Золото дикой станицы

Борис понабрызгал вокруг, поналивал, но вытирать было нечем. Он бы не погнушался по старой памяти шваброй пол протереть, как некогда палубу драил, но не спрашивать же у тетки при входе, где она держит швабру. Сразу просечет, что он объявление проигнорировал и дважды ее правила нарушил, скандал устроит. Пускай старая ведьма и вытирает, — согласились с ним пассажиры — и старые, которые еще не успели уйти, и новые, которые заходили и заходили, словно все пути на этой станции вели в туалет.

Когда Борис вышел — с влажными волосами, аккуратно расчесанными на пробор, с мокрым полотенцем в руках и пакетом с выстиранным в раковине бельем, ведьма вылупила свои лютые глаза и открыла рот, чтобы заорать, но Борис припустил так быстро, что она при всем желании не смогла бы его догнать. Уже за спиной он услышал сирену и понял, что так кричит старая ведьма.

Это был единственный светлый момент за все путешествие. Колька и Ленчик по-прежнему довольствовались водой из ведра и ругали Генку за то, что законопатил их в товарный вагон, а не в пассажирский, где воды — хоть залейся. И в туалете можно сидеть по человечески, а не стоять враскорячку неизвестно над чем, откуда сифонит и можно запросто простудить свое дорогое место.

— Хватит бухтеть, — пресекал их воркотню Борис. — Никто вас не заставлял ехать, сами согласились. Не задаром же! Довезем рыжье — такой гульбарий устроим!

— Если живы останемся, — пошутил Колька и заржал, сам же не веря своим словам.

— А оружие на что? — напомнил Ленчик. — Нехай только кто сунется, я ему сразу всю обойму в ряшник.

Ленчик радовался путешествию и совсем не считал его опасным. То, что Генка обеспечил их оружием, это правильно. Все-таки не картошку везут в соседнюю деревню. Но кто может напасть на вагон, когда о нем знают всего несколько человек, да и те свои? А все те люди, с которыми Борис договаривался в пути, даже не подозревали, что за груз на самом деле находится в вагоне. Правда, предвкушая путешествие, Ленчик представлял его более приятным. Но приходилось испытывать массу неудобств, и все это ради бабла. Да все они тут ради этого бабла. И что бы не говорила его мамка о каких-то высших ценностях, о том, что не все измеряется деньгами, как ни крути, без них никак. Вот поехал бы он через всю страну в товарном вагоне, если бы жизнь у них с мамашей и братом была более-менее приличная? Что она могла дать им с Ромкой, работая библиотекарем? Небольшую двухкомнатную квартирку и ту пришлось продать и купить вместо нее однокомнатную, чтобы оплатить Ромкину учебу на курсах. А он, гад, курсы закончил, а в институт провалился. Чем, спрашивается, занимался на курсах? Теперь работает хрен знает где, в какой-то забегаловке официантом. Хорошо хоть возвращается поздно, а то когда все вечером в сборе, деваться некуда друг от друга в крохотной квартирке. Ленчик советовал ему тоже податься в золотоискатели, он мог Генку попросить, тот бы пристроил. Да брат ни в какую, тяжело, говорит. Лентяй, таких еще поискать. Вот Ленчик получит бабки за доставку золота, доложит свои накопленные и купит себе квартирку, пускай хоть десять метров — да свои…

Колька тоже не от большой радости подрядился рыжье сопровождать. Сестра надумала замуж выходить, деньги на свадьбу нужны. Если бы это была Ленчика сеструха, он бы ей сказал: «Твоя свадьба — твои проблемы». А Колька человек добрый, жалко ему сестру. Хочет, чтобы у нее все как у людей было. А то семья жениха только за своих гостей платить собралась, а чтобы сэкономить, пригласила человек десять. А Надюшка, сестра Колькина, и платье хочет красивое, дорогое, и приданое, чтобы родня жениха ей глаза потом не колола, дескать — бедную в свою семью взяли. И так жить у них будет. И гостей хочет столько, чтобы долго потом свадьбу вспоминали. Колька вчера рассказывал, как перед отъездом пришли с матерью в семью жениха, с его родителями обсуждать свадебные расходы да что должна невеста в семью принести. А жениха мамаша, жирная жаба, и спрашивает:

— Сватья, а у вашей Надюши подушки есть?

— Откуда? — не удержалась от ехидства Колькина мамаша. — Она у нас на голом полу спит.

Будущая свекруха только глазами луп да луп. Вот уж они вчера с мужиками наржались!

— На кой вы ее в такую семью отдаете? — удивился Ленчик. — Ее ж там замучают своими придирками. Да и жадные они, все равно попрекать будут.

— Да сеструхе уже двадцать шесть лет. Перебирала, перебирала, время ушло, все ее ухажеры переженились, только этот и согласился взять. Да и тот какой-то хреновый. Такой весь квадратный… Прикинь — он во все стороны одинаковый.

— И чего за такого выходить? Она у тебя девка красивая, погодила бы еще. Да и какие ее годы? — опять удивился Ленчик. — Мне двадцать шесть, а я жениться и не собираюсь лет до тридцати пяти. А то потом и не погуляешь, дети пойдут, всякие семейные обязанности.

— Девкам надо вовремя выходить, а то вообще женихов не останется. Молодняк на подходе, а мужики молодых любят.

