Золото дикой станицы

— А ты хотел, чтобы мы выехали торжественно, колонной? И по дороге объявляли, куда путь держим? — загоготал Шнур и шумно почесал пятерной волосатую грудь под расхристанной сорочкой.

— А еще лучше по матюгальнику объявлять! — раздухарился Хорек, который пребывал в нервном возбуждении в связи с предстоящей операцией. Ему предназначалась одна из главных ролей и он очень этим гордился. Наконец все прибыли. Сергун напомнил, кто где должен находиться и велел не отсвечивать. Мало ли — вдруг казачки тоже прошурупают, что эта позиция очень удачна для ограбления. Поэтому никаких сигарет, машины загнать в кусты, головы не поднимать и главное — громко не разговаривать.

Хорек с Шнуром и Жмыхом под прикрытием кустов прильнули к теплой земле и напряженно всматривались вдаль. Солнце висело прямо над головой и все трое вскоре уже маялись от жажды. Никто не догадался взять с собой воду и теперь тихо переругивались.

— Хватит бухтеть, — Жмых первый вспомнил, что Сергун велел сидеть тише воды, ниже травы. — Ты, Шнур, не отвлекайся. Давай зырь на дорогу.

Бинокль был только у Шнура. Глаза под окулярами потели, и он на мгновение отрывал бинокль, чтобы быстро тыльной стороной ладони протереть их.

Хорек лежал вплотную к Жмыху, потом немного отодвинулся и недовольно повертел носом.

— Ну и духман от тебя!

— Вчера мылся! — огрызнулся Жмых. — А не нравится — отканай.

— Едет, едет! — наконец подал голос Шнур и толкнул ногой Хорька, который попытался хоть одним глазком заглянуть в бинокль.

— Та мы уже и сами видим, — пробурчал Жмых, посчитавший личной обидой недоверие Сергуна — бинокль достался Шнуру, более молодому, а Жмых в банде уже давно ошивается, так сказать бандит со стажем.

На пятьдесят шестом километре поезд начал сбавлять ход.

— Есть! Наш вагон последний. Подфартило!

Хорек засуетился и стал торопливо набирать номер на мобильном.

— Мы отцепляем вагон. Он предпоследний. Ага…

Он подтолкнул замешкавшегося Жмыха.

— Пошли, пора…

Они скатились к железнодорожной насыпи и побежали вдоль путей, шурша гравием, который разлетался из-под ног в разные стороны. Бежать пришлось недолго — быстро догнали едва ползущий вагон и по очереди запрыгнули на подножку. Хорек сразу же оседлал сцепку и работа закипела. Он не без усилий отцепил тормозной шланг, Шнур достал свой инструмент — кувалду, и стал лупить по сцепке.

— Дай я, — протянул к кувалде руку Жмых. — У меня удар сильнее.

Но Шнур уже справился и сам. Последние два вагона сначала по инерции катились за составом, потом начали замедлять ход, все медленнее и медленнее и наконец совсем остановились. Шнур утерся рукавом, размазав мазут по всей широкой морде, и радостно улыбнулся, ощерив крепкие белые зубы.

— Оп-паньки, приехали!

Братки спрыгнули с подножки и повернувшись к дороге, замахали руками.

Им и в голову не приходило, что с другой стороны насыпи за их действиями наблюдали их враги — Куренной с казачками. На возвышенности стояли три машины «казачков», откуда им было видно как на ладони — суетня братков, а потом и приглашающие их жесты, адресованные выжидающим в стороне подельникам.

— Есть… — обронил Куренной, опуская бинокль. — Предпоследний вагон.

— Начнем? — Клест нетерпеливо засучив ногами, потому что тоже лежал в траве и уже готов был сорваться по первому приказу Куренного.

— Погодь, — придержал его прыть Куренной, опять приложив к глазам бинокль. Вагоны окончательно остановились, и с противоположной насыпи к ним уже съезжали три машины.

— Негоже нам заниматься черной работой. Мы ж казаки, а не якась там шпана. Нехай они вскроют, а там побачим.

