Зной пустыни

Она даже не слишком огорчилась, когда Реджинальд отвалил кучу денег за какую-то картину Долгой Охоты. В конце концов скоро и это станет ее собственностью.

Долгое стояние на высоких каблуках и вежливая болтовня с почитателями утомили Марианну.

— Завтра утром мне надо в больницу к тете Гарриет. Может, ты отвезешь меня домой?

— Да, пора уезжать, я что-то неважно себя чувствую.

Сегодняшний вечер очень расстроил Квинси. Головная боль, возникшая еще в комнате Марианны, постепенно усилилась и стала нестерпимой. Ему хотелось поверить в историю, рассказанную Марианной, но можно ли доверять этой женщине? На прощание Реджинальд едва прикоснулся губами к щеке невесты.

Неужели Марианна не та, за кого себя выдает? Вероятно, он слишком рано прекратил свои попытки разузнать о ее прошлом. Надо было прибегнуть к помощи специалистов, а не дилетантствовать самому. Вспомнив допрос, который он столь неудачно учинил Лиз Кент, Реджинальд покраснел.

Теперь он начал анализировать те мелочи, которые приписывал техасскому происхождению и воспитанию Марианны. Забавное произношение, неправильное употребление слов, тот факт, что его не представили никому из членов ее семьи, и многое другое, что он сознательно игнорировал, сразу приобрели значение. Может, позвонить утром Лиз и еще раз попытаться что-либо разузнать?

Реджинальд с трудом вылез из «ягуара».

— Вы неважно выглядите, — сказал Кейт, помогая Реджинальду снять пальто. — Давайте я вас помассирую.

— Это будет весьма кстати.

— Что-то случилось, босс?

— Пока не знаю.

Завтра он разрешит все сомнения и, как ни отвратительна ему мысль вмешивать чужого человека в свою личную жизнь, наймет частного детектива.

Марианна Ван Камп не станет женой Реджинальда Квинси, пока он не узнает, кто она такая.

Глава 16

25 февраля 1989 года

В кинофильмах роковой звонок раздается обычно среди ночи. Но этот зазвенел в ясный февральский день, когда Лиз готовила персональную выставку Де Сильвы — Гаррисон.

— С вами хочет поговорить мистер Джекоб Кенторович, — доложила секретарша. — Он утверждает, что это срочно. Вас соединить?

Сердце Лиз заныло. Последний раз она слышала это имя двадцать четыре года назад. Что ему надо? Наверное, узнал, что она добилась успеха, и теперь потребует компенсации за сохранение ее тайны. Кенторовичи всегда нуждались в деньгах.

— Соедините.

— Это ты, Рахиль? — неуверенно спросил мужчина.

— Иаков?

Голос совсем незнакомый. Да и чему тут удивляться, ведь последний раз они разговаривали, когда Иакову едва исполнилось четырнадцать.

— Она хочет тебя видеть, — резко произнес он.

— А что говорит он?

— Ничего. Он умер пять лет назад.

Лиз вздрогнула.

— Почему мне не сообщили?

— Он не хотел.

— А-а.

Конечно, не хотел. Лиз перестала для него существовать в день своего отъезда.

Она должна задать Иакову тысячи вопросов, но в душе хозяйки картинной галереи боролись страх, сострадание, гнев и чувство вины.

Когда-то Лиз очень его любила, однако необщительный человек на другом конце провода был ей совершенно незнаком. Можно ли ему доверять? По голосу ничего не определишь. Никаких эмоций. Голос абсолютно монотонный.

— Ты приедешь? — спросил Иаков.

Чутье подсказывало ответить «нет». Книга ранней юности давно закрыта, и у Лиз ни разу не возникало желания снова взглянуть на ее страницы.

— Она умирает, — нарушил затянувшуюся паузу Иаков.

Все сомнения исчезли. Нет, это не шантаж.

— Я прилечу завтра утром.

От Феникса до Лос-Анджелеса триста семьдесят миль, самолеты летают каждый час, и хотя Лиз много путешествовала по Штатам, в родном городе не была уже двадцать пять лет.

И вот она едет из похожего на розовую конфету отеля в Западный Голливуд. Все здесь за прошедшие годы изменилось до неузнаваемости.

Горчичного цвета дымка затянула окрестные холмы и стеклянные призмы небоскребов.

Горделивые некогда пальмы по инерции тянулись к негостеприимному небу, грустно опустив длинные коричневатые листья. На улицах много людей и машин.

Чем дальше ехал по Голливудскому бульвару лимузин, тем грязнее становился тротуар и менее ухоженными — переходы. Знаменитая Аллея Звезд превратилась в жалкий притон, где озадаченные туристы все время натыкались на молодых хамов, беглых уголовников, сводников и проституток.

«Не стоило жалеть о цене, которую пришлось заплатить за годы труда», — подумала Лиз. Она нашла более свободный и широкий мир, а найдя его, создала мисс Лиз Кент.

Шофер свернул и попал в лабиринт узких улочек между бульварами Сансет и Санта-Моника. Тут Лиз начала узнавать знакомые места. Вот парк, поросший пожухлой травой, где она любила играть. Кошерная мясная лавка, книжный магазин, где торговали исключительно еврейской литературой. Это был Голливуд, неведомый туристам, одно из многих этнических гетто.

На углу стояли бородатые мужчины в глухой черной одежде, похожие на стаю ворон. Лиз отвернулась.

— Вы приехали, мисс Кент, — доложил шофер.

За четверть века дом ничуть не изменился. Он был построен в двадцатые годы и лучшие свои времена пережил задолго до рождения Лиз.

— Я вернусь через несколько часов, ждите.

Она поднялась по ступенькам, и в нос сразу ударил запах дешевой еды и дезинфекции, которой пытались заглушить дух плесени и гниения. Красивый когда-то пол растрескался, а те места, откуда вылетела плитка, просто залили цементом. Холл был выкрашен в зеленый цвет, на стенах пестрели многочисленные надписи. Нынешние жильцы отдавали предпочтение нецензурным словам.

Идя по длинному коридору, Лиз встретила одетую в черное женщину, закутанную в платок. Та осуждающе взглянула на ее красивый наряд и прошла мимо.

«Добро пожаловать домой», — подумала Лиз. Взгляд женщины снова пробудил в ней дух протеста, который она испытывала, живя здесь. Бегство отсюда было неизбежно, как смерть или налоги.

Квартира 8-А находилась в конце плохо освещенного коридора. Лиз посмотрела на медузу, талисман, охраняющий дом от зла, и уверенно постучала.

Дверь открыл Иаков. Это был мужчина с утомленным бледным лицом, в поношенном черном костюме. На голове — неизменная федора, из-под пиджака свисает молитвенная накидка. Увидев, кто пришел, он на секунду лишился дара речи. Несмотря на густую бороду и пейсы, обязательные для хасида, сразу бросилось в глаза его сходство с сестрой.