Знаменитые Скорпионы
Шрифт:
Однако на родине Райкина отношение к нему у публики было не столь однозначное. Впрочем, оно и раньше не было единым, хотя большинство людей, конечно же, его любили за талант, обаяние и творческую смелость — ведь только Райкин не боялся показывать со сцены многочисленные недостатки и даже пороки советской системы. Однако критики артиста видели в этой смелости некую однобокость, а то и вовсе скрытую… русофобию. Что имеется в виду?
В советской юмористике (впрочем, как и в постсоветской) существовала такая проблема, как однобокая ориентация юмористов, львиная доля которых были евреями, на высмеивание кого угодно, но только не своих соплеменников. То есть героями интермедий становились люди разных национальностей —
В своем послании автор недоумевал по поводу нескольких юморесок, которые транслировало советское телевидение, и просил «разъяснить, правильно ли я понял выступление по телевизору Аркадия Райкина и какую он приносит пользу народу». Далее житель Донецка описывал содержание интермедий. В первой речь шла о молодом инженере, присланном на производство. Он оказывался круглым дураком, и поэтому, желая избавиться от бесполезного работника, его отправляли учиться в аспирантуру. Из юморески следовало, что нерадивый инженер — русский (судя по его фамилии).
Во второй юмореске опять речь шла о русском — теперь уже о доценте, которого Райкин (и автор интермедии Михаил Жванецкий) называет «ну очень тупой доцент Иван Степанович Питяев». Этот ученый муж настолько туп, что никак не может врубиться, что его студента зовут Авас (фамилия у него Горидзе — то есть вторым человеком, который попадает в эту нелепую ситуацию, становится грузин).
В третьей интермедии речь идет о женщине с русской фамилией, которая по своим умственным способностям тоже недалеко ушла от своих соплеменников из двух предыдущих юморесок. В итоге автор письма делает следующее резюме:
«Я пришел к такому выводу, почему Аркадий Райкин в своем выступлении взял не просто молодого инженера, а молодого инженера, присланного на производство, а потому что непосредственно на производстве райкиных почти нет, так как в своем большинстве они по окончании вуза идут прямо в аспирантуру или в научно-исследовательские институты, а русские идут на производство. И вдруг Райкин видит, что на пути в аспирантуру молодого инженера-выпускника «Райкина» стал молодой русский инженер-выпускник, но который уже поработал некоторое время на производстве и зачислен в аспирантуру. Такая постановка вопроса страшно не нравится А. Райкину. Он протестует в завуалированном виде и для этого делает молодого русского выпускника ДУРАКОМ…».
Самое интересное, но никаких подвижек в том, чтобы изменить описанную автором письма ситуацию, не произошло. Как выставляли юмористы-евреи чудаками и дураками русских, грузин, украинцев и т. д., но никогда не трогали своих соплеменников-евреев, так оно и осталось. Другое дело, что некие люди во власти, принадлежащие к державному движению, все-таки отыгрались потом на Райкине — распустили в народе слухи о том, что он… контрабандист. Впрочем, об этом речь пойдет чуть позже.
Вторая половина 60-х поначалу сложилась для Райкина весьма противоречиво из-за интриг, связанных с идеологической борьбой между либералами и державниками. В 1966 году первые выдвинули Райкина на Ленинскую премию, однако вторые этот вопрос заблокировали. Тогда либералы «пробили» постановку полнометражного фильма «Аркадий Райкин». Кстати, сам актер поначалу колебался в своем желании участвовать в этом проекте, но не из-за опасения вызвать новые интриги вокруг своего имени, а совсем по иному поводу. Вот как описывал перипетии создания этого фильма в своих дневниках один из его режиссеров — Василий Катанян:
«Март 1966. Начал делать картину о Райкине. Организуется со скрипом. Что-то мнется, колеблется, мямлит. То ли боится, что спектакль, перенесенный
на экран, примет масштабы атомной бомбы, то ли не хочет возиться, не пойму. Договорились с Ромой, что она примет участие в работе. Видел их спектакль «Волшебники живут рядом». Мне очень понравилось: смело, остроумно, талантливо.13 мая. Вчера вернулся из Баку, где снимали Райкина. С Ленинской премией его — увы — прокатили. Ужасно несправедливо.
