Золотая кровь
Шрифт:
– Спасибо, сеньор. Вы очень добры.
Рука сама потянулась за спичками, и Эмбер едва ими не чиркнула, но вовремя остановилась.
Не левой, Эмбер. Правой.
В голове прозвучал давно забытый голос отца.
Многие эйфайры левши. И после инициации отец специально учил её писать и есть правой рукой, чтобы не вызвать даже случайных подозрений. Сейчас она умеет делать всё обеими руками с одинаковой скоростью, но иногда, будучи уставшей, испуганной, или взволнованной, вот как сейчас…
Эмбер, соберись! Эмоциональное вовлечение — это гибель!
– Как зовут твою сестру? — снова спросил сеньор де Агилар.
– Эм-б… Эми, – она запнулась, едва не назвав своё настоящее
– Эми, красивое имя. Чем она занимается? Домом? Ведёт ваше хозяйство?
– Да, сеньор. И немного работает – помогает в типографии.
– Она старше тебя?
– Нет, мы погодки. Младше.
– А у тебя уже есть девушка? — спросил сеньор де Агилар, держа над горелкой пробирку и покачивая её содержимое для равномерного нагрева.
– Э-м-м, нет, сеньор. Пока нет.
Эмбер сцепила пальцы, лихорадочно думая, как бы отвлечь хозяина дома от такого количества личных вопросов. И внезапно, сама не зная почему, спросила:
– А вы, сеньор? Вы женаты?
Видимо, вопрос был задан удачно, потому что сеньор де Агилар криво усмехнулся и, помолчав мгновенье, будто взвешивая, что ответить, произнёс:
– Можно сказать, что я застрял между двумя женитьбами.
– Как это? — спросила Эмбер заинтересованно.
Она почувствовала, что он готов говорить об этом. Выражение его лица, интонация, даже поза — это Эмбер умела считывать прекрасно.
– Мой первый брак оказался провальным.
– Почему? Разве не любая девушка была бы просто счастлива вас осчастливить, – Эмбер потупила взгляд, будто смутилась, и тут же извинилась, – простите за каламбур.
– Хороший каламбур, – улыбнулся сеньор де Агилар. — Но, ты и прав, и не прав. Любая, в смысле, обычная девушка. А я встретил не совсем обычную. Я был молод и идеалистичен. И она мне показалась идеальной: красивой, милой, доброй, скромной. Из хорошей семьи… Можно было догадаться, что так не бывает. Но, как говорят: источник нашей мудрости – наш опыт, а источник нашего опыта – наша глупость. В итоге всё оказалось предсказуемо: она была аферисткой. Обычной охотницей за богатством, выяснившей у кого-то, что я сын гранда, Алехандро де Агилара. Она думала, что я богатый наследник, который инкогнито учится во Фружене, потому что я, и правда, поначалу скрывал, кто я такой. А она мечтала быть женой гранда. Ну, или обчистить меня на пару со своим дружком, уж точно не знаю. Одно из двух. Хотя уверен, ей очень хотелось быть грандессой. А я был ослеплён её красотой, а ещё — родством душ. Она понимала меня с полуслова, угадывала мои желания… Теперь-то я знаю, что родства душ не бывает. Мы поженились тайно, она так хотела. А потом, когда она выяснила, что я совсем не так богат, а точнее, совсем не богат, она была в настоящей ярости и, в конце концов, бросила меня, сбежав к очередной жертве её чар. Я был раздавлен этим предательством, Эмерт. Знаешь, что я ненавижу больше всего? — он посмотрел на Эмбер в упор. – Ложь. Когда мне врут близкие люди. Когда меня обманывают те, кому я доверяю. Никогда такого не прощаю. Это самое худшее в людях. Ты же понимаешь, о чём я? Уверен, ты понимаешь. Беженцы проходят через предательство близких, ведь так?
Его взгляд прожигал насквозь, не давая оторваться, будто он видел в её глазах что-то такое, что было ему понятно.
Предательство близких… О, да, она прошла через это. Только кто оказался предателем? Кто привёл тех людей в их дом? Кто рассказал о том, что прячет отец и над чем работает? Их управляющий? Кузен? Или дядя? Кто из них догадался и донёс о том, что она эйфайра? Деньги их семьи исчезли, и это дело рук кого-то из тех, кто был близок с её отцом. И всё, что осталось от их семьи сейчас, только брошенный всеми особняк…
Эмбер судорожно сглотнула и кивнула, выражая понимание, и ей казалось, что под ней сейчас треснет паркет, и она провалится сквозь два этажа этого дома прямо в подпол. Она ноздрями ощутила, как между ней и сеньором де Агиларом воздух наполняется грозовой тревогой, как невидимые жгуты натягиваются между ними,
соединяя пальцы рук и заставляя чувствовать ладонями волнение и ток крови.– Да, сеньор. Я понимаю, о чём вы.
«Знаешь, что я ненавижу больше всего? Когда мне врут близкие люди».
Это прозвучало, как выстрел, как пророчество, как предчувствие какой-то далёкой пока трагедии. И Эмбер на мгновенье представила, что будет, когда сеньор де Агилар узнает, кем она была на самом деле. С кем он тут вёл задушевные беседы. Голова закружилась, и даже комната поплыла перед глазами…
Не нужно этого. Не нужно этих разговоров. Не нужно сближаться…
Хотя обычно она делала наоборот — сближалась с жертвой, но в тех случаях она отбрасывала эмоции, старалась не вовлекаться в чужую судьбу. И мантры шамана Монгво, и годы тренировок помогали. А вот сейчас не помогало ничего. Она нее могла заставить себя погасить воображение, которое тут же нарисовало ей картину возникшего предательства.
— И как же вы поступили с ней, сеньор? — тихо спросила Эмбер, снова вонзая ногти в ладонь и всеми силами пытаясь стряхнуть наваждение и разорвать эти невидимые нити. — Надеюсь, вы её не убили?
– Убил? Нет. Но мне понадобился год, чтобы излечиться от романтических иллюзий. Потом я разыскал свою жену и подал на развод. Это было нелегко и довольно скандально, но я хотел свободы любой ценой. Конечно, мне понадобилось какое-то время, чтобы собрать осколки своего сердца и понять, что женщин нужно рассматривать сквозь специальное стекло, – он усмехнулся. – Склеенное сердце, оно не болит, но, наверное, не может больше любить. Потом я встретил другую девушку. Скромную, добродетельную, набожную, из простой семьи, которой не нужен сын гранда. И я сделал ей предложение. Помолвка была в прошлом месяце. А теперь, какая ирония, – он снова усмехнулся, – я стал внезапным наследником всего этого. А она не из тех, кто хочет вращаться в высшем свете. Но, когда закончится всё это безумие, мне, видимо, придётся привезти её сюда.
– Вы её не любите? — спросила Эмбер, сама не зная, зачем.
– Мужчине это не обязательно, Эмерт. Мужчине достаточно просто желать. Крепкому браку любовь скорее помеха. А тебе могу посоветовать только одно — не верь женщинам. Все они лгут. В той или иной степени.
Раздался треск, и перегретая пробирка лопнула.
– Проклятье! Вот я болван! — воскликнул сеньор де Агилар, отбрасывая остатки пробирки в таз.
– Простите, сеньор! Это я виноват, отвлёк вас разговорами! — Эмбер бросилась к горелке и потушила её.
– Да ничего ты не виноват, это я сам разболтался. Даже не знаю, с чего вдруг в голову полезли все эти воспоминания! Как видишь, стоит упомянуть женщину, и вуаля! – ответил он, сгребая в кювету щипцами крупные стеклянные осколки. — Но стол, конечно, мы попортили, Фернандо будет ворчать.
– Мейстер Фернандо сильно занят фиестой, думаю, ему нет сейчас дела до стола. Но вообще, лучше для опытов использовать мраморную плиту, – Эмбер взяла метёлку, сделанную из гусиного крылышка, и аккуратно смела остатки колбы. — Мой о…у… учитель, м–аэстро Кордезо всегда использовал её для таких опытов.
Она едва не сказала: «Мой отец».
Эмбер! Да ты совсем не в себе!
– Отличная идея, Эмерт! — сеньор де Агилар шагнул к ней и похлопал по плечу. — Пока у меня здесь нет специального стола, можно, и в самом деле, использовать мраморный столик из сада.
А Эмбер едва не выронила осколки, схватила кювету и быстро отошла с ней, чтобы оказаться подальше от сеньора де Агилара.
Каждый раз, когда он так делал… Каждый раз, когда он её хвалил, или вот так хлопал по плечу, на неё будто опускался дурман. Что-то похожее на тот самый эфир, которым она умела одаривать других. Это было приятно и остро, это пьянило, кружило голову, заставляло улыбаться и совершать глупости, терять бдительность и снова возвращаться в исходную точку. И вот только сейчас она поняла, что ей хочется получить ещё одну порцию этой похвалы.