— Это точно, — согласился Ленчик. — Я тут с одной учительшей хороводился, а ей уже двадцать два. Ничего такая баба, симпатичная, сиськи — во! — вытянул он руки вперед, потом подумал и чуть убавил в размере. — Но как-то утомлять меня стала. Все умничает, какие-то книги подсовывает читать, просвещать меня решила. А то неловко ей — у нее высшее образование, а я даже техникум не закончил. Стала вякать, что должен соответствовать ее уровню. Будто без высшего образования я не человек. А я зато чемпион области по шахматам! У меня даже грамота есть. Ну я и подумал: что я на нее время трачу? Все равно жениться не собираюсь, а баба надеется. Родители ее тоже стали напрягать — иди да иди учиться. А мы поможем. Они все с высшим образованием, папаша РОНО заведует, мамаша в вечерней школе учительница. Даже бабка у них институт закончила при царе Горохе, прикинь! — расхохотался Ленчик. Почему-то образование бабки его особенно смешило. — Ученые все, блин. А на кой мне учиться, если я не хочу? Да и возраст у нее уже. Когда мне будет сорок шесть, ей будет сорок два. Прикинь! В сорок два бабы уже совсем старые, не то, что мужики. Сиськи до колен обвиснут, жопа сдуется… А у нас, мужиков, жизнь только начинается. Ну я ей честно сказал — старая ты… Обиделась. А чего обижаться? Правду ведь сказал. А тут встретил одну — ей всего семнадцать. Персик! — заржал он, вспоминая свою Тамарку.

— А у нее как с сиськами? — поинтересовался Колька, который временно простаивал, потому что ему с девками в последнее время что-то не везло и он очень любил поговорить о бабах. Вернее, об их прелестях.

— Да так себе, смотреть не на что. Зато молоденькая, свеженькая, говорю же — персик! К тому же не станет с женитьбой приставать. Рано ей еще. А такая сладенькая! Кожа нежная, как у младенца! Попа кругленькая, как два мячика…

Ленчик лежал на матрасе и полудремал, вспоминая нежную розовую кожу Тамарки, ее голубые глаза — круглые и удивленные, как у ребенка, ее неразвитую грудь первого размера, но упругую, с маленькими коричневыми сосочками. Понял, что соскучился. Даже почувствовал в штанах некоторую стесненность. Все-таки воздержание — одно из тех неудобств, которое приходится терпеть ради бабла. Были у него мысли на станциях, когда Борис бегал договариваться о перецеплении вагона, подыскать на платформе какую-нибудь не особо переборчивую, заманить в вагон да оприходовать ее на матрасе. Но Колька отговорил. Напугал всякими заразами вплоть до таких, что член может покраснеть, сыпью покрыться да и отвалиться. Говорил, в детстве в книжном магазине однажды надыбал одну книгу, медицинскую, про всякие кожные заболевания. Начал листать цветные иллюстрации. Мама родная! Лучше бы он никогда этого не видел. Спать потом не мог — снились страсти. Как проснется — ощупывает себя, все ли на месте. Пацанам рассказал — не поверили. Потом всем двором ходили смотреть, пока продавщица не поняла, что за интерес у ребятни к отделу медицинской литературы и не спрятала эту ужасную книгу.

После такого предупреждения Ленчик решил судьбу не испытывать. Постельный опыт у него был небольшой, Колька в этой теме лучше сечет. У него даже взрослые бабы были, лет по сорок, жены золотоискателей. Как мужья на промысел отправлялись, так перед Колькой все двери открывались. Одной и вовсе сорок шесть, считай — в матери ему годилась. Но горячая! Многому Кольку научила, он хвастался. Да его все любят — веселый, заводной, не жадный, слова плохого ни о ком не скажет. Все у него хорошие. Кроме новой родни, которую он получит вместе с замужеством сестры.

Что-то затих Колька, дрыхнет, наверное. Проверить, что он делает, Ленчику было лень, монотонный стук колес убаюкивал. Даже голову не хотелось поворачивать.

— Звонить пора, — услышал он голос Бориса над головой. Тот достал мобильный, начал набирать цифры. Ответили сразу, словно ждали. Разговор был недолгим и Борис напомнил ребятам:

— Скоро подъедем к станции, нас встретит Генкин кореш. Кончай дрыхнуть.

Парни зашевелились, от нечего делать решили раскинуть карты, хотя они уже за долгую дорогу здорово надоели.

— Повезло, что Генка с этим корешем дружбу завязал. а то на всех станциях одному так трудно организовать перецепку, — продолжал Борис. — А здешние места очень неспокойные, Генка говорил.

— Такой уговор был — мы с оружием, ты организуешь, — пробормотал Колька и радостно крикнул Ленчику:

— А я тебе короля пикового! А у тебя уже нет ни фига!

— Опять тебе фартит, — недовольно пробурчал Ленчик и выложил сплошную мелочь.

Поезд начал замедлять ход, послышались несколько сильных ударов.

— Интересно, кто это лупит со всей дури? — прислушался Колька.

— Наверное, путевой обходчик, сцепку проверяет.

— На ходу, что ли? — удивился Колька.

— А что, останавливать из-за этого весь состав? — резонно заметил Ленчик. — Поезд и так еле тащится, можно и на ходу. Если что не так, он может машинисту знак какой-то подать, флажком махнуть.

— Флажками стрелочники машут, балда, — поправил его Колька.

— Ну этот своей стукалкой помашет, что у него там — молоток или кувалда, — заржал Ленчик.