Тем временем из машин выскочили не менее дюжины ворыпаевских, оживленно жестикулируя и переговариваясь, все при оружии. Куренной переводил окуляры бинокля по лицам, почти всех он знал, но вдруг увидел среди них Турецкого.

— Мать твою… — от неожиданности выругался Куренной. — Там Антон…С ними.

Клест напряженно вглядывался в лица.

— А ты казал, шо его убили ворыпаевские… Выстрел слышал… Это он нашего Димона застрелил, а сам переметнулся. Ах он дятел хренов! Сукодей! Я ж говорил, шо засланный он. А вы все ему в рот заглядывали, каждому его слову верили.

Клест вытащил из-за спины винтовку:

— Щас я его быстренько мочкану, — злорадно пообещал он и взвел курок.

— Тихо! — оборвал его Куренной. Он следил за дальнейшими действиями уже Турецкого. Тот постоял в толпе братков, один из них подтолкнул его в спину в сторону к вагону и Антон, или как там его, не спеша зашагал в заданном направлении.

— Глянь, а он не добровольно идет, — заметил Клест. — Его ворыпаевский под прицелом держит. Шо-то я эту харю не знаю. Какой-то из новых. Вишь, сами не хотят рисковать, нашли себе пушечное мясо… — он рассмеялся и с интересом смотрел, как будут развиваться события.

— Вот-вот… Я и говорю — они его без тебя мочканут. Зараз он им поможет открыть вагон, а они ему откинуть тапочки.

Клест зашелся в беззвучном смехе. Но Куренной даже не улыбнулся. Ему ничуть не было жалко заезжего «охранника». Хотя что-то вроде сожаления промелькнуло в его глазах. Этот Антон и так долго продержался в здешних суровых условиях. Уже сколько раз мог отдать концы, побывав в руках ментов, казаков, а теперь и бандитов. Сколько веревочке не вейся…

Турецкий шел сначала по жесткой выгоревшей траве, потом по гравию, он не спешил, потому что торопиться уже было некуда. Позади дуло пистолета, впереди закрытая дверь вагона, за которой его тоже ждут стволы. При любом раскладе пуля его найдет.

— Ну, и что теперь делать? — тихо пробормотал Турецкий, останавливаясь у двери. — Хоть бы в голову что-нибудь пришло. Ничего…Вот тебе, Турецкий, и переоценка ценностей…

Ну что ж, хоть его в вагоне и не ждут, но постучаться нужно. Так сказать, напоследок отдать долг вежливости. А там уже действовать по обстоятельствам.

— Кто? — тотчас рявкнул голос из-за двери. — Я сейчас через дверь выстрелю!

Турецкий молчал, потому что не знал, как назваться.

— Кто там? А ну говори! — заорали сразу два голоса.

Турецкий подумал, что мужикам внутри тоже не позавидуешь. Они уже наверняка поняли, что вагон отцеплен, поезд уехал и ждет их полная неизвестность. Вряд ли их встретят с распростертыми объятиями. Так что перед ними стоит задача — либо сдаться на волю грабителей, либо отстреливаться до конца. В любом случае конец непредсказуем. Хотя первый вариант дает какой-то шанс…

Куренной смотрел на фигуру Турецкого, замершую у вагона, и мысленно подгонял его. Ему хотелось, чтобы действия разворачивались быстрее. Но там что-то медлили. Заминка была непонятна. Если вагон откроют и налетят ворыпаевские, охранники вагона начнут палить в них, ворыпаевские в ответ, и казачки поспеют как раз к раздаче слонов. Останется только добить оставшихся и затариваться рыжьем. А если эти в вагоне решили не сдаваться, то без шума никак не обойтись. Что нежелательно. А ну, как кто-нибудь услышит стрельбу и сообщит ментам? А те ведь примчатся исполнять свой служебный долг. Они же не в курсе, что бандиты с казаками схлестнулись на общем интересе и лучше в это дело не вмешиваться…