Золотая всадница

Завидев, как полковник выходит из леса с Амалией на руках, Михаил так сильно изменился в лице, что Стефан взглянул на него с некоторым беспокойством.

– Что такое, почему он ее несет? – вырвалось у наследника. Он спрыгнул с лошади и быстрым шагом подошел к Войкевичу.

Получив объяснения, князь заметался, предложил вызвать карету, доктора и немедленно ехать в больницу. Но Амалия сказала, что предпочитает, чтобы ее отвезли домой.

– Там, в лесу, осталась моя шляпка… Недалеко от реки, на поляне, где упавшее дерево…

И Михаил помчался спасать шляпку, а королева послала человека за своей каретой, чтобы доставить баронессу Корф в Тиволи.

– А лису мы так и не затравили, – сообщила она Амалии, чтобы хоть немного утешить. – Она куда-то пропала. Думаю, нам надо купить новых собак, эти уже ни на что не годятся.

Поглаживая лысину, Верчелли смотрел, как Амалию сажают в открытый экипаж, и жалел только об одном – что счастье нести такую прелестную женщину выпало этому мужлану Войкевичу, который совершенно не способен его оценить. Притворялась баронесса Корф или нет, с распущенными волосами, растерянная и в помятой амазонке, она была очень хороша.

– Даже и не думайте! – свирепо бросил ему Михаил, проходя мимо.

– Ваше высочество? – изумился граф. Наследник круто повернулся на каблуках и приблизился к нему вплотную.

– Если в-вы скажете хоть что-нибудь о ней, – прошипел он, – я вам шею сверну!

– Даже если я скажу, что она само очарование? – поднял брови граф. Он не выносил, когда ему приказывали, будь то даже монаршие особы или их наследники.

– Это вы можете говорить сколько угодно! – ответил Михаил, удаляясь.

Он сел на лошадь и поехал за экипажем, который увозил Амалию.

– Вот, – объявила Лотта, узнав о происшедшем, – о чем я говорила! Стоило мне отлучиться, и она уже пытается отнять у меня Стефана, изобразив падение с лошади! Еще повезло, что поблизости оказался адъютант, а не король!

Кислинг, который механически кивал в ответ на каждую ее фразу, при последних словах нахмурился и о чем-то задумался.

– Так или иначе, – произнес он с расстановкой, – это может оказаться для нас полезным… если она действительно не сумеет какое-то время ходить.

И больше не проронил об этом ни слова.

Амалия успокоилась только тогда, когда вновь оказалась в своей спальне, в кровати с высоким балдахином, и вызванный доктор (между прочим, личный врач короля и наследника), осмотрев распухшее колено, объявил, что кости целы, просто госпожа баронесса сильно ушиблась и переволновалась.

– Вам лучше принять снотворное, сударыня, и хорошенько отдохнуть. Завтра станет окончательно ясно, есть серьезные повреждения или нет.

И он послал горничную Зину в аптеку за лекарством.

Амалия покорно выпила снотворное, чувствуя себя, как маленькая девочка, которая впервые за долгое время заболела. Все, что составляло недавно смысл ее жизни – особая служба, интриги на благо родины, поручение министра К., даже придуманный ею коварный замысел, – все отошло на задний план. Ее волновало только одно: сумеет ли она ходить, как прежде, или это падение обернется для нее нешуточными осложнениями.

«Впрочем, Лавальер [23] была хромоножкой… И не только она… Какая Лавальер, о чем я! У нее был король, хоть какое-то время, и настоящий, а тут…»

23

Луиза де Лавальер – одна из фавориток французского короля Людовика XIV (короля-солнце).

И она сама не заметила, как погрузилась в сон.

Проснулась она посреди ночи от очень неприятного ощущения. На языке разведчиков это ощущение называется по-разному, но суть его одна.

Что-то не так.

Что-то совсем не так.

Амалия с трудом подняла голову (снотворное придворного доктора оказалось на редкость качественным) и в полумраке спальни, освещенной светом едва теплящейся лампы, увидела, как колышется занавеска. Большое окно было распахнуто настежь.

Стало быть, она выпила снотворное, которое принесла та веснушчатая горничная, Зина, а потом…

Нет, Амалия не приказывала открывать окно, более того, прислуга наверняка должна была заметить, что хозяйка не выносит сквозняков и распоряжается открывать окна очень редко, когда стоит сильная жара. Что же это такое, в самом деле?

– Зина! Зина!

Горничная не отзывалась. Амалия дернула несколько раз за сонетку – бесполезно. Никто не шел.

Амалия бессильно упала на подушки. Итак, все очень просто: Зину кто-то подкупил, чтобы погубить Амалию. Потому что она болела туберкулезом, от которого вылечилась с большим трудом, и любая простуда могла оказаться для нее смертельной.

А ведь как просто – открытое окно, в которое вливается свежий ночной воздух.

Всего лишь открытое окно.

Амалия завозилась на постели, натягивая повыше одеяло, но оно было тонкое, летнее и, конечно, никак не могло ее защитить. И еще нога болит, стоит пошевельнуться.

Переиграли… переиграли…

Надежная прислуга, уверял Петр Петрович… Вот тебе и надежная. И ведь продала наверняка задешево, как писал покойный король… И еще это снотворное… все одно к одному… Нельзя спать… нельзя… Может быть, еще раз позвать Зину? Да нет… Она затаилась… не придет…

Амалия почувствовала, что глаза у нее снова слипаются, и погрузилась в сон.

На этот раз она пробудилась от совершенно другого ощущения. Еще до того, как открыть глаза, она уже знала, что находится в комнате не одна.

Повернув голову, Амалия увидела в кресле возле кровати силуэт. От снотворного у нее путались мысли, и она страдальчески поморщилась, узнав наконец ночного гостя. Окно, еще недавно так тревожившее молодую женщину, было закрыто.

– Что вы тут делаете, Милорад?

Войкевич, который задумчиво смотрел на Амалию, подперев рукой подбородок, блеснул глазами и откинулся на спинку кресла.

– Я заметил, что ваше окно открыто. А в этом месяце часто бывают холодные ночи.

Амалия задумалась, но так ничего и не поняла. От полковника пахло табаком, но вовсе не запах беспокоил ее в это мгновение, а то, как он на нее смотрел. С удивлением… или не с удивлением, а…

– И вы залезли ко мне в окно?

– Я в детстве лучше всех лазал по деревьям, – объявил Войкевич. – Забраться в окно – пара пустяков.