Золото императора

— У меня был ган Хулагу, — не стал отрицать Буняк.

— Который пообещал тебе мешок золота в обмен на предательство.

— Можно сказать и так, княжич, — криво усмехнулся бек. — Правда, я попросил два. И один из них готов предложить тебе.

— Я расцениваю твое предложение как шутку, Буняк, иначе мне пришлось бы убить тебя на месте.

— Ты мне угрожаешь? — удивился бек.

— Нет, предупреждаю. Каган приставил к тебе своих людей. Ты их не знаешь. Но именно они убьют тебя раньше, чем ты успеешь изготовиться к бегству. Мне очень жаль, бек Буняк, но тебе придется стать первым среди угров человеком, взявшим на щит укрепленный город. Слава о тебе будет греметь в веках.

— Издеваешься? — прямо спросил бек.

— Нет, — ответил ант. — Просто я уверен в победе.

— Ты безумен, княжич, — покачал головой Буняк.

— И это говорит человек, напавший с сотней головорезов на готский стан.

— А вдруг я солгал, чтобы подзадорить ганов?

— Нет, бек, в этот раз ты сказал правду. Я собственными ушами слышал рассказ о твоем налете от воеводы Валии. С тобою были патрикий Руфин и боярин Гвидон, у которых в стане готов были союзники. Эти союзники и позаботились о том, чтобы твои угры беспрепятственно приблизились к спящему стану.

— А зачем ты мне об этом рассказываешь? — насторожился Буняк.

— Догадайся сам, — криво усмехнулся ант.

Буняк соображал быстро, и в этом ему даже выпитое вино не было помехой. А ведь он поначалу вообразил, что каган Баламбер решил принести его в жертву. Более того, уже почти согласился помочь гану Эллаку свалить ненавистного Баламбера. Для этого требовалось всего ничего. Напасть с уграми на спящих венедов, а потом уйти на Дон, в Русколанию, словом, куда угодно, лишь бы не мозолить глаза новому кагану Эллаку, который обещал не преследовать гана. Конечно, при этом пострадало бы доброе имя Буняка, но зато голова сохранилась бы в целости и сохранности.

— Значит, мы возьмем город, княжич Белорев?

— Мы не просто захватим Тану, бек Буняк, мы еще отвлечем на себя основные силы Германа Амала, и вот тогда участь Готии будет решена.

— Каким образом? — удивился Буняк.

— Это тайна, бек, которую я открою тебе в Кремнике города Таны, за чаркой доброго аланского вина. Дай срок, и мы с тобой будем пировать в Риме. Весь мир будет лежать у наших ног, слышишь, Буняк. Вот цель, достойная настоящих мужчин.

Князь Оман узнал о появлении гуннской орды сразу же, как только она переправилась через Дон. К сожалению, дозорным не удалось установить ее численность. Но в любом случае речь шла об очень серьезной силе, в десять-пятнадцать тысяч человек. Возможно, это был всего лишь передовой отряд, посланный для того, чтобы обеспечить беспрепятственную переправу основных сил Баламбера. С осадой Таны гунны не торопились и тем самым только подтверждали самые мрачные предположения аланского князя. Он успел отправить гонца к рексу Германареху, и теперь ему оставалось только ждать и надеяться, что верховный вождь готов не оставит его в беде. Гунны, верные своей тактике, рассыпались по степи и стали разорять окрестные села и станы, угоняя скот. К сожалению, князь Оман не мог им в этом помешать. Имея под рукой две тысячи конных алан и четыре тысячи пеших готов, он мог только в бессилии скрипеть зубами да слать проклятья на головы своих врагов. Справедливости ради надо сказать, Герман Амал не забывал о своем союзнике и буквально за два дня до нашествия готов прислал князю Оману пятьсот пехотинцев во главе с рексом Ведомиром. Ведомир проделал по степи немалый путь, но это никак не отразилось на его самочувствии. Своим цветущим видом он мог поспорить с любым из ближников Омана.

— Так ведь в телегах ехали, а не пешком шли, — усмехнулся рекс Ведомир в ответ на немой вопрос.

