Золото императора

— Знаешь уже? — зло бросил старику невыспавшийся Пордака.

— Так весь Рим гудит от слухов, — развел руками Эквиций. — Я сам ездил за телом сиятельного Труллы на виллу Гортензия. А корректор Перразий уже приступил к расследованию причин бойни.

— Откуда он взялся, этот корректор? — расстроился Пордака.

— Перразий прислан императором в помощь комиту Федустию. Говорят, что он обладает большими полномочиями. Не исключено, что эти полномочия будут расширены, как только до императора дойдут вести о трагическом происшествии.

Похоже, Федустий далеко не все рассказал префекту анноны о своих планах в отношении патрикиев города Рима. Не исключено, правда, что дело здесь было не в покойном комите, а в императоре Валентиниане, который очень любил проверять и перепроверять своих вороватых чиновников. В любом случае этот Перразий попортит еще немало крови светлейшему Пордаке.

— Легионеры и клибонарии в один голос твердят о колдовстве и порче, но корректор только скептически хмыкает, — продолжил свой рассказ Эквиций. — В свите императора доверчивых олухов не держат. О твоем участии в этом жутком деле корректор уже знает. Во всяком случае, он довольно долго расспрашивал о тебе уцелевших легионеров и агентов. У меня создалось впечатление, светлейший, что именно тебя корректор Перразий и его подручный, нотарий Серпиний, готовят на роль козла отпущения. Понять их можно. В бойне из чиновников уцелел только ты один. Вывод отсюда напрашивается самый простой — префект анноны Пордака, виновный в растрате городской казны, дабы избежать ответственности, стравил между собой комита Федустия и префекта Рима Телласия, а теперь пытается выскочить сухим из воды. Как тебе удалось устроить бойню, никого особенно не интересует. Твоим главным пособником называют Гортензия, которого ты потом убил, дабы замести следы. Как только Перразий и Серпиний найдут в бумагах префектуры сведения о твоих злоупотреблениях, дни твои, светлейший, будут сочтены.

Ничего нового в словах старика Пордака не услышал. Он с самого начала знал, что расследование будет развиваться именно так. Неприятностью можно было считать только то, что дело стали раскручивать по горячим следам, не дав Пордаке время приготовиться к защите.

— Ты мне лучше скажи, Эквиций, кто в христианской общине отвечает за финансы?

— Падре Леонидос. Очень просвещенный и умный человек.

— А как он относится к магии?

— Среди отцов церкви нет человека, более непримиримого в отношении язычества.

— Тем лучше, — усмехнулся Пордака. — Как ты думаешь, двадцать тысяч денариев его устроят?

— Я бы предложил пятьдесят, — вздохнул Эквиций. — Жизнь префекта анноны стоит дорого.

— Издеваешься, — оскалился Пордака, и рука его, лежащая на столике, сжалась в кулак. Бывший раб взглянул на кулак с уважением, но мнения своего не изменил.

— Ты, видимо, не до конца осознал, светлейший, ужас своего положения. До ушей корректора Перразия уже дошел слух о золоте Прокопия. Видимо, проболтался кто-то из агентов, близких к Федустию. А Фаустина, как ты знаешь, исчезла. Наверняка корректор заподозрит, что похитил ее ты.

— Это сделал Руфин! — в сердцах воскликнул Пордака.

— Если ты упомянешь имя беглого нотария, друг мой, тебя сразу же объявят пособником мятежников. Мне очень жаль, светлейший, но тебя будут пытать. Пытать долго и упорно, дабы выведать тайну, хранимую тобой.

— Будь ты проклят, Эквиций! — вскричал Пордака и ударом кулака разнес в щепы изящный столик.

— Не надо бросаться такими словами, мой мальчик, — осуждающе покачал головой старик. — Я делаю все от меня зависящее, чтобы вытащить тебя из беды. В конце концов, мы с тобой повязаны одной веревкой. Я ведь тоже в этом деле не без греха. Конечно, вольноотпущенник — это не префект анноны, но голову мне оторвут в любом случае.

