Знают ответ орхидеи (Все началось с Омахи, Лучше мне умереть)

– Помогла бы, если бы знала как.

– Может, я подскажу вам. В прошлую пятницу вы все собрались в офисе Джима Биба. Обри оставил у него на столе свою визитку. Зачем вы ее забрали и что с ней сделали?

Какое-то мгновение она внимательно смотрела на меня, потом покачала головой:

– Нет, вам все же придется где-то раздобыть резиновый шланг и клещи, чтобы с их помощью вырвать мне ногти. Но даже в этом случае я могу ничего не сказать.

– Вы не брали его визитку?

– Нет.

– Кто же ее взял?

– Понятия не имею. Если она вообще была.

– Разве вы не помните, как Обри положил ее на стол? Вы ее там не видели?

– Нет. Но это уже начинает походить на настоящий допрос. Вы ведете расследование?

Я кивнул:

– Это называется «двойным скрытым прессингом». Сначала я вынуждаю вас отрицать, что вы дотрагивались до визитной карточки, что я и проделал. Затем предъявляю визитку Обри в целлофановом конвертике, сообщаю, что на ней имеются отпечатки чьих-то пальцев, скорее всего ваших. Так не позволите ли вы откатать ваши пальчики? Вы боитесь отказать и…

– Покажите же мне скорее, как берут отпечатки пальцев! Со мной никогда ничего такого не делали.

Сознаюсь, мне стало любопытно. Что это было: желание физического контакта, попытка обольстить меня или же просто позабавиться от безделья?

Пытаясь найти ответ, я поднялся и подошел к ней. Положил ее протянутую руку на свою, ладонью вверх, и наклонился, чтобы рассмотреть подушечки. Казалось, ее рука заверяет меня, что не имеет ничего против. Кончиками пальцев левой руки я раздвинул ее фаланги и склонился еще ниже. Разумеется, мое внимание было полностью поглощено этим занятием.

То ли наружная дверь квартиры открылась совершенно бесшумно, то ли мои уши уловили слабый скрип, но я проигнорировал их предупреждение. Так или иначе, мое исследование было прервано тем, что Энн неожиданно стиснула мою руку, выпрямилась и завопила:

– Не надо! Вы же делаете мне больно! Ох, Норман, слава богу!

Я не смог быстро обернуться, потому что она не отпускала меня. Для женщины ее сложения она была необыкновенно сильной.

Полагаю, Норману Хорну, подошедшему сзади, могло показаться, что это я держу ее, а не она меня. Но даже если так, все равно было ясно, что я сейчас повернусь к нему лицом. А потому он мог бы сдержать свой порыв до того момента, когда я смогу встретить удар.

Куда там! Он самым предательским образом заехал мне сбоку под челюсть. Я потерял равновесие и растянулся на полу. К тем четырем очкам в матче Йеля против Принстона теперь прибавилось еще одно.

– Он пытался заставить меня… – жалобно ныла Энн, очевидно давая выход своему специфическому чувству юмора.

Возможно, мне удалось бы просто встать на ноги и ретироваться, раз уж Вульф не одобряет, когда я отпускаю на волю чувства при исполнении служебных обязанностей, но Хорн не оставил мне такого шанса. Он с яростью таращился на меня, сжимая кулаки, и было сомнительно, что разгневанный супруг не пустит их в ход, как только я встану на колени.

Поэтому я дважды боком перекатился в противоположном от него направлении и вскочил на ноги к нему лицом. Он бросился на меня, не думая о защите, и дорого заплатил за беспечность.

Я точно рассчитал силу своего фирменного удара по почкам. Воздух вырвался со свистом у него из груди, и он бесформенной кучей рухнул к ногам очаровательной супруги. По всей вероятности, так ему было удобнее, чем лежать распластавшись.

Красотка Энн шагнула было к нему, но тут же остановилась. Лицо ее приняло насмешливое выражение, и она растерянно протянула:

– Вот это да, будь я проклята!

– И будете, если хотите знать мое мнение! – изрек я с чувством, повернулся и вышел вон.

Спускаясь вниз на лифте, я прежде всего ощупал свою челюсть, потом с опаской глянул в зеркало и решил, что жить буду.

Я вернулся домой к ужину, в половине восьмого. И поскольку лишь землетрясение могло оторвать Вульфа от приема пищи и за столом строго запрещалось упоминать о делах, мой подробный отчет о событиях дня, само собой, был отложен.

Если бы основным блюдом оказался гуляш или телячьи мозги, мое увечье вообще могло остаться незамеченным. Но Фриц подал голубей, мясо которых надо обгрызать с косточек, так что, когда Вульф покончил с шестой птицей, а я едва управился с первой, он недовольно спросил:

– Какого черта! Что с тобой приключилось?

– Ничего особенного. А что?

– Ты же не ешь, а клюешь.

– Ну да. У меня сломана челюсть. С наилучшими пожеланиями от Энн Хорн.

Вульф вытаращил глаза:

– Как? Женщина сломала тебе челюсть?

– Извините, но никаких посторонних разговоров за столом. Позднее я все вам расскажу.

И я действительно все ему рассказал после обеда в кабинете, а затем занялся одним небольшим дельцем, которое не давало мне покоя.

Еще до обеда Вульф поручил мне позвонить Солу Пензеру и срочно вызвать его к нам.

Я это сделал. Сол обещал приехать в половине третьего. Но к этому времени я успел уйти. Позднее, по дороге из столовой в кабинет, я спросил Вульфа, приходил ли Сол, и услышал лаконичное «да», говорящее о том, что все остальное меня не касается.

Решив, что дополнительные сведения мне ну никак не повредят, я вытянул из сейфа блокнот. Иногда помимо имени, числа и суммы Вульф указывает статью расходов. Но на сей раз он этого не сделал. Была указана только дата, инициалы «С. П.» и сумма – 1000 долларов. Разумеется, это не удовлетворило мое любопытство, а, наоборот, только сильнее его разожгло, заставив ломать голову над тем, что же такое Сол должен приобрести за целую штуку баксов.

Итак, я доложил о своих дневных похождениях, пересказав дословно все разговоры. Задача не столь уж сложная, когда имеешь большую практику и знаешь, что меньшего с тебя не спросят. Вульф внимал мне с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла и никак не реагируя на мои слова.

Он был излишне спокоен, даже безмятежен, чем изрядно меня насторожил. Обычно, когда он отправляет меня куда-нибудь с поручением, а я возвращаюсь ни с чем, босс непременно отпускает в мой адрес несколько язвительных замечаний. Даже если и признает в глубине души, что требовал невозможного.

А тут я ничего подобного не услышал. Этому могло быть два объяснения: или дело пришлось ему не по вкусу, так пусть валится в тартарары; или я выступал в нем на вторых ролях, несмотря на сломанную челюсть и многочасовые страдания. Центральная же партия отводилась кому-то другому.

Когда я закончил отчет, Вульф не задал ни единого вопроса и даже не соизволил раскрыть глаза. Ну не обидно ли? Я громко застонал от боли.

– Мне совершенно ясно, что я впустую потратил пять часов вашего времени. Если я останусь здесь, то могу ляпнуть такое, что выведет вас из себя. Поэтому, полагаю, лучше мне отправиться к доктору Волмеру. Пусть позаботится о моей челюсти. Возможно, ему придется наложить шину.