Знание-сила, 2004 № 07 (925)
Шрифт:
"Я не строила журнал.
Он сам строился"
— С какой программой вы пришли в "Знание — сила" тридцать лет назад?
— Не было у меня никакой программы, даже отчетливого замысла не было. Мне кажется, такой предварительной программы чаще всего и не бывает, ее обычно приписывают задним числом.
Я шла в очень неплохой, во всяком случае, нестандартный журнал с весьма нестандартным оформлением. Оно, бесспорно, привлекало внимание к журналу, но и было потом причиной многих наших неприятностей,
Случилось так, что по разным причинам старый коллектив распался. Осталось несколько человек, у которых, к счастью, было общее представление о том, что нам нужно. Они и стали костяком журнала: Григорий Зеленко — ответственным секретарем, Роман Полольный — журналистом "на все руки", от истории, в которой он был профессионалом, до физики и космических исследований.
Необходимо было искать людей.
Это трудно — найти журналиста, который бы стал заниматься наукой, или ученого, который стал бы заниматься журналистикой. В научной журналистике все наперечет, все друг друга знают — это особая квалификация, особые люди. Редактор одного научно-популярного журнала в другом мог оказаться "гвоздем от другой стенки". Разные требования. Я убедилась, что журнал исты, как ни странно, народ непластичный. Адаптация нового человека занимала у нас один- два года. Но это мы поняли не сразу. Нам хотелось многого: и чтоб науку знал, и чтоб писать умел, и чтоб человек был интересный, и еще чтоб был свой.
— Как же вы все-таки определяли своего ? Ну, приходит к вам человек, на лице у него ничего не написано...
— Написано. У любого написано. Во всяком случае, быстро начинаешь интуитивно понимать, что за человек. Мы искали людей определенного образа мыслей.
Но сначала-то я, конечно, стала вспоминать знакомых.
Еще когда я работала в "Литературной газете", пришли к нам в отдел науки двое: один длинный, другой пониже. "Хотите, — говорят, — мы возьмем интервью у Винера?" (Винер тогда в Москву приезжал. Это была сенсация.) "А вы писать-то умеете?" "Умеем. Мыв институтскую стенгазету писали". Я посмеялась — "Литературка" была очень профессиональной газетой, — но поручение дала. Наследующий день они принесли интервью, которое пошло прямо в номер. Хорошее было интервью.
Один из этой пары, Карл Левитин, был инженером в НИИ. Я пригласила его в журнал. Еще — из той же "Литературки" Галину Башкирову, из журнала "Вокруг света" — Александра 1ангнуса. Очень повезло с физиологом Лялей Розановой, человеком удивительно ярким и хорошим. Она уже выпустила к тому времени книжку и именно тогда решала — уходить из науки в журналистику или нет...
Вот и почти вся наша первая "оттепельная" редакция.
— Почему оттепельная?
— Потому что без хрущевской оттепели нашего журнала не было бы. Потому что делали его люди оттепели — молодые, не боявшиеся думать, способные.
— Талантливые люди —* штучные. Во-первых, их мало, во-вторых, они, как правило, не умеют работать в команде. Обычно редакция не может себе позволить больше одного-двух гениев, этих кошек, которые гуляют сами по себе. Как же вы управлялись со своей редакцией? Как журнал строился?
— Я его не строила, он сам строился. Как живой организм. Знаете, говорят: есть театр режиссерский и есть театр актерский, режиссер которого делает все, чтобы актер смог раскрыться, показать лучшее в себе. Наш журнал — театр актерский.
Более того, у нас нельзя работать, если ты не умеешь ходить сам по себе. Каждый занимался своей наукой и был в ней профессионалом, даже если познакомился с нею только в журнале. Мы оценивали только конечный результат: понятно ли для неспециалиста написано и интересно ли это читать.
Вячеслав Глазычев, автор и многолетний друг журнала:
Журнал был своим, естественным местом для людей столь же разнообразных, как его тематика. Для того, чтобы найти имена широко известные, вроде Эйдельмана, достаточно перелистать 12-е номера за четверть века, но сколько было других, наподобие (хотя туг подобий не бывает) знаменитого Джо Гольдина, чьи могучая фантазия и необоримая воля гипнотизировали всех настолько, что множество людей годами помогали ему в реализации совершенно невероятных затей, вроде телемоста с Америкой. Журнал, редакция, "свой круг" — все это отражало время, даже когда ныряло в давнее прошлое. Все это подспудно готовило время Перестройки, которое — как положено в истории — лишило "3-С" его "изподглыбного" ореола, сотен тысяч читателей и почти всех средств к существованию.
Журнал и наша жизнь с ним сами стали историческими реминисценциями.
Галина Бельская
За все долгие счастливые годы, что мы были вместе, и каждый раз, приходя в редакцию, видели Вас, и когда Вас не было с нами, но мы встречались, говорили — за все это долгое- долгое время мы так и не успели сказать, как любили Вас и как Вами гордились. Человеческой жизни, порой, не хватает, чтобы сказать нужные слова! Сейчас, когда Вас уже нет, но дух витает рядом, мы сделаем это.
В Вас не было ничего начальственного — ни в тоне, ни в поведении, ни даже в самооценке. Наоборот, подлинный аристократизм, свойственный Вам. совершенно естественный и возможно несознаваемый, не позволял Вам не только чего-либо такого, противного человеческой натуре, но даже мысли об этом. Помним, как мы разыгрывали подписку на журнал "Америка", доступную тогда главным редакторам, — Вы всегда были равной среди равных, — кстати, Вам никогда эта подписка не доставалась. И подчинялись мы Вашему слову, совету или решению только потому что Вы были лидером от природы, от Бога, и подчинение казалось естественным, а решения Ваши — единственно верными.
В чем действительно состояла Ваша привилегия, так это в ответственности. За все отвечали Вы. Все ошибки, промахи брали на себя решительно и властно, закрывая собой "расшалившихся деток", как любовно называли всю нашу редакцию.
А "детки" порой позволяли себе многое, забывая о времени, в каком жили, чего Вы, собственно, и хотели, что и старались аккуратно, постепенно и бесстрашно создать — свой мир, чистый и прекрасный, наполненный увлекательными поисками истины, талантливыми открытиями и великолепными людьми, яркими, умными, веселыми, тоже лишенными всякой "совковости" и жившими отдельно в своем, лично созданном мире.
Вы разрешали все или почти все — фантазировать, экспериментировать со статьями, рубриками, придумывать, устраивать "штурм мозгов", собирать, создавать клубы ("пришельцев"), жить в редакции собаке с многочисленными щенками, варить уху в электрическом чайнике, играть по ночам в шахматы или в скрэйбл, споря до хрипоты, есть НЛО или нет. Разрешали, бесконечно доверяя нам и абсолютно точно зная, что только свобода способна рождать поступки и действия, достойные человеческой природы и совершенно необходимые человеку.
Мы знали и тогда, как нам и журналу чудесным образом повезло с Главным, но в молодости чудеса воспринимаются, как что-то вполне нормальное, обычное...
Мы знали и то, что ни в одном журнале нет такого другого Главного. Вы создали не только климат, в котором способно родиться что-то важное и увлекательное, но и вместе с редакцией — совершенно новую модель научно-популярного издания, в которой журнал становился не просто художественным, но размышляющим над самыми главными проблемами бытия, гуманистическим, обращенным к человеку, его жизни и интересам.