Золотая середина. Как живут современные шведы

– Там у них был карантин, – радостно объясняла мама, – и мы считали, что его сегодня не выпустят. Но вчера карантин сняли.

Я себя чувствовала очень неловко в этой щекотливой ситуации. О чем говорить с преступником, сидя с ним даже не за решеткой, а в расслабляющей домашней обстановке? Я начала какой-то общий разговор о том, что вот первый раз в Швеции, что мне нравится ее природа…

– А о шведской тюрьме не хотите что-нибудь узнать? – вдруг прервал меня Гуннар.

– Хочу! – горячо ответила я.

– С чего начать, с хорошего или плохого? – спросил он.

– Ну, как положено. Если есть две новости – хорошая и плохая, – начинают обычно с плохой.

– Ладно. Тюрьма – это не самое лучшее место для жизни. Потому что ты лишен главного – свободы.

– Да уж, за решеткой, конечно, хуже, чем на воле, – поддакнула я.

– Ну, решеток-то у нас нет, – заметил он.

– Окна без решеток? – я вопросительно посмотрела на «сопровождающего».

– Да, на окнах решеток нет. А повредить их нельзя – они из небьющегося стекла.

– Так вот, когда я понял, что теперь мне за этим неразбиваемым окном предстоит провести три года, я впал в глубочайшую хандру. Дальше пошли другие «приятные» открытия. Моя девушка передала мне цветок в горшке – передачу не пропустили. Приятель принес пачку сигарет – тоже не разрешили передать.

– Цветы, сигареты и вино принимать не разрешается, – подтвердил надзиратель. – Там могут быть спрятаны наркотики.

– Хотя бы соседи по камере попались нормальные? – спросила я.

– Соседи? – переспросил Гуннар. – Но я живу один.

– Почему такое исключение?

– Не исключение. Все заключенные имеют каждый по комнате, – он усмехнулся. – Впрочем, какая эта комната – так, комнатушка: шесть квадратов. Да и мебели по минимуму: стол, стул, полка для книг, платяной шкаф, раковина, ну и, конечно, кровать. Матрац, правда, хороший, белье меняют часто.

– Телевизор забыл, – напомнил надзиратель.

– Ну да, телевизор старенький.

– Ну и, конечно, унитаз, – напомнила я.

– Унитаза мне еще в камеру не хватает! – возмутился Гуннар. – Он, слава богу, в туалете в коридоре, там же, где душ.

– И что, туда можно выходить в любое время?

– Днем – да. А ночью, когда дверь камеры закрывают, только в сопровождении охранников.

– Что для вас все-таки самое неприятное?

– Дисциплина и «антинаркота». Знаете, я только в тюрьме понял, какое это огромное благо – распоряжаться своим временем, делать, что хочешь. А тут – все по звонку: работа, учеба, спорт. Да еще эти дурацкие программы вроде «борьбы с наркотической зависимостью» – «антинаркота», – он покосился на сопровождающего.

– Как же иначе? – отреагировал тот. – Тюрьма же исправительное учреждение.

– А что уж такого непереносимого в этой программе? – спросила я.

– Приходит какой-то плешивый хмырь и бубнит мне о том, что я знаю лучше него: как это вредно для здоровья, для секса и для будущих детей – курить травку и колоться.

От скуки взбеситься можно. Лучше уж кирпичи таскать, ей-богу.

– Но там же и психолог, – напомнил сопровождающий.

– Ну да. Когда приходит психологиня – фигурка, между прочим, что надо, – тогда все-таки веселей.

Он заметил мою улыбку, уточнил:

– Не потому, что фигурка, а потому, что она проводит тренинг. Это немного похоже на игру. Так, между прочим, все эти антинаркотические знания лучше усваиваются.

– А работать обязательно? Чем вы там занимаетесь?

– Работать обязательно, если ты не старик: пенсионерам – по желанию. А я сначала просто изводился: клеил коробочки для женской парфюмерии. Тоска жуткая! А потом меня перевели в другую мастерскую – собирать электродетали. Это уже не так нудно. Хотя, конечно, самое для меня интересное – компьютерный класс.

– А до тюрьмы ты компьютером интересовался?

– Так, слабо. Я больше гитарой увлекался, психоделической музыкой. Но теперь эту музыку даже слышать не могу: с нее же вся моя наркоистория началась. Вообще я не знаю, буду ли даже на гитаре играть. Хочу научиться компьютерные программы составлять. Или наоборот, свой бизнес открою.

– Открыть бизнес – это ведь тоже не так просто. Тут специальные знания нужны, – замечаю я.

– Конечно. Курс «Бизнес: финансы и экономика» я посещаю регулярно. Хотя вот это как раз можно делать по желанию.

– А чем ты еще занимаешься с удовольствием?

– Спортом. У нас хорошая футбольная команда.

– Три матча подряд с соседней школой выиграли, – вставил надзиратель. И вдруг повернулся к Гуннару. – А тебе-то что этот футбол?

– Да нет, это я просто так вспомнил. Я в футбол не играю. Я люблю гольф: у нас хорошая площадка. Еще играю в настольный теннис. И с удовольствием хожу в тренажерный зал. Между прочим, я раньше вообще спортом не занимался. А теперь, видите, какие мышцы накачал, – он показал мне правую руку выше локтя.

– То есть тебе там не скучно?

– Скучаю по друзьям, по дому, по девушке. Ну, конечно, если уж очень соскучусь, могу позвонить: телефон в коридоре бесплатный. Я даже в Канаду своему другу звоню.

– Тоже за счет тюрьмы?

– Нет. Покупаю в тюремном магазине телефонную карточку – говори, пока деньги не кончатся. Но развлечений, конечно, мало.

– Тебя сколько раз приглашали в любительский театр! Им очень музыкант нужен, – с укором сказал охранник.

– Нет, я же сказал: музыку я разлюбил. Гитару в руки брать не хочу.

– Ну, тогда кино смотри. Можно же взять напрокат DVD и любой фильм.

– «Любой», – передразнил Гуннар. – Там самый последний – тот, что я еще полтора года назад на воле видел.

– Тогда смотри новое кино по телику.

– Да там экран вот такой, – он показал руку от локтя до ногтей.

– Так иди в общую гостиную, там стоит большой и новый.

– Да ну, там мужики такие фильмы смотрят, которые мне и даром не нужны. Кстати, бывает, что и газеты сегодняшние только назавтра приходят. А что мне вчерашние новости? Я же хочу быть в курсе текущих событий.