Золотая книга. Пурана № 19

– У нас есть трое суток, – сказал я. – Через семьдесят два часа кончается срок, который мне дал Халим-Хан. Шестого декабря они будут здесь. Если до этого времени мы не уберёмся из этой страны, дела наши плохи.

– Наши тоже приедут, не сомневаюсь, – вставила Савитри. – Я уже два дня не подаю сигналов, завтра они начнут меня искать. Граница их не остановит. Тут начнётся бог знает что.

– Именно, – ответил я. – Так что начинаем копать, ребята. Что мы тут разнылись, как будто нам делать нечего. Пора уже выяснить, есть ли на свете вообще эта несчастная Золотая Книга и что, в конце концов, в ней такого написано. Летас, скидывай свои клоунские очки. Гурьев, бери лопату, а вы, Савитри, возьмите фонарь. Поехали!

У нас было всего два фонаря, работавших на аккумуляторах. Летас предложил рыть в самом центре площадки на вершине холма. По его расчётам, за последние четыре тысячи лет с тех пор, как слуги царя Кали могли зарыть здесь Золотую Книгу, слой нанесённой временем почвы мог составить здесь не меньше метра, а следовательно, с учётом трёх локтей, обозначенных на переведённой нами семнадцатой странице, ожидать чего-либо стоит на глубине не меньше двух с половиной метров.

– Это зависит от длины локтя, – заметил Андрей Гурьев, отбрасывая широкой лопатой в сторону песок. – Вот у физически нормально сложённого человека, к примеру, локоть вдвое длиннее, чем у Савитри.

– А у шимпанзе бонобо ещё длиннее! – подхватила она, выбирая себе подходящий инструмент. – Видимо, вы остановились в развитии ближе к вашим непосредственным предкам, Андрей.

Мы решили начать работу с центра и делать большую квадратную яму диаметром в три метра, чтобы по мере углубления в грунт сужать её и достичь на глубине двух с половиной метров диаметра в два. Летас уверял нас, что он всё рассчитал и полагает, что вчетвером мы сможем управиться за сутки.

Сухой песок поддавался легко, но он лежал на холме лишь тонким слоем, под которым оказалась твёрдая, как камень, рыжая земля. Тогда мы распределились более логично. Работать стали по двое: один с мотыгой выбивает крупные комья почвы, второй отбрасывает их лопатой. Смена – каждые полчаса, при этом Савитри добровольно отказалась от преференции, которую мы пытались по доброте душевной ей выделить. Действительно, дорога была каждая минута, и работать нам приходилось поистине в полную силу. К тому же работа, как известно, сплачивает, и часа через два мы совершенно позабыли, что в нашем лице на этом затерянном холме посреди пустыни Тар сошлись интересы великих стран и мировых религий. Гурьев, долбивший землю в паре с Летасом, принялся подтрунивать над ним, называя его новым Джеймсом Бондом и выпытывая, где он оставил свой «астон-мартин». Он утверждал, что ещё никогда не видел суперагента 007, роющего землю с таким увлечением. Летас заметил в ответ, что если он попадёт случайно мотыгой по ноге Гурьева, то просит его не видеть в этом злого умысла, а затем принялся упрашивать Андрея сказать, как будет по-китайски «добрый вечер».

Мы с Савитри, отработавшие свою смену, отдыхали в сторонке, наслаждаясь ночной прохладой и попивая чай из термоса запасливого Гедвиласа.

– Перестань сердиться, – тихо сказала она мне. – Такая уж с нами произошла история. Ты же сам говорил, что это карма. Разве стоит нам из-за какой-то там кармы терять друг друга? Неужели ты не веришь, что ты важнее для меня, чем Золотая Книга?

– Честно признаться, не очень, – улыбнулся я.

– Ну так я докажу это тебе. – Она приблизилась ко мне так, как только позволяла ночь.

– Когда же?

– Когда мы окажемся вдвоём, – просто сказала она, и глаза её блеснули в темноте точно так же, как там, на уединённом острове.

Ну что же, посмотрим…

– …Не понимаю, профессор, а как вы собирались выкопать такое количество земли в одиночку? – донёсся до нас вопрос Гурьева. – У нас тут уже целая Джомолунгма вырытого грунта.

– А я и не собирался, – откликнулся Гедвилас. – Мне важно было установить местонахождение этого кургана, передать информацию в Дели, на следующий день сюда приехала бы целая группа копателей. Пока вы бы раздумывали, что такое Банга и где её искать, Золотая Книга – если, конечно, её не выкопали и не переплавили на монеты более ранние старатели – была бы уже переправлена на Остров. Ну, а потом стало понятно, что вы приедете быстрее, что я не успеваю.

– Это потому, что русские, милый мой Летас, долго запрягают, но быстро ездят.

– Расскажите это лучше вашим спортивным верблюдам, – ответил профессор и с силой ударил острым концом мотыги по засохшему грунту.

К моменту, когда солнце осветило пустыню, мы углубились в землю приблизительно на метр, но у меня болели уже все виды мышц на руках, ногах и спине. Отсутствие должной физической подготовки сказывалось и на моих попутчиках, что было заметно по гримасам на их обгорелых лицах.

Только к вечеру того дня, когда наши «перекуры» постепенно стали из пятиминутных уже получасовыми, Летас измерил рулеткой стену ямы, в которой находился, и удовлетворенно отметил:

– Два метра. Теперь нам нужно копать аккуратнее, чтобы не повредить то, что может скрываться там, на глубине.

Мы отложили мотыги в сторону. Рыжая земля, веками не видевшая солнца, стала на глубине более влажной и рыхлой, и металл теперь врезался в неё легче, чем поначалу. Поэтому, когда одна из наших лопат – сейчас уже не вспомню чья именно – лязгнула о крышку бронзового ящика, все мы отчётливо услышали этот звук.

Звук нашей общей победы.

Я не буду рассказывать, как мы обнимались, катаясь на песке, орали как сумасшедшие, оглашая пустыню Тар воплями на самых разных языках Евразии, бросались друг в друга колючками и вообще вели себя как детсадовцы, впервые за время этого драматического приключения дав волю переполнявшим нас эмоциям. Пустыня оставалась безмолвной, как и тысячи лет назад; за всей этой вакханалией невозмутимо наблюдали лишь две гиены, обитавшие в соседних развалинах и пришедшие посмотреть на странных белых людей, невесть зачем забредших сюда себе на погибель. Мы бросили им полбатона хлеба, после чего они столь же невозмутимо удалились.

Квадратный ящик шириной около метра оказался на самом деле деревянным. Бронзовыми были только листы, которыми он был обит и снаружи, и изнутри. Старое дерево, пролежавшее в этой земле уже несколько тысячелетий, рассыпалось у нас в руках, как ни пытались мы сохранить форму ценнейшего саркофага.

Но ещё более ценным оказалось содержимое. Шестнадцать страниц Золотой Книги, не тронутые ни временем, ни руками человека, лежали одна на другой, скреплённые бронзовыми обручами. И блестели тусклым матовым светом в последних лучах самого удивительного дня моей жизни.

За те полчаса, пока мы аккуратно обматывали наше сокровище верёвками, извлекали его из ямы, раскладывали на спальном мешке Летаса Гедвиласа, каждый из нас едва произнёс десяток слов. Кажется, все мы были напуганы, обрадованы и шокированы одновременно – каждый в своих мечтах видел этот момент, но представлял его, наверно, совсем по-другому.

А потом я сел за перевод. При всём её небольшом объёме – шестнадцать страниц текста чуть более мелкими знаками, чем те, что мы расшифровывали в Дели, – Золотая Книга оказалась сложнее для прочтения, чем её более поздняя семнадцатая страница. Вариантов символов здесь было явно больше, и многие из них выглядели совсем иначе, нежели в письменах царя Кали.

Я многого ожидал от этих золотых страниц. Мне было понятно, что древние цари, мировые религии и правительства многочисленных государств вряд ли будут тратить столько сил на розыск Золотой Книги без основательных причин. Однако я всё же не мог себе представить того изумления, которое охватит меня спустя несколько часов работы.

Халим-Хан был в чём-то прав. Правым оказался и старый буддийский монах. Да и древняя пурана, упавшая волей Будды с неба в руки фальшивого англолитовского профессора, похоже, была недалека от истины.