Именно от рекса Ведомира князь Оман узнал, что от Германа Амала не ускользнули приготовления кагана Баламбера и он уже принял необходимые меры, чтобы предотвратить возможное нашествие. Верховный вождь Готии призвал под свою руку вестготов Оттона Балта, древингов Придияра Гаста и герулов рекса Гула. О времени их выступления рекс Ведомир не знал, но нисколько не сомневался, что Германа Амал двинет свое войско к Дону в ближайшие дни. Кроме обычного в таком случае устного послания, рекс Ведомир привез еще и письмо епископа Викентия настоятелю Танского храма отцу Константину. И именно к Константину князь Оман, как добрый христианин, обратился за советом. Убеленный сединами пастырь с удивлением глянул на озабоченного.

— Ты не доверяешь рексу Ведомиру?

— Мне кажется, что я где-то видел этого человека, хотя, по его словам, он впервые в наших краях.

— Ты мог видеть его в Готии, — пожал плечами Константин, — ты ведь бывал в тамошних городах.

— Рекс Ведомир не гот, а древинг, — вздохнул Оман. — А его люди — венеды.

— К стыду своему должен сказать, князь, что я не различаю вестготов и древингов, да и так ли уж велика разница между ними? Одно могу сказать тебе твердо — рекс Ведомир истинный христианин, что он и доказал, преклонив колена в нашем храме.

— А что пишет епископ Викентий?

— Он пишет, что Герман Амал уже полностью оправился от раны и чувствует себя весьма бодро для своего возраста. Он вновь твердо взял в свои руки власть и теперь собирает силы для отпора Баламберу.

Сведения, содержавшиеся в письме епископа Викентия, ничем практически не расходились со славами рекса Ведомира, но, тем не менее, князь Оман приказал своим ближникам присматривать за венедами и не пускать их в Кремник. Трудно сказать, заметил рекс Ведомир слежку или нет, но, во всяком случае, никаких претензий князю Оману он не предъявлял. Что же касается его людей, то они пару раз подрались с готами в кабаках, но службу несли исправно, а потому и спрашивать с них было не за что. Впрочем, очень скоро князю Оману стало не до венедов и их вождя. Несколько его дозорных, посланных на разведку, сгинули без следа, а гунны все чаще стали появляться под стенами города. Последний обоз с продовольствием проскользнул в Тану десять дней тому назад, а потом как обрезало. Из чего князь Оман заключил, что основные силы гуннов, скорее всего, уже успели переправиться через Дон и взяли под свой контроль все подъездные пути к городу. Пока что трудно было сказать, начнут ли гунны долгую осаду или все-таки решатся пойти на штурм. Штурма князь Оман почти не боялся, людей у него было достаточно, а гунны не умели пользоваться осадными орудиями. Дабы успокоить встревоженных людей, князь приказал выдать всем желающим оружие. Этот шаг позволил ему увеличить количество обороняющихся еще на тысячу с лишним человек. Но главные свои надежды аланский князь все-таки связывал с Германом Амалом, который наверняка придет к нему на помощь.

Глава 2 Поверженный город

Бек Буняк подошел к городу темной, практически безлунной ночью. Дабы не привлечь раньше времени внимание осажденных, он приказал обмотать тряпками копыта коней. Для стремительной атаки бек отобрал лучших людей — именно они должны были ворваться в город через ворота, открытые княжичем Белоревом, и не позволить аланам и готам изготовиться к обороне. Пока в Тане все было тихо, и лишь время от времени слышались голоса часовых, перекликавшихся на стенах. Конечно, Буняк понимал опасность предпринятой затеи. Белорева могли раскрыть и уничтожить за те две седмицы, что он и его люди провели в городе. Но бек очень надеялся, что хитрый ант сумел обвести вокруг пальца простодушного Омана. В конце концов, рекс Ведомир действительно был послан Германом Амалом в Тану, и в том, что он до города не добрался, вины древинга не было. Просто на свою беду он повстречался в чистом поле с удачливым беком Буняком, и под его именем к аланскому князю отправился другой человек.

