Золотая баба

Несколько вогулов беспрерывно сновали между юртами, и землянками: один устраивал треногу из бревен, к которой затем подвесил большой медный котел, другой подносил из тайги широкие свитки бересты, третий сооружал из тесин невысокий помост подле кедра. Коренастый чернявый мужик в красной рубахе бросался подсоблять всем по очереди. И только двое вели себя степенно - тот, кто стоял у двери обширной полуземлянки с берестяной крышей, украшенной оленьими рогами, и тот, что расхаживал вдоль опушки тайги, окружавшей пауль. Оба они были до зубов вооружены - на поясе колчан и нож, за плечом лук, в руке короткое копье. Изредка из покрытого оленьими шкурами чума появлялся шаман. Отдавал короткие указания и вновь скрывался за меховой полостью.

Иван и Алпа, наблюдавшие за поселком, из зарослей малины на склоне холма, переговаривались вполголоса, то и дело опасливо озирались по сторонам.

– Праздник, говоришь?
– задумчиво сказал Иван.
– А чего им праздновать - что нас зажарили?

– Похоже, медвежья пляска будет. Вон порылитыхор как убрали - и дров наготовили, и котел принесли...

– Порыли... чего?

– Священное место, значит, - с некоторой обидой пояснил Алпа.
– Здесь собираются...

Вогул не договорил. Тело его напряглось, словно перед прыжком, в глазах появилось какое-то странное выражение - боль и радость вместе. Проследив за взглядом Алпы, Иван увидел, как из небольшой избушки на краю пауля вышла невысокая девушка в широком ярко-синем платье, расшитом красными узорами. Волосы ее были заплетены в две толстых косы, унизанных бляхами, кольцами, убранных разноцветными лентами.

Некоторое время побратимы молча наблюдали за обитательницей пауля. Она неутомимо носилась по всему стойбищу - то от юрты к камельку, где на воткнутых в землю прутьях пеклись лепешки, то взлетала по ступенькам, вырубленным в бревне, к устроенному высоко над землей лабазу, то спешила с берестяными ведрами к реке. А едва выдавалась свободная минута, она присаживалась на пороге избушки и быстрыми стежками сшивала оленьи шкуры.

– Добрая хозяйка будет, - наконец заметил Иван.

Вогул покраснел, словно похвала относилась к нему.

Когда девушка в очередной раз направилась к амбару, ближе всех стоявшему к месту, где прятались побратимы, Алпа неожиданно издал трескучий горловой звук. Помолчал несколько секунд и снова застрекотал.

Девушка замерла на лестнице, прислоненной к амбару, потом с какими-то неловкими, суетливыми движениями стала доставать припасы. Со всех ног бросилась к камельку, сложила возле него добро, взятое из амбара. Потом ненадолго скрылась в маленькой избушке на краю пауля. Выйдя оттуда в шали и с туеском в руке, она что-то сказала вооруженному вогулу, мерявшему шагами опушку, и скрылась в лесу.

Когда среди стволов бора, подходившего к малиннику, замелькало синее платье, Алпа опять негромко прокричал кедровкой. Сказал, не глядя на Ивана:

– Подожди. Я быстро.

И, пригнувшись, нырнул под полог ветвей, пестревших крупными ягодами.

Они появились совершенно бесшумно. Иван даже вздрогнул, когда перед ним возникло девичье лицо, обрамленное цветастой шалью. Алпа, шедший следом, с затаенной гордостью сказал:

– Вот, это Пилай...

– А меня Ивашкой зовут, - молодой человек во все глаза смотрел на возлюбленную побратима, а та, напротив, отводила взгляд.
– Да ты не робей...

– Она и не боится, - ответил за нее Алпа.
– Просто нрав такой.

Как бы подтверждая его слова, Пилай быстро заговорила, избегая, однако, смотреть на Ивана.

– Нельзя вам здесь... Если ветер изменится, на пауль понесет - сразу собаки учуют...

Иван беспомощно развел руками.

– Нам деваться некуда. Мы ведь не за здорово живешь пришли...

– Да я уж сказывал ей, - вмешался Алпа.
– А она свое...

– Завтра много гостей будет: шаманы с Пелыма, с Сосьвы... По тайге ходить станут, набредут...

– А что за сборище такое?

– Медведя убили.

Иван и Алпа надолго задумались. Пилай решилась прервать молчание.

– Надо вам, однако, в мань-кол схорониться...

– Замолчи!
– чуть не закричал Алпа.

На лице его был написан неподдельный ужас.

Иван недоуменно воззрился на товарища, потом спросил:

– Чего благуешь?

– Грех... грех... Нуми-Торум накажет...
– побелевшими губами шептал Алпа.

– Вон видишь, на краю пауля самая маленькая избушка, - сказала Пилай, впервые прямо взглянув на Ивана.
– Это и есть мань-кол - бабий дом...

– Нельзя мужикам в мань-кол!
– прервал ее Алпа.
– Даже шаман туда войти не смеет. Грех великий. Убьет Нуми-Торум.

– А это еще кто?
– с подчеркнутым спокойствием узнал Иван.

– О-очень большой бог, - почтительно закатив глаза, отвечал вогул. Са-амый большой...

– А как же тот... за народом смотрящий мужик?

– И тот большой, и этот большой. Нуми-Торум, однако, главнее...

– Морока с вами. У нас просто: один всех выше...

Иван сидел на чурбачке возле чувала, смотрел, как огонь лижет закопченные бока котелка. И, не оборачиваясь к побратиму, ничком лежавшему на нарах, вполголоса говорил:

– Да уймись ты, ничего тебе не будет... Хоть то в соображение возьми, что двум смертям не бывать, а одной не миновать. Ну, остались бы мы в кустах сидеть - только и выждали б, что кто-нибудь на нас наскочил...

Поднялась шкура, закрывавшая вход, и в избушку, согнувшись под низким косяком, вошла Пилай.

– Выспались?
– В глазах ее притаилась тревога.

– Я-то слава богу. А он, - Иван кивнул в сторону побратима, - он жалится: всю ночь продрожал-де. Вот сижу увещеваю...

– Я и сама-то...
– призналась Пилай.
– Днем-то не так страшно.

После короткой паузы сказала - уже другим повеселевшим голосом:

– А гости уже подходят - пелымских шестеро на той стороне речки показалось. Сейчас поедут за ними.

– У вас что, лодка есть?
– заинтересовался Иван.

– Не одна еще.

– А говорили, что к вам по воде не подняться.

– Наши вниз и не плавают - здесь поблизости. Да на озера ходят лодки-то берестяные, на плече унести можно...

Весь день Иван и Алпа сменяли друг друга возле крохотного окошка, прорубленного над входом и следили за тем, что делается в пауле.

– На миг не отходит, - наконец сокрушенно произнес Иван.
– Поди подберись тут к статую... От кого он только бережет-то его. К вам ведь только свои добираются.

Алпа с усмешкой посмотрел на вооруженного вогула, сидевшего у входа в "рогатую" полуземлянку, и сказал:

– От своих и берегут. Сколько драк между шаманами из-за Золотой Бабы было. Украсть несколько раз пытались - кто ею владеет, тому вся тайга дары несет... Вот Воюпта и бережет ее пуще глаза.

Вдруг откуда-то с реки послышался частый вороний грай. И почти сразу же отозвались невидимые из мань-кола птицы в самом пауле. Со всех сторон неслось карканье. Когда Иван с недоумением прильнул к оконцу, чтобы понять, чем вызван вороний переполох, Алпа бесстрастно сказал: