Золотая кровь
Шрифт:
– Пффф! Не верьте всему, что говорит мой брат, – усмехнулась Оливия и добавила, чуть понизив голос: – Он приукрашивает мои достоинства и умаляет недостатки.
– Я бы сказал, что, отнюдь… совсем не приукрашивает, – пробормотал Морис с каким-то внезапным смущением в голосе
Виго заметил это смущение. Ну, ещё бы! Этот пройдоха-сыщик уж точно не ожидал, что его сестра окажется не просто красавицей, хотя об этом Виго ему говорил, а ещё и вполне уверенной в себе молодой особой, которая на всё имеет своё мнение, носит брюки и не ходит в сопровождении дуэньи. Вот об этом Виго умолчал и сейчас наслаждался моментом.
Представление Мориса о дочери гранда Акадии как о существе набожном, кротком и скромном разбилось об уверенный взгляд прекрасных тёмных глаз сеньориты Оливии. Старшая дочь Алехандро де Агилара сполна
И это для дона Алехандро было отдельной трагедией.
Кроме Виго у дона Алехандро родилось ещё пятеро детей. Но, увы, как бы сеньор де Агилар ни мечтал о доме, полном сыновей-продолжателей рода, судьба в этом вопросе над ним посмеялась. Двое мальчиков умерли сразу же после рождения. Третий мальчик родился таким слабым, что все думали, он не доживёт и до года. Назвали его Домеником, в честь главного святого покровителя города, и все уже заранее вздыхали, что сеньора Мелинда не оправится от третьей потери. Но мальчик выжил, хотя так и остался худосочным и слабым здоровьем, и ни о какой политической и военной карьере для него дон Алехандро не мог даже и мечтать. Зато Доменик чудесно рисовал и музицировал, в чём пошёл по стопам матери, и из-за этого вызывал у отца только приступы раздражительности.
Но судьба продолжала насмехаться над грандиозными планами дона Алехандро и подбросила ему в виде подарка двух крепких дочерей: Оливию и Изабель. Обеих девочек судьба щедро наделила здоровьем, умом отца и его упрямством, а ещё — красотой матери и её талантами. Пожалуй, в корзину с подарками она забыла положить только кротость и скромность, обязательные для каждой дочери знатного сеньора. И всё это богатство дон Алехандро благополучно не замечал до тех пор, пока однажды за завтраком не обнаружил, что старшая дочь Оливия не только читает политические газеты, но и уже успела превратиться в пылкую суфражистку, находящуюся в поисках «точки опоры, чтобы перевернуть весь мир». Уверенную в себе прекрасную юную сеньориту, которая не стесняется надевать брюки и критикует грандов сената. Вот тогда дон Алехандро и задумался над тем, что если он не хочет прославить своё семейство каким-нибудь пикантным скандалом, то нужно срочно пристроить куда-нибудь старшую из своих дочерей.
Изабель на тот момент было всего пятнадцать, но она уже вела себя кротко и по-женски умно. Может быть, поэтому Изабель он любил больше остальных своих детей. Она была ласковой и нежной, и, несмотря на, казалось бы, юный возраст, умела обращаться с мужчинами очень талантливо, заставляя их вести себя так, как нужно ей. Дону Алехандро это поведение было понятно и близко, и он надеялся, что благодаря женскому уму хотя бы его младшая дочь сделает хорошую партию, и поэтому всячески поощрял её поведение. А вот что делать с Оливией, он не знал.
Он пытался закрыть её в пансионе для молодых девиц, надеясь, что святые сёстры «выбьют из неё новомодную дурь» и наставят на путь истинный. Но в пансионе от неугомонной сеньориты де Агилар постарались быстро избавиться, потому что она не только не боялась строгих наказаний сестёр, но ещё и провоцировала других пансионерок на вызывающее поведение. После неудачи с пансионом дон Алехандро отправил её в Старый свет, к тётке. Но Старый свет с его чопорными салонами и пожилыми дамами, подругами тёти, тоже не смог исправить характер старшей дочери дона Алехандро. Тётя отправила её обратно вместе со своим благословением и письмом, в котором умоляла дона Алехандро большей не присылать к ней столь «раздражающую юную особу».
В итоге, куда бы Оливию ни пытался пристроить отец за эти годы, спустя какое-то время она снова возвращалась в особняк на авенида де Майо, как боевое оружие ольтеков, прилетающее обратно к тому, кто его запустил. На все попытки отца наставить её на истинно женский путь Оливия отвечала презрительно-высокомерной усмешкой, которая выводила дона Алехандро из себя. А на его угрозы оставить дочь без приданого она лишь пожимала плечами и говорила, что тогда будет вынуждена пойти в журналистки и станет обеспечивать себя сама. И даже принесла в дом печатную машинку. И что-то хуже этого придумать было трудно.
