Знание-сила, 2002 №04 (898)
Шрифт:
Британские ученые провели исследования в центре и на окраинах нескольких крупных городов. У детей из семей примерно равного достатка, живущих в центре города и на окраине, где воздух чище, наблюдается разный уровень содержания витамина D в организме. Естественно, в более выгодном положении находятся дети, которые живут в местности с более чистым воздухом.
Что делать, если на работе неприятности, с домашними – бесконечные проблемы, погода не радует и вообще- один сплошной стресс? Социологические исследования позволили немецким ученым проанализировать, как с этим справляются их соотечественники. В ходе опроса 60 тысяч человек две трети сообщили, что снимают
Ключевая фигура – завлаб!
Алексей Кондрашов
Лукоморья больше нет,
От дубов простыл и след…
В конце марта на совместном закрытом заседании президиума Госсовета, Совета безопасности РФ и президентского совета по науке и высоким технологиям под председательством президента Путина были приняты важные документы,г которым предстоит определить политику государства в области науки на ближайшие десять лет. Действительно ли эти документы сыграют надлежащую роль? Будущее покажет. Но по крайней мере еще с конца семидесятых годов в научном сообществе возникло мнение, что центр внимания и финансирования в фундаментальной науке должен быть перенесен на тех, кто эту науку непосредственно делает: на завлабов и ведущих научных сотрудников. С тех пор это мнение существует параллельно официальному или даже – в оппозиции к нему.
В момент, когда высшие власти страны задумались над судьбами науки, кажется важным, чтобы и это мнение было услышано.
Редакция будет рада познакомиться с откликами на статью А. Кондрашова.
Новейшая история естествознания на нашей родине полна горькой иронии. Партия и правительство неустанно заботились о советской науке и при Брежневе даже зачем-то объявили ее «производительной силой». Перестройка началась с того, что науку решили развивать – весной 1985 года в ЦК КПСС состоялось совещание по «ускорению научно-технического прогресса». Затем ее поддерживали и, наконец, после распада СССР спасали.
Полагаю, что настала пора спуститься на следующую ступень и призывать к возрождению науки. По крайней мере, естествознания, которое будет основным объектом моего рассмотрения.
Далекому от науки читателю мой тезис может показаться неоправданно мрачным. В самом деле – многочисленные НИИ стоят, где и стояли. Российская академия наук регулярно пополняется новыми членами и исправно выпускает отчеты о проделанной работе. Более того – потрясения последних лет почти не затронули валовой научный продукт: в 80-е годы советские ученые публиковали около 40 тысяч статей в год, а сейчас российские публикуют чуть меньше 30 тысяч (у немцев или японцев – лишь в 2-3 раза больше). Уж не является ли автор (российский гражданин, с 90-го года работающий в США) банальным эмигрантом-злопыхателем?
К сожалению, этот пристойный фасад скрываетлишь картину запустения. Жанр и объем журнальной статьи не позволяют мне привести подробный анализ ситуации (многие важные сведения можно найти на сайте www.scientific.ru ), так что я ограничусь лишь ключевыми фактами.
Более половины публикуемых российскими учеными статей никем не цитируются (за исключением, может быть, самих авторов). Формально говоря, примерно 3000 (10%) из ежегодно публикуемых россиянами статей можно отнести к хорошим – на каждую из них по прошествии пяти лет набирается не менее 20 ссылок. Но большая часть таких статей делается за рубежом выехавшими (постоянно или временно) из России учеными, которые указывают и свой бывший адрес. Кроме того, в значительной части их участвуют иностранные соавторы (это означает, что работа частично сделана на Запале и – обычно полностью – на западные деньги). Это – показатель страны 3-й лиги. Вклад российских ученых в статьи, вышедшие в Nature и Science (эти журналы публикуют существенную часть важнейших достижений во всех областях естествознания), не выше, чем ученых из Бразилии. Индии или Южной Кореи.