В Баку Райкин играл «Избранные страницы». Актер он изумительный. Играет каждый день с такой отдачей, как будто это премьера или гала-спектакль. Вдохновение, не считаясь с усталостью. Видно, что играть любит. Я не видел ни одного актера, столь популярного и так любимого народом. Именно народом, а не публикой!
Как только он появляется, еще не говорит ни слова — просто стоит — и весь зал уже любовно улыбается.
Он в жизни довольно вял, бестемпераментен, но на шутку реагирует безошибочно. Любезен, хорошо воспитан. Замечательно элегантен. Франт.
Рома умна, несобранна, очень радушна. Таково первое впечатление.
Насчет «сниматься» в нашей картине — Райкин то хочет, то финтит. Но потом выяснилось, что хочет за свой труд и талант не тысячу, которую мы можем дать, а четыре-пять тысяч. Я считаю, что он прав. Интересно, как посмотрит на это руководство? Если не согласится, то картина лопнет. Завтра начну хлопоты…
12 июня. С Райкиным подписали договор на съемки за четыре с половиной. Со мной и Ромой подписан договор на сценарий за тысячу двести на двоих. Работаю я один…
19—22 февраля 1967 года. Снимал в Ленинграде Райкина. Снимали всякие игровые вещи — специально. Днем или ночью после спектакля. Работоспособность у него поразительная. Память тоже — все свои монологи, даже игранные давно, он помнит наизусть — только пхни его. Артист он удивительный…
4 августа. На банкете в честь Райкина в Германии какой-то военный, подняв бокал, сказал: «Дорогие немецко-фашистские друзья!..» Поднялся хохот, и он, смутившись, предложил выпить «За дорогого Исаака Андреевича Райкина!»…
4 декабря. 11 ноября прошла пышная премьера «Райкина» в Доме кино. Мы все были нарядные. Успех был большой, зал битком набит. После просмотра фильма мы пировали в ресторане — Райкин с Ромой, Оття (кинооператор Оттилия Болеславовна Рейзман), Лена, Шергова с мужем, Кассиль и Собинова, Инна и я. Угощали я и Шергова.
Картину — еще до выхода — смотрят всякие клубы. Я несколько раз выступал на устных журналах. Появились рецензии, и вдруг…
Главк говорит, что надо сократить интермедию «Юбилей». Кто сказал? Намекают, что кто-то приказал А. Романову (министр кинематографии. — Ф. Р. ). Начинается обычная история — не дают справку для выплаты денег. Сокращаю номер на 70 метров. Райкин как-то вяло реагирует на это. Ждут Романова. Был безобразный разговор с Романовым и еще один, в присутствии Райкина… В конечном счете обещали кое-что сократить. В конце разговора Романов благодарит Райкина и меня за картину, говорит, что выпустят ее как художественную. Собираемся расходиться. И вдруг Головня:
— Не сочтите меня перестраховщиком, но вот эту фразу о слабом звене в цепи империализма я бы посоветовал убрать. Вы поймите меня правильно — вашу картину увидят миллионы, будут над этой репликой хохотать. А потом они придут в Университет марксизма, в школы, услышат эту ленинскую фразу и снова будут смеяться. Нехорошо.
Романов, конечно, поддержал это предложение, я начал было спорить, но Райкин тоже стал на их сторону: «Конечно, ее можно вырезать. Даже будет лучше…»
А когда мы одевались внизу, он говорит: «Очень прошу, Васенька, вставьте обратно фразу, которую вы раньше вырезали: «В искусстве я продержался долго — с той поры, когда сатиру ругали, и до той поры, когда ее вновь стали ругать». Умоляю. Они же никогда больше не увидят картину…».