему по гороскопу, особенно Коза (Горбовский).

Пишет Рубцов тогда очень много. Причем отмечу парадоксальную вещь: многие его серьезные произведения (которые позднее станут знаменитыми) его коллеги по литобъединению решительно бракуют. Зато те, что написаны с юмором, иронией, получают самую высокую оценку. Вот, например, одно из таких стихотворений под названием «Жалобы алкоголика», датированные 1962 годом. Приведу отрывок из него:

Ах, что я делаю, зачем я мучаюБольной и маленький свой организм?Ах, по какому же такому случаю?Ведь люди борются за коммунизм…Скот размножается, пшеница мелется,И все на правильном таком пути…Так замети меня, метель-метелица,Ох, замети меня, ох, замети!..

Стоит отметить, что тот год (Тигр) был отмечен в судьбе Николая сразу несколькими значительными событиями. Во-первых, тогда вышла его первая машинописная книжка под названием «Волны и скалы» (5 тысяч экземпляров). Помог ему в этом издании поэт Борис Тайгин (Павлинов) – еще один Дракон (10 февраля 1928 года, Водолей-Дракон) в судьбе Рубцова (читаем в гороскопе: «Успех для них возможен при скромности Свиньи и реалистичных планах Дракона). Все это имело место быть, особенно скромность Рубцова. Впрочем, под ней мог скрываться холодный расчет, который присущ людям с именем Николай. Вспомним их характеристику:

«Всю жизнь Николай будет скрываться за маской искренности, дружелюбия и благожелательности. Но он вовсе не прост, не открыт и тем более не наивен. За этой маской скрываются холодный рассудок, наблюдательность, эгоизм. Николай выжидает удобный момент, чтобы обратить события в свою пользу. Он крайне сдержан, никогда не говорит то, что на самом деле думает. Его мало заботит, как к нему относятся окружающие, друзей он не ценит по-настоящему, но сам на предательство не способен».

В тот год произошли изменения и в личной жизни Рубцова. На одной из вечеринок он познакомился с Генриеттой Меньшиковой, которая в апреле 1963 года родит ему дочь Лену (Овен-Кот). И, наконец, в-третьих, он успешно сдал экзамены в Литературный институт в Москве.

Но не только радости случались в тот «тигриный» год. 29 сентября от рака желудка умер отец Рубцова Михаил Андрианович. Несмотря на то что отношения между родителем и сыном так и не наладились, однако на похороны отца Рубцов все-таки поехал.

В Москве Рубцов жил в общежитии Литинститута и довольно скоро стал известен в среде молодых столичных поэтов. Написанные им стихи – «Осенняя песня», «Видения на холме», «Добрый Филя» – вскоре были опубликованы в журнале «Октябрь» и стали очень популярны у читателей. Хотя в стенах самого института отношение к молодому поэту было далеко не однозначным. Половина его коллег считала его бездарностью, часть говорила, что он «поэт средних возможностей», и только малая толика остальных видела в нем будущую надежду русской поэзии. Вот что вспоминает о нем его сокурсник Б. Шишаев:

«Когда на душе у него было смутно, он молчал. Иногда ложился на кровать и долго смотрел в потолок… Я не спрашивал его ни о чем. Можно было и без расспросов понять, что жизнь складывается у него нелегко. Меня всегда преследовало впечатление, что приехал Рубцов откуда-то из неуютных мест своего одиночества. И в общежитии Литинститута, где его неотступно окружала толпа, он все равно казался одиноким и бесконечно далеким от стремлений людей, находящихся рядом. Даже его скромная одежда, шарф, перекинутый через плечо, как бы подчеркивали это.