— Значит, ты согласен выступить в роли доносчика на колдуна Гортензия? — прямо спросил старого негодяя Пордака.

— Разумеется, мой мальчик, — развел руками Эквиций. — Ради тебя я готов пойти даже на грех лжесвидетельства. Но ведь ты отлично понимаешь, как отнесутся к словам бывшего раба сильные мира сего. Нам нужно куда более веское слово, а еще лучше — пергамент, подписанный авторитетным человеком. Авторитетным не только в глазах обывателей, но и в глазах императора. И таким человеком, вне всякого сомнения, является падре Леонидос.

— Ты разоряешь меня, старик, — почти простонал Пордака. — Ведь пятидесятью тысячами дело не ограничится.

— Конечно, — кивнул Эквиций. — Нам придется смазать колесо, чтобы оно завертелось в нужном направлении. Если мы уложимся в сто тысяч денариев, то можешь смело считать, что тебе сильно повезло.

Эквиций был прав, но Пордаке от этого не стало легче. В конце концов, это были его деньги, нажитые непосильным трудом. Префект анноны после столь большого кровопускания вполне мог снова опуститься на дно, с которого ему с таким трудом удалось подняться на поверхность, и затеряться там навсегда.

— Значительную часть убытков мы сможем возместить, светлейший Пордака, но для этого нам придется не только пошевелить ногами, но и поработать головой.

— Каким образом? — удивился префект анноны.

— Есть у меня на примете одна блудница, продавшая душу дьяволу, — сказал Эквиций, и глаза его сверкнули ненавистью.

— Уж не Лавинию ли ты имеешь в виду? — насторожился Пордака.

— Я имею в виду Ефимию, вдову патрикия Варнерия, несостоявшуюся супругу комита Федустия, которую после его смерти некому защитить. Это она спуталась с демоном, вызванным Гортензием из глубин ада.

— Боюсь, что это трудно будет доказать, — с сомнением покачал головой Пордака. — На защиту Ефимии встанут очень влиятельные люди. И вовсе не из любви к прекрасной вдове, а из шкурных соображений. Этак ведь любую римскую матрону, переспавшую с язычником, отцы церкви могут обвинить в связях с дьяволом. А потом, у нас нет свидетелей. Показания рабов никто слушать не будет.

— Ты прав, светлейший, — усмехнулся Эквиций. — Но рабы нам не нужны. Свидетелями у нас будут отцы христианской церкви, а также чиновники императора Валентиниана, неподкупные Перразий и Серпиний.

— Ты сошел с ума, Эквиций, — застонал Пордака. — У меня не хватит денег, чтобы их подкупить.

— Они будут свидетельствовать даром, мой мальчик. Понимаешь, даром. Ибо мы покажем им демонов во всей красе. Не может же дьявол оставить свою подругу в беде.

— Ты хочешь вызвать дьявола, старик?! — ужаснулся Пордака.

— У тебя сегодня не все в порядке с головой, светлейший, — вздохнул Эквиций. — Зачем нам вызывать дьявола, если под рукой у нас есть мошенник. Ты помнишь Велизария?

— Это тот самый фокусник, что потешал публику в театре Помпея?

— Вот именно, — кивнул старик. — Велизарий утверждает, что учился своему искусству у халдеев, но, естественно, лжет. Тем не менее он умеет изрыгать огонь из пасти и морочить голову обывателям своими превращениями.

— Впечатляющее было зрелище, — подтвердил Пордака. — Но неужели ты думаешь, что отцы церкви и просвещенные чиновники императора поверят фокуснику?

— Отцы церкви не ходят в театры, мой мальчик, — усмехнулся Эквиций. — Они считают его порождением Сатаны. На представлениях Велизария беснуется чернь, там нет места не только святым отцам, но и благородным мужам.