Знаток Имён

Я же не настолько глуп, чтоб на это купиться...

Ага. В точку...

Вновь прогремел гром, сверкнув сияющей плеткой. Он кричал. Давясь пустотой в груди, но не издав ни звука.

...реакция ворковала...

Понимание и осознание. Всему допустимыми шпионскими уловками, изобретенными за историю человечества, они умело прокрадывались сквозь завалы иллюзорной твердыни, от которой теперь осталась лишь стена. Скорее стеночка. Почти что бумажная.

Еще с момента отъезда. Тогда, в поезде, он ощутил стыд и желание извиниться за сказанное у перрона вечно взволнованной женщине, выпустившей его в мир.

"Я не собираюсь всю жизнь провести в этой дыре, как ты!"

Поздно. Уже спустя неделю, ветры, наполненные дыханием совершенно незнакомых и таких чужих, реалий, тихо шепнули, - "А сможешь?".

Месяц, - "И?".

Год, - "Ясно".

С тех пор - тишина. До этого дня. Что на этот раз?

"Поздно".

Стоило покинуть убогий дом, город и такую примитивную жизнь, чтобы теперь "услышать это". Стоило слышать похвальбу своего ума и способностей от кого угодно, кроме нее. Мимолетно радоваться разделу мизерных побед с теми, кто лишь был прохожим, но не постояльцем. Надеяться на собственные силы, будучи единственной овцой посреди пастбища, полного волков. И фальшиво поддакивать самому себе, объясняющему самому же себе, почему твое течение вдруг становиться глубоководным, вместо к солнцу стремящегося. Стоило придавать значение единожды мелькавшему, чем светящему всегда.

...реакция ликовала...

Вдруг в памяти всплыло неожиданное понимание, что почти пять лет, единственный кто ни разу не забыл о твоем дне рождения, об утолении твоего голода, самочувствии и здоровом сне, и при этом ни разу не напомнившего о данных обещаниях, была именно она.

Многое пришло на ум в этот момент. Многое было переосмыслено и наконец понято.

– Прости...
– скорее для него же, прозвучал голос из его уст.

...реакция добралась до сознания...

Немного поубавившийся туман в глазах, начертил вокруг контуры хорошо знакомого парка в его районе и, неожиданно в меру пострадавшей от рук и ног вандалов, скамейки. Благодаря все тем же выкидышам искусства, свет исходил лишь от одного из фонарей, метрах в двадцати прямо по курсу.

Мокрое, в меру холодное, дерево было именно тем необходимым резонатором собственного внутреннего мороза, раскинувшего сети по каждому сосуду изувеченного эмоциями тела. Лишь для того чтоб заставить осколки тепла сонно ворочаться, собирая осколки мифического сердца. Не того что кровь циркулирует. Нет. Речь о том месте, где сейчас ныла дыра.

К сожалению, однажды разбитое уже никогда не будет прежним. Ясность этих мыслей радовала. С момента звонка прошло уже, наверное, больше нескольких часов и времени для консолидации размышлений за трещащей стеной, было более чем достаточно.

Как? Почему? Что теперь делать?

Бессмысленные вопросы крутились вокруг пчелиным роем не потому что в действительности надеялись получить ответы. А просто потому что так и должно быть. Иначе смысл всего теряется сам по себе, уступая место утопическому безразличию и пустоте. Даже не так. Не пустоте, а отсутствию чего-либо имеющего хотя бы намек на весомость.

Ты не знал? Такое случается сплошь и рядом. Мы люди, буквально созданы для таких происшествий. И довольно самонадеянно полагать, что затеянная кем-то или чем-то, давным-давно, игра, будет протекать с одними и теми же фигурами. Тем более, будучи ограниченной лишь одной, пусть и такой большой, игральной доской. А правила? Только что, прозвучали шепотками ветра.

Тяжелый свинец разлился внутри, делая тело похожим на вату, что искупалась в кипятке. Кажется, он даже ощущал собственное сердцебиение, изнеможенно нежась во тьме ночи, то ли дело страдающей от неистового зверя, что повис над городом, метая молнии сквозь шквальный огонь ливня.

Он никогда не боялся ни грома, ни молнии. Наоборот. Буйство небес всегда завораживало, пробуждая из самых глубин того восторженного мальчишку, с открытым ртом прильнувшего к дрожащему стеклу окна. В этом была некая волшебная чистота и чудо детской веры в понятия и вещи куда выше понимая и осязания.

На какой-то миг ему даже показалось, что это фантастическое, давным-давно оставленное чувство вернулось, наполняя дрожащие внутренности сладковатым покоем надежды.

Гроза крепчала, а тепло росло, будто убаюкивая странной, неистовой колыбельной. И когда он уже был готов улыбнуться, вопреки всему, гроза его опередила, улыбнувшись прежде.

...реакция проглотила его...

"Небо застилал белоснежый ковер пульсирующей мощи.

Пузатые, вздутые ганглии пламенно сияющей массы переливались, извивались, напоминая лоснящуюся броню мирового змея, под которой крылась пугающая сила могучих мышц. Плазменные канаты белоснежных артерий сокращались и вибрировали, распуская призрачным бутоном волны концентрированной энергии.

Неконтролируемые разряды порождали своим мерцанием шелкопрядовы нити из которых понемногу сплеталось молочное сукно нестабильного пространства.

Черно-белая феерия живой материи, калейдоскопом чертила смутно знакомые ландшафты, залитые призрачным туманом, от которого в перламутровую рябь небес устремлялся перевернутый смерч гигантских размеров.

Прохладная, остро сдавливающая безучастность чувствовалась внутри его такого нового потустороннего и эфемерного создания. Вышитого проводами нейронных вспышек среди бурлящего облачка белесого тумана.

Он вдруг узнал свой теперешний дом и, кажется, даже заметил в окне отголосок тени рыжего друга. Услышал голодный скрежет бесплотного желудка убийцы, что выпотрошил молодую пару по соседству, а теперь принялся доедать встреченных утром патрульных, почему-то стараясь обходить его стороной.

Но все это было неважно. Воронка торнадо, чьим сердцем, почему-то был убогий микрорайон, готовилась в последнему, решающему мотку своей, доселе чуждой земной природе, оси.

Что-то подсказывало, что именно этот поворот может оказаться катастрофой для места, где ему довелось провести почти три года своей жизни.

Никогда не спешивший с выводами и принятием решений, сейчас он четко осознал необходимость участия. В отличии от остальных, что были здесь лишь тусклыми тенями, скорее даже призраками, лично его туманный клочок естества куда более походил на сияющее безумство стихии, что стремилась выкорчевать из окружающего мира саму суть.

Помочь он точно ничем не сможет. Но вот ослабить удар было вполне в его силах. Почему-то осознание этого было таким ясным и острым, что не задумываясь он сам преобразовался в некое подобное молнии.

Мгновение или вечность спустя, он уже растворялся в расщепляющем бытие пламени, впервые в жизни двигаясь навстречу течению.

Сколь же великим было его чувство вины, что искупить решил он именно таким образом? Об этом подумать Лев уже не смог, ведь воронка схлопывалась и последним что он успел воспринять среди некогда родных реалий, был практически сплетенное из бурлящего света облако с до боли знакомым силуэтом внутри.

Они, все-таки, попрощались. Пусть даже так..."

<