Для ученых, оставшихся в стране, индексы цитирования (общее число ссылок на все опубликованные работы) выше 1000 – это некий минимум
для вхождения в клуб тяжеловесов – имеют, видимо, не более 500 человек. Поражает низкий уровень широких масс научного начальства. К примеру, средний индекс цитирования действительных членов РАН по отделению обшей биологии лишь немногим выше 100, а среднее число ссылок на статью этих академиков меньше 3 (их рекорд – 67). Для сравнения. у членов Национальной академии наук США по примерно аналогичному отделению популяционной биологии и эволюции средний индекс цитирования превышает 5 тысяч, а число ссылок на важнейшие статьи по «обшей биологии» измеряется тысячами.Хорошо известное мне положение в российской биологии (автор этих строк – биолог) особенно грустно. В стране осталось примерно 10 биологов первой величины (то есть ученых, достойных быть профессорами Гарварда) – коллеги, на мнениях которых основана эта оценка, словно сговорившись, называли цифры от 5 до 15. Крепких профессионалов, способных возглавлять современные лаборатории, – около 100 (и большинству из них – за 50).
Ясно, что даже нынешнее плачевное положение дел неустойчиво. Передовая наука в огромной стране не может долго существовать, в основном за счет поддержки из-за рубежа. Эта поддержка (часто вовсе небескорыстная – выгоднее отдать часть работы российским ученым, которые рады получать по $300 в месяц, чем нанимать у себя сотрудников за $3000) предотвратит полное прекращение исследований высокого уровня в ближайшие годы, но не обеспечит воспроизведения ученых Сильнейшие выпускники вузов по- прежнему будут уезжать, и через 10- 15 лет не останется и того, что еще есть. Поэтому сейчас надо стремиться именно к возрождению российского естествознания.
Подробное рассмотрение этого извечного вопроса завело бы нас слишком далеко. Можно вспомнить и разгром Московского университета правительством Столыпина в 1911 году, и сессию ВАСХНИЛ 1948 года, и сравнительно недавние издевательства над Сахаровым. О последнем же десятилетии и говорить нечего – наивно было ждать лучшего от эпохи распада сверхдержавы. Хочу лишь подчеркнуть, что повинен в нынешней ситуации вовсе не только постсоветский развал, и мы наблюдаем сейчас синергический эффект целого ряда событий XX века. Удивляться следует лишь тому, что на родине Менделеева, Павлова и Фридмана еще осталось небольшое число работающих ученых.
К 1991 году наука, как и многое другое в СССР, пришла прогнившей. Не было никакого нижнего предела компетентности. Бездельники составляли большинство даже в центральных академических НИИ, не говоря уже об отраслевых и провинциальных заведениях. Из миллиона советских ученых по-настоящему работали тысяч 30. Но денег хватало (по минимуму, конечно) и на них. К тому же ученые обычно не могли эмигрировать, а внутри СССР альтернативных достойных занятий было немного.
Исчезновение советской власти отразилось на науке двояко: 1) денег стало в несколько раз меньше и 2) появилась возможность уйти или уехать. При этом не произошло никаких реформ, хоть как-нибудь поощряющих хорошую работу ( гранты РФФИ трудно назвать серьезной поддержкой). В результате произошел отрицательный естественный отбор: ушли прежде всего сильнейшие, оставив после себя скорлупу зданий и административных структур.
Разумеется, оставшиеся в России действующие (или старающиеся действовать) ученые виноваты в своей участи не больше, чем жертвы сталинизма. Ученый – это нежное растение, которое надо выращивать, поливать и защищать от паразитов. Только после этого общество может ждать от него урожая.
По-моему, приведенные выше данные позволяют ответить на этот вопрос с большой долей определенности. До некоторой степени мои предложения повторяют сказанное ранее многими людьми (в том числе и президентом Путиным). Однако я оцениваю ситуацию более пессимистично и поэтому считаю необходимыми более радикальные шаги* Единственной их целью должно быть создание благоприятных условий для тех, кто способен двигать науку, – ничего другого непосредственно для нее общество сделать просто не может. Итак, что же мешает оставшимся в России ученым работать и как эти помехи устранить?
Разумеется, первой из помех является отсутствие денег. Зарплата завлаба в развитых странах составляет обычно от 3 до 10 тысяч долларов в месяц, а в России – в 100 раз меньше. Примерно та же пропорция в аспирантских стипендиях и в деньгах на оборудование. Поскольку стоимость жизни в России ниже только в 2-3 раза, ученые обычно существуют на зарплаты супругов (если те заняты «настоящим делом»), доходы от сдачи квартир, переводы, репетиторство или, если повезет, на западные деньги – фанты или заработки от отхожих промыслов. Ожидать от них высокой отдачи было бы попросту глупо.