Знание-сила, 1998 № 03 (849)

Колоннада Аполлона в Павловске. Архитектор Д. Кваренги

На роскошной паперти храма Иоанна Предтечи в Толчкове (строительство началось за год до рождения Петра I) изображены Адам и Ева вместе с Всемогущим Богом, их Отцом и Создателем. Вот Бог как Отец наказывает ослушавшихся, согрешивших людей изгнанием из рая. Отныне человек будет жить не в раю, а на грешной земле... А затем на сводах церкви разворачиваются картины апокалипсиса. Они напоминают зрителю, в чьих руках его судьба, судьбы мира и человечества. И при каких обстоятельствах человечество вновь обретет утерянный рай — Новый Иерусалим. Об этом говорится не потому, что об этом забыли. Об этом помнят и знают, но верить начинают по-иному.

Именно люди новой веры и новой культуры будут строить на берегах Невы новую счастливую жизнь, новую столицу государства Петербург. И сам Петр будет называть его парадизом, раем. Однако почти за десять лет до начала строительства рая «на берегу пустынных волн» сама идея рукотворного парадиза разоблачалась в другой фреске ярославского храма — композиции «Поклонение золотому истукану». Это блестящее художественное произведение можно назвать самым резким публицистическим памфлетом петровского времени.

Разумеется, как того требует традиция. фреска исполнена на библейский сюжет. Причем к данному сюжету, взятому из книги пророка Даниила, древнерусские мастера обращались издавна; еще на стенах Древнего Успенского собора во Владимире (XII век!) можно видеть композицию на эту тему. Но древних мастеров интересовала совершенно иная сцена — чудесное спасение трех отроков, нс поклонившихся идолу и по приказу вавилонского царя Навуходоносора брошенных в раскаленную печь. Древние мастера изображали героев-исповеднихов — «Трех отроков в пещи огненной». Для ярославских же художников актуален не подвиг, а падение: поклонение народов золотому истукану. Сцену поклонения они трактуют как праздник — веселый, с музыкой, танцами. Замечательно показана толпа ищущих наслаждения людей; очень верно подмечено, какая важная роль отводится при этом искусству — скульптуре, архитектуре, музыке... Отметим лишь две детали — изображение золотого истукана в виде западноевропейской городской скульптуры и изображение круглого храма-ротонды (в искусстве Европы, начиная с эпохи Возрождения, ротонда является символом человеческого счастья).

Ярославские художники были в высшей степени прозорливы. Их историческая сцена поклонения-праздника уж очень близка и по духу, и даже в деталях и всешутейшему собору, и вообще тем светским зрелищам и праздникам, которые будет устраивать и всемерно поощрять Петр. Атмосфера Петербурга как парадиза — это праздничная, эмоционально приподнятая атмосфера, усиленная барабанным боем, треском салютов и залпами артиллерийских орудий.

Русская Аркадия

На шоссе Москва—Петербург, перед Торжком, стоит указатель: «Раек». Если свернуть с трассы, можно попасть в прекрасную заброшенную усадьбу Знаменское-Раек. Принадлежала она екатерининскому вельможе, сенатору и генерал-аншефу Ф. И. Глебову-Стрешневу. Усадьба строилась в последней четверти XVIII столетия, и название «Раек» дано ей отнюдь не случайно. Эго название очень точно соответствует смыслу и назначению как этой, так и любой другой дворянской усадьбы эпохи Просвещения: быть раем, оазисом счастья для ее обитателей.

В «век Екатерины» в России было построено так много усадеб высочайшего художественного уровня, усадьба так изменила жизнь русского дворянства, что есть все основания говорить об особой усадебной культуре как одной из самых значительных страниц русской истории. И одновременно одной из самых своеобразных попыток установления в мире абсолютного совершенства, рая в отдельно взятой усадьбе.

Каждый дворянин получил возможность устроить такой рай в своей «наследственной берлоге» после знаменитого указа Петра III «О даровании вольности дворянству». Дворянин, избавленный от обязательной государственной службы, мог свободно выйти в отставку, покинуть столичный Петербург и переселиться в усадьбу. Чем многие дворяне тут же воспользовались. Они более чем через полвека после создания Петром новой столицы-парадиза без сожаления покинули ее. Значит, рай у Петра не получился. Кто же из рая побежит по собственной воле? Впрочем, очень хорошо известно, что вместо рая получилось полицейское государство — с армией, лыжным двором, обнищавшим населением, измученным лихорадочным строительством и колоссальными налогами.

