Зола
Шрифт:
– Вот так... Входи чуть снизу... А то больно, будто... И...
– это "и" перешло в короткий стон, и почти сразу же все было кончено. Стасик отвалился от Вики, тяжело дыша и чуть ли не с недоумением глядя на девушку. А она, присев, смотрела на него с не меньшим недоумением.
– Вот и все...
– пробормотал Стасик.
Вика кивнула и провела рукой по дивану.
– Кровь...
– сказала она.
– Меньше, чем бывает... если верить рассказам, - ока коснулась своего рта, сразу отняла руку.
– И здесь кровь.
Она до крови прокусила себе губу, ожидая того
– Я...
– Стасик говорил с трудом, будто после отчаянного забега на длинную дистанцию.
– Я должен был... В этой китайской книге по искусству любви... ну, где они все называют "нефритовые ворота" и "нефритовый столб"... там написано, что очень часто, лишая девственности, надо подкладывать подушку... тогда входишь мягче и под нужным углом... но я... я так... меня так захватило...
– О чем ты говоришь?
– пустым голосом произнесла Вика.
– О том, что я должен был позаботиться о тебе... Чтобы тебе было хорошо.
– Мне и так было хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни.
– Правда?
– Правда. А тебе?
– Мне тоже, - сказал он.
– Только жалко, что все произошло так быстро. Будто, действительно, вспышка молнии. Но ведь потом у нас все это будет происходить дольше, всегда так...
– Да, - она ещё не могла прийти в себя, не могла разобраться в своих чувствах. И мысли были в полном смятении.
– Теперь ты больше не будешь бояться?
– спросил Стасик.
– Нет, - машинально ответила она.
– И я не буду, - Стасик пододвинулся к ней, обнял её, бережно и немножко неловко, а она положила голову ему на плечо.
– Я тебя люблю, - сказала она.
Ее глаза теперь отливали особым огнем, сумрачным и светлым одновременно, и этот огонь преображал не только её саму, но и Стасика.
– И я тебя...
– сказал он. И добавил.
– Мы теперь взрослые.
– "Вот и стали мы взрослыми вдруг", - рассмеялась Вика. И, после паузы.
– Ты знаешь, я действительно переменилась. Я готова была... Я ничего не чувствовала, когда нажала на курок и разнесла череп этому типу. Я бы вперед тебя выстрелила в этого старикана... Наума Самсоновича, проговорила она, не удержавшись от ехидцы над необычным именем, - и стала искать его деньги. Но теперь, когда все произошло... Я бы больше не смогла убивать. И, наверно, никогда не смогу. Сейчас я не взялась бы выстрелить в человека. Во мне... не то, что все перевернулось, а будто что-то иное поселилось.
– Кажется, я тебя понимаю, - сказал Стасик.
Вика кивнула. На данный момент она абсолютно верила в то, что говорит, и поклялась бы без задних мыслей, что говорит полную правду. Потом она подумала о другом - и слегка нахмурилась.
– Как ты думаешь, убьют нас или нет?
– спросила она.
– Мне почему-то верится, что нет, - ответил Стасик. Может, он и врал но теперь он чувствовал себя обязанным врать, чтобы хоть так оградить Вику от угнетающих страхов.
– Значит, нет, - согласилась Вика.
Они не заметили, как вернулся хозяин дома - если где и скрипнула калитка, то им было не до того. Может, он и дверью слегка хлопнул, входя но они его не расслышали. А обученный пес не стал
лаять при появлении хозяина - молча завилял хвостом.– Хорошо, Барс. Иди в прихожую, - сказал взрывник, поворачивая ключ в замке запертой комнаты.
Вика и Стасик подскочили, но было поздно. Они и отпрянуть друг от друга не успели, когда взрывник увидел в полуоткрытую дверь обнаженную парочку в обнимку на диване.
Сразу притворив дверь так, чтобы оставалась лишь маленькая щелочка, он в эту щелочку сказал - спокойно, с чуть тяжеловесной иронией:
– Эй, вы, кролики, нашли время!.. Одевайтесь и выходите.
Но при всем внешнем спокойствии, его, похоже, глубоко потрясло увиденное - в те мгновения, пока он ещё был один, он стоял столбом, глядя в одну точку, и в этой точке мерещились ему смутные пятна, похожие на очертания влюбленных: тающий мираж, в котором ярче всего выделялись и таяли медленнее всего две зеленоватые звездочки Викиных глаз.
Раздосадованный взрывник пробурчал себе под нос:
– И что это я?..
Стасик и Вика одевались быстро, вроде бы перепугавшись - но, при этом, не могли удержаться от сдавленного хихиканья и перемигивания. Что-то переломилось, атмосфера стала иной - возможно, у них возникло ощущение, что, войдя в мир взрослых, они очертили вокруг себя заколдованный круг, сквозь который никакая напасть до них не доберется. Кроме Вия, конечно... И смутная мысль о том, что хозяин дома может все-таки оказаться Вием, была единственной мыслью, отравлявшей им жизнь.
Взрывник, расслышав это сдавленное хихиканье, свел брови и опустил голову. Так он и стоял истуканом, пока Стасик не спросил из-за двери:
– Можно выходить?
– Нужно!
– ответил взрывник, сразу выходя из забытья и принимая обычный вид.
Стасик и Вика вышли в большую - по сравнению с каморкой, где они сидели, можно было называть её большой - комнату. Вид у них был смущенный, но при этом хитроватый. Взрывник это отметил, пробормотав:
– Знает кошка, чье мясо съела... Садитесь, чаю выпьем, - добавил он. Небось, не жрамши весь день.
Они сидели за столом, пили чай, ели тушенку прямо из банки неразогретую, цепляя куски вилками и накладывая на хлеб. Только сейчас Стасик и Вика поняли, как они проголодались, и рубали за обе щеки. После тушенки перешли к густому клубничному варенью, которое взрывник выставил на сладкое, истребляя его тем же макаром.
Взрывник наблюдал исподлобья, как они наворачивают за обе щеки, встал, достал из серванта ещё один батон хлеба и банку с медом, шмякнул на стол.
– Кто его ранил, а кто в голову убил?
– осведомился он при этом.
Тинэйджеры поперхнулись. Потом Вика сказала - стараясь говорить как можно спокойней, в тон хозяину дома.
– Стасик ранил. А в голову стреляла я.
– Хм...
– взрывник окинул её цепким взглядом.
– А я-то вообразил, что наоборот.
От этого взгляда Вика почему-то засмущалась, хотя смущаться было нечего.
– Телефон не звонил, пока меня не было?
– спросил взрывник.
– Вроде, нет, - ответил Стасик.
– "Вроде"!..
– поддел взрывник.
– Вы бы, небось, и гром пушек не услышали - так увлеклись!