Знание-сила, 1997 № 05 (839)

Вот он — кризис, дикое противоречие между незыблемой уверенностью в вечности Рима и в том, что происходит в жизни! Кризис в умах, трагическое ощущение рушащегося вечного мира — это всегда вызывает нравственный упадок, нам ли сегодня в этом сомневаться? И это, безусловно, способствует варваризации.

И вот гордые римляне принимают на службу варваров и доверяют им очень важные посты.

С горя это, только с горя. Никогда бы они не приняли их к себе на службу добровольно! А вот с III века — массовое поступление варваров на службу к римлянам. Дальше — больше. Вытолкнутые жестокими и очень мощными завоевателями — гуннами из Северного Причерноморья, — готы были прямо-таки притиснуты к римской границе, и в 376 году... они получают разрешение римского императора Валента переселиться на территорию Рима.

Зачем он это сделал? Его современник, римский историк Аммиан Марцеллин, писал; «Это начало конца. Разрешение императора есть трагическая ошибка. Но он не в силах был поступить иначе». Прошел всего год после их мирного переселения. Не завоеватели, а беженцы вперед, так говорит об этом сегодня блестящий французский историк Ж. Ле Гофф. Они мирно расселились. Римской властью были выделены средства на их содержание. Казалось, все обошлось. Но... римские чиновники уже не те, что раньше, теперь они думают прежде всего о своем благе. Они разворовали средства, выданные на переселение беженцев — готов, а в результате — мощное восстание, и в 378 году восставшие из-за грабежей и бесчеловечия римлян бывшие мирные переселенцы разбили римлян в знаменитой битве под Адрианополем! Император Валент пал в этом сражении, и варварское бегство вперед приняло обвальный характер.

Восточные тюркоязычные племена давили с востока, германцы — с севера, и если в прежние времена железный Рим, может быть, и приостановил бы это наступление, Рим IV века сделать это уже не мог.

Должна напомнить, что к этому времени единое государство было разделено на Восточную и Западную Римскую империю. К концу IV века уже никакого единого государства не было: у Востока — своя судьба, у Запада — своя. Те явления, о которых мы сейчас говорим, касались Западной Римской империи. На Востоке, в будущей Византии с центром в Константинополе, в силу иных исторических условий события складывались иначе: там не было столь мощного удара варварских переселений. В основном туда шли славянские племена из придунайских областей, но они не были так многочисленны, не обрушивались таким мощным валом и в основном расселялись по границам. И кроме этого — там не было такого глубочайшего экономического кризиса. Аграрная структура экономики Восточной Римской империи была более подготовлена к средневековью, и переход к нему там произошел естественнее.

Здесь же... В 451 году на Каталаунских полях варвары, те самые, которые накатывали на границы Римской империи, нередко вторгались и подвергали разорению страну, встали... на ее защиту. Дело в том, что с востока, из Приуралья, двигались гунны. Они вошли в историю как символ воинственного варварства, жестокости и непобедимости. Они были страшны для Западной Европы чрезвычайно. Когда приблизились они к границам Римской империи, стало ясно, что это угроза отнюдь не только Риму.

Каталаунские поля — это обширная равнина в северо-восточной Франции, западнее современного Труа. И вот во главе с римским полководцем Аэцием германцы и какая-то часть сарматских племен, кстати, тоже тюркоязычных, встали в единый строй против этой страшной силы. Им удалось выстоять и победить именно потому, что они объединились. Что их соединило? Гунны были страшнее.

Я уже упоминала, что германцам не нужно было рукописей и дворцов, но им нужна была земля и оседлость, а со временем многое из того, что когда-то они крушили, они восприняли. Это оседлая земледельческая цивилизация. Им стало тесно, это и толкнуло их на завоевание — им не хватало земель. Но кочевая цивилизация — совсем другое дело. Она прокатится по этой области и может откатиться куда-то дальше и вернуться опять, она в движении. Приход гуннов для римской цивилизации означал бы подлинное уничтожение, а тот тигель, в котором плавилась античная культура вместе с культурой варварской, уничтожением не был. В нем родилось средневековье.

Объединяющим столь разные культуры и столь разных людей было несколько вещей очень важных, и среди них прежде всего новая религия — христианство. Христианская церковь, сделавшаяся в конце жизни Западной Римской империи официальной, предлагала римлянам некий выход из глубокого морального кризиса. Шанс и надежда, что, может быть, таким образом будет спасена великая Римская империя, — вот чем было христианство для римлян, для того же Константина. И вот христианская церковь, ставшая за последние десятилетия Римской империи очень сильной, уцелела. Разрушена была римская государственность и право (хотя обломки его остались и были потом восприняты германцами. Разрушена была духовная культура почти до основания и возрождалась потом в новой форме с огромным трудом. А церковь осталась. И она за крепкими стенами монастырей сохранила значительные остатки античной образованности. Первые школы были церковные и, самое главное, повлияли на варваров настолько, что они тоже приняли христианство. Христианство воспротивилось внутреннему варварству, которое уже коснулось римлян, и варварству, остаткам дикости, которые были у пришельцев-германцев. Церковь смягчала нравы, объединяла, несла идею единства этого мира. Вот первый важнейший исток средневековой цивилизации.