...Размах и масштабы усадебного строительства действительно потрясают. Все это не имело ничего общего с практическими нуждами людей. Только на Тверской земле, по соседству с Знаменским- Райком, были созданы десятки усадебных ансамблей. Дворянство занималось их созданием в каком-то счастливом упоении. Исчезали бесследно целые состояния, делались огромные долги, и все это было, как видно, ничто в сравнении с красотой идеально прекрасных образов русской усадьбы.

Искусство и природа получили тогда какую-то странную, почти мистическую власть над людьми. Потому что искусство усадебных затей, строении и природа усадебного парка утверждали и проповедовали новую религию. Религию, созданную в России из идей европейского Просвещения. В основе этой религии — миф о «золотом веке», «веке поэтов», «царстве разума». И конечно же, миф о счастливой стране пастухов и пастушек, знаменитый миф об «Аркадии», который сделал блистательную карьеру в европейской литературе. Усадебный парк и окружающие усадьбу сельские пейзажи — все это в глазах дворянства и есть счастливая «Аркадия», абсолютно совершенное царство бытия. Оно-то всегда волновало и всегда будет волновать русское сердце.

Обитатели усадеб, жившие во власти просветительского мифа, искренне верили, что право на счастье — в природе человека и что все необходимое человек получает от природы. Недаром парк, созерцание природы стало в ту пору необходимым условием достойного человеческого существования.

И поразительно, с какой легкостью русский пейзаж принял в свое лоно усадебное искусство! И как органично подошли историческому ландшафту России усадебные постройки в стиле русского классицизма с их благородными формами, рожденными искусством далекого греко-римского мира.

Впрочем, жившие во власти просветительского мифа потеряли верную ориентацию во времени и самое чувство истории. Въехав в какую-то золотую бессрочность, они ощущали себя не свидетелями, а героями событии. Воплощаемый античной системой архитектурных ордеров «древний изящный вкус» потому-то и почитался главным художественным «достоинством», что античная культура и искусство воспринимались как универсальные, всечеловеческие и классические. Идеальная культура и идеальное искусство не связаны с полноценно историческим временем. Это именно вечная культура и вечное искусство. Иначе говоря, античное наследие воспринималось тогда в России особенным образом: не как история, а как настоящее. Ибо пафос отвлеченно аллегорического рационального искусства классицизма — в притязании искоренить несовершенство жизни, в создании в ней абсолютного порядка и окончательной завершенности форм. Словом, для усадьбы как подобия земного рая классицизм был бесценной находкой. Несколько прославленных мастеров русского классицизма почувствовали это глубже и тоньше других. Среди них в числе первых — автор ансамбля в Знаменском-Райке Николай Львов.

Храм счастья

У каждой эпохи есть свои герои, а точнее, вожатые, которые в поисках утраченного рая идут гораздо дальше и последовательнее всех остальных, увлекая их за собой. Таков Николай Александрович Львов. Он оставил немалый след в самых разнообразных видах искусства — в поэзии, в музыке, но прежде всего — в архитектуре. Тем не менее едва ли не самым значительным его «произведением» была... его жизнь. Львов необыкновенно полно воплотил идеальный облик обитателя русской Аркадии. Случай уникальный, ведь на то он и идеал, чтобы существовать лишь в искусстве и воображении современников!

Собственная усадьба Николая Львова Никольское-Черенчицы была расположена по соседству с Райком. Здесь и до сих пор сохранилась построенная Львовым монументальная церковь-усыпальница. Завершенная куполом, окруженная колоннадой, она имеет идеально круглую форму, следовательно, принадлежит к семейству ротонд. И мало чем отличается от той, которую на сто лет раньше изобразили ярославские художники. Иными словами, перед нами и на этот раз прекраснейший храм счастья. Сооружение строилось Львовым как православная церковь, но в сущности, по своей художественной идее, оно оказалось храмом тому божеству, которому в эпоху Просвещения поклонялись все обитатели русской Аркадии. Этому божеству друг Николая Львова и непременный участник знаменитого Львовского кружка, поэт Гавриил Державин посвятил прекрасную оду.