В такие моменты дон Алехандро, кажется, был бы даже рад,
если бы она ходила по галереям, театрам, поддерживая талантливый сброд, или просто рисовала и музицировала, как её мать.Зато у Виго с Оливией, или попросту Лив, всегда были самые тёплые отношения. Она приезжала к нему во Фружен и часто писала письма, рассказывая о том, что происходит дома. Она тоже интересовалась наукой и не разделяла ценностей отца, и в этом они были похожи. Именно Оливия прислала ему первое письмо, в котором написала, что в доме творится что-то странное, и попросила его приехать. Потом пришло ещё одно письмо о нападении на их карету, а потом третье. Об отце. Его привёз один из слуг и рассказал ещё и то, что Оливия велела передать на словах.
В тот же день Виго сходил в Департамент сыска к одному из своих знакомых, через него нашёл Мориса, и вдвоём с ним, не мешкая, они отправились в Акадию. Все семейные распри были забыты, потому что на кону стояло выживание семьи Агиларов.
– Итак, – произнёс Виго после того, как с приветствиями и вопросами вежливости было покончено, – теперь расскажи всё по порядку и не торопясь.
– И, сеньорита де Агилар, постарайтесь не забыть даже самые незначительные детали, – добавил Морис, усаживаясь напротив неё в кресло.
– Оливия. Зовите меня просто Оливия, – поправила она Мориса, снова его смутив. – Хорошо. Хорошо! Я постараюсь вспомнить всё, что только смогу. Виго, сам понимаешь, я не могла всего написать в письмах, тут такое творилось! Но если рассказывать обо всём по порядку, то всё началось с… нападения. Нет, – она приложила палец ко лбу. – Пожалуй, даже раньше. Отец выступил в сенате с предложением обсудить этот закон о резервации. Была газетная шумиха и всё такое… А потом… Спустя какое-то время после этого, он стал приходить домой очень злым и раздражённым, словно с кем-то поругался. Он стал срываться на слугах, на своих гвардах, даже на донне Виолетте, хотя уж она-то умела его умиротворять. Однажды он накричал на меня просто за то, что я отправилась на прогулку. Это было очень странно, ведь я ушла не одна, а с доньей Эстер, Изабель, и нас сопровождал один из гвардов. Отец сказал, что я должна быть осторожна, но не объяснил, чего именно стоит бояться. Он всё время выглядывал в окно, когда пил кофе у себя в кабинете, как будто… ждал кого-то. Или был уверен, что за ним следят. А потом… Потом на нас напали.
Если до этого момента Оливия говорила легко и уверенно, то дальше она понизила голос, стиснула пальцы, и её речь стала отрывистой. А Виго подумал, что Оливии неприятно вспоминать о том, что произошло. Или страшно. Скорее, второе, хотя его сестра и была не робкого десятка. Для женщины, разумеется.
– Мы ехали из театра. Я и отец. Донна Виолетта и Изабель остались дома. У Изи был жар, а мачеха терпеть не может пьесы, и поэтому на премьеры с отцом езжу я. В тот день был большой праздник — Пятилучие, и из театра мы отправились к Святой Мадонне у Скалы, чтобы набрать воды из источника и умыться благословенной водой. Я помню, у источника было очень много людей… Но… На обратном пути, в квартале Садов, как ни странно, мы оказались одни. Помнишь мост через ручей в парке? Именно там на нас напали какие-то люди. Выскочили из кустов, перехватили лошадей… Кучера ударили по голове, а нас с отцом выволокли из кареты. Я испугалась очень сильно и плохо понимала, что делаю. У меня был зонтик, и я изо всех сил воткнула его в шею одному из нападавших. Даже не помню, как это вышло… Помню только: брызнула кровь… Потом я колотила его этим зонтом… А потом мне дали пощёчину, да такую сильную, что даже в голове помутилось. Отец тоже пытался защищаться… Нас хотели стащить в овраг, но в этот момент на дороге появились двое всадников. Они нас и спасли.
Оливия вздохнула, расцепила стиснутые пальцы и посмотрела на Виго.
– Я думала: нас убьют, хотя, наверное, хотели просто ограбить. Но отец сказал, что нет. Нас действительно планировали убить. Почему он был так уверен? Я не знаю, – она пожала плечами. — Видимо, он знал, за что, только никому не говорил. Он нанял ещё гвардов и мне запретил покидать дом. И велел никому об этом не рассказывать! А потом были те письма. Я случайно увидела одно из них на его столе в кабинете. Угрозы… Я так понимаю – это всё эйфы! Из-за этого закона о резервации. Хотели, чтобы он отказался, но он продолжал стоять на своём. Он будто помешался на них!