Страница из Евангелия Диндисфарне. 700 год.

Этой новой цивилизации Рим был совершенно более не нужен. И христианской церкви, между прочим, тоже. Не нужна была христианской церкви сильная императорская власть на Западе.

Церковь — это организация, не будем путать это с верой и с религией. И как организация она стремилась к укреплению своих позиций. И никакой соперник в виде сильного императора ей был не нужен. В период раннего средневековья христианская церковь на Западе, будушая католическая (с 1054 года церковь разделится на западную католическую и восточную православную), усилила свое влияние на души и умы людей, а затем и политическое влияние. Потом будет отчаянная борьба двух сил — светской и церковной власти в Западной Европе, но это в будущем.

Что еще дали эти миры друг другу и что их сближало? В конце концов припомним, что аграрная структура германцев была к концу Римской империи очень сходна с римской, и они соединились именно поэтому плавно, а в результате основу жизни составили крупная земельная собственность и мелкое владение маленьких людей —- крестьян.

Деревянный портал костела в Урне, выполненный в традиции скандинавского стиля. XI век.

Новая цивилизация шаг за шагом находила выход и еще из одного римского тупика — из рабовладения. Оно делало производительный труд неинтересным для свободного человека, даже ненужным, и технический прогресс в этом мире был практически невозможен. Что можно представить себе смешнее, чем «раб-рационализатор», который с восторгом придумывает для рабовладельца этакую штуковину, которая сильно повысит производительность труда! А крестьянин, родившийся среди этих самых германцев или былых римских рабов и колонов, конечно, имеет свой интерес в труде, и даже очень большой. Он работает на себя и на барина, но все-такн и на себя. А это уже возможность движения вперед.

Среди пришедших на территорию Западной Римской империи было много племен, родственных германским, но разных: алеманны, бургунды, лангобарды, вестготы, остготы и франки.

Автор прекрасной книжки о франках Стефан Лебек (вышла недавно его книга «Происхождение франков») приводит свидетельства римских авторов о варварах в целом. В данном случае он называет бургундов, но они все виделись римлянам одинаково вот так: «Эти волосатые орды поющих песни, обожравшихся бургундов, мажущих шевелюру прогорклым маслом и источающих противные запахи чеснока и лука». И было очень страшно, когда на смену изысканной античной культуре, термам, виллам, благовониям, явилось такое варварство.

Как правило, больше всего знают о франках. И это справедливо: именно из их корня родилась новая Европа. Франки расселились на территории бывшей Римской Галлии, покорили многих соседей, создали свое королевство, которое при Карле Великом стало империей, а затем основой будущей Франции. А Франция рассматривается как страна классического средневековья и даже классического феодализма.

Почему именно франки? Может, они были цивилизованнее других? Нет. Скорее наоборот. При дворах первых ранних правителей лангобардов, остготов, вестготов (это в Испании и в Италии) было больше изысканности и больше внешних признаков воспринятой ими римской культуры. Франки же, в основном сельские жители, наоборот, были более дикими. Даже резиденции их королей находились в сельских поместьях, а не в городах, как, например, у короля вестготов Теодориха в Равенне. Известны их нравы, долго хранящие жестокость, а христианство у них было условным: например, ранние франкские короли были многоженцами, совершенно игнорировали осуждение епископов. Они брали в жены своих наложниц, предыдущую отправляли в монастырь, потом могли вновь вернуть ее, снова вступали в браки очень разнузданно, как пишут христианские писатели.

Именно франки, как известно, подозревали в трусости всякого, кто умел читать. Для варвара это качество явно подозрительное и ненужное. Умеет читать — значит, вряд ли хороший воин. И тем не менее франки выделяются среди прочих народов Европы и создают Римскую Галлию. Именно их судьба в эту эпоху — судьба счастливая и восходящая. Может быть, говоря о ней, мы что-то и высветим в целом в картине эпохи.

Все варварские королевства находились во вражде друг с другом, но все они испытывали опасность извне. Жизнь не была мирной и спокойной. Думаю, главная причина их временных союзов — это окружающая враждебная среда, арабы на Пиренейском полуострове, остатки осевших гуннских племен, по- прежнему очень воинственных. Вот тут-то и начинается восхождение франков. А точка отсчета — Хлодвиг, племенной вождь. Ему было девятнадцать лет, когда франки в 486 году пришли на территорию бывшей Римской Галлии, победив последнего римского полководца Сиагрия. Юноша Хлодвиг — почти мальчишка. Его подняли на щитах воины, тем самым признав королем. И он совершает несколько точных безошибочных поступков, которые выдают в нем государственного мужа. Государства нет, а черты государственного человека у данной личности есть! Первое — истребление всех своих родственников, которые могут претендовать на престол. Да, это поступок вождя, варварского, жестокого, но готового властвовать, управлять.