Подъемный мост начал опускаться в том момент, когда у Буняка готово было лопнуть терпение. Городские ворота распахнулись со страшным скрежетом, приглашая ночных гостей ступить на мостовую спящего города. Все это могло быть ловушкой, но у бека хватило решимости пересечь роковою черту. Он одним из первых ворвался в Тану, а вслед за ним в город бурным потоком хлынул гуннская орда, в мгновение ока заполнившая узкие улочки. Готы и аланы пытались оказать сопротивление, но действовали слишком разрозненно. Угры и венеды без труда подавляли очаги обороны, не давая возможности защитникам города развернуть свои ряды в боевой порядок. Неразберихи, конечно, хватало. Но княжич Белорев не зря провел в городе эти дни. Он и его люди даже в полной темноте находили места проживания готов и беспощадно их истребляли. Аначавшиеся пожары сильно облегчили им задачу. Последним оплотом готской обороны стал христианский храм. Под его крышей собрались не менее пяти сотен готов с явным намерением дорого продать свои жизни. Храм был расположен недалеко от Кремника, и бек с княжичем всерьез опасались, что Оман, чего доброго, кинется на помощь осажденным, но ворота цитадели были закрыты наглухо, и только лучники время от времени постреливали с ее стен. А ведь под рукой у князя имелось более тысячи мечников, и они вполне могли потрепать гуннов, уже начавших праздновать победу. Беку Буняку с трудом удалось собрать вокруг себя несколько сотен угров для решающего натиска. Венеды оказались более дисциплинированными. Именно они, возглавляемые княжичем Белоревом, сумели вышибить тараном крепкие ворота храма и ворваться внутрь христианского святилища. Бойня там развернулась нешуточная. Храм был велик, но все же недостаточно обширен, что вобрать в себя более тысячи человек. Венеды и угры не столько помогали, сколько мешали друг другу, и отчаявшимся готом удалось нанести им довольно серьезный урон. Однако численное превосходство нападающих все-таки сказалось. Из всех готов, укрывшихся в храме, уцелел только один человек. Который, впрочем, был, кажется, эллином. Угры вытащили его из величественного здания и бросили к копытам коня своего бека. Буняк брезгливо покосился на старца с всклоченными волосами и недоуменно пожал плечами:

— Это и есть главный шаман?

— Вероятно, — спокойно отозвался княжич Белорев, вытирая об одежду убитого алана свой окровавленный меч.

— Возьмите его с собой, — приказал Буняк ближним мечником. — Не скажу, что этот старец слишком ценная добыча, но, возможно, он нам еще пригодится.

К рассвету гунны пресытились насилиями и грабежами. Да и дышать в городе от дыма многочисленных пожаров становилось все труднее. Глиняные, крытые соломой дома аланов легко поддавались огню, и очень скоро запылал практически весь город, за исключением Кремника, в котором продолжал отсиживаться князь Оман. Впрочем, штурмовать танскую цитадель Буняк не собирался. Награбленного в городе добра и без того некуда было девать. А потому бек, надрывно кашляя от дыма, махнул рукой в сторону ворот и первым поскакал прочь из города. Уцелевшие жители бросились вслед за гуннами. Буняк, довольный успешно завершившимся делом, приказал выпускать беспрепятственно всех безоружных, не взирая на пол и возраст. Зато князь Оман со своими мечниками был остановлен градом гуннских стрел. Впрочем, выхода у алан не оставалось, им приходилось выбирать между гибелью в огне и смертью в бою. Они предпочли последнее. Однако их отчаянная попытка прорвать сквозь плотные ряды венедов и угров была пресечена самым решительным образом. Битва получилась короткой, но ожесточенной. Все аланы, включая князя Омана, полегли перед городскими воротами.

— Каган Баламбер должен быть доволен, — сказал с усмешкой Буняк, горделиво поглядывая на горящий город. — Самое время ему переправиться через Дон.

— Каган через Дон переправляться не будет, — усмехнулся Белорев.

— Почему? — удивленно глянул на княжича бек.

— Баламбер уже в Готии. Он прошел по Азовскому морю как по тверди и ударил там, где его меньше всего ждали.

— А ты, случайно, не бредишь, княжич?

— Нет, бек, — засмеялся Белорев. — Просто мы оказались умнее гордого старца Германа Амала.