Золото наших предков

Домой Пашков вернулся в глубокой задумчивости.

– Что-то случилось? – тревожно спросила Настя. Она не перестала переживать за мужа, когда он уходил сдавать радиодетали, боясь что там его накроет какая-нибудь облава.

– Да ничего, всё нормально, – поспешил успокоить её Пашков.

– Сколько сегодня?

– Четыре сотни в баксах и рублей три сотни с мелочью.

К «добыче» Настя уже привыкла и относительно спокойно, хоть и с удовлетворением, приняла протянутые ей доллары.

– Слушай, Насть, давай на тебя долларов двести истратим, сразу, – вдруг предложил он.

– Как это на меня?… Истратим, на всех нас… вот на годовщину свадьбы вино какое-нибудь дорогое купить надо.

– Да нет, чисто на тебя, на одежду, обувь… Может из драгоценностей, что-нибудь купим?

– Чего это ты… Я ведь и так только костюм себе купила, в школе все иззавидовались. Хватит, а то с кем-нибудь удар случиться. Чего-то ты очень заботливый стал… – подозрительно заулыбалась Настя. – Уж не грешок ли какой замолить заранее хочешь?

– Да ну конечно… влюбился, и знаешь в кого?

Настя с полминуты вглядывалась в мужа и вдруг с облегчением рассмеялась:

– Знаю… догадалась, ха-ха… в богинь, что в альбомах профессорских увидел… Смотри, я ведь и к ним приревновать могу.

Пашков засмеялся вслед за женой.

– А если серьёзно, Насть ну его, это накопление, боюсь, опять деньги пропадут.

– Ну, ты даёшь, ты что думаешь за двести долларов мне и одежду и бриллианты купить? Не хватит.

– Ну, так давай все четыреста истратим, в кои годы я имею возможность жену побаловать.

– Не заводись. Сначала запас надо сделать, мало ли что, и на питание… пять лет ведь впроголодь жили. Потом в квартиру ещё сколько вложить надо, Сашке после школы в институт поступать, тоже наверняка деньги понадобятся. Так что о бриллиантах пока рановато думать, – наставительно сказала Настя.

– Да будут деньги. Я этот месяц за Калину остаюсь, много принесу.

– Ладно, посмотрим…

Первый рабочий день, когда Пашков совмещал в одном лице и кладовщика и начальника производства ознаменовался тем, что его вызвал в офис Шебаршин.

– Как вы собираетесь руководить производством в отсутствии Калины? – спросил он, подозрительно глядя на Пашкова.

Вообще то такой разговор должен был состояться раньше и в присутствии Калины. Пашков не верил, что директор просто забыл это сделать, пустив всё на самотёк. Здесь явно имел место какой-то умысел.

– Так же как это делал он, только теперь готовую продукцию я буду получать не от Калины, а напрямую от бригадира.

– Это значит и выдавать материал на переработку вы будете, и готовую продукцию получать тоже вы? – Шебаршин спрашивал с издёвкой. В воздухе повисли непроизнесённые им слова: «А кто же тебя контролировать станет? Ведь ты же сколько хочешь выдашь, а запишешь меньше, и при приеме запишешь сколько хочешь…»

– А вы что-то другое предложить хотите? – в свою очередь спросил Пашков.

– Я не предлагаю, я даю указания, которые должны неукоснительно выполняться, – директор тяжёлым взглядом буравил Пашкова. – В общем так, я в курсе сколько готовой продукции давал цех демонтажа при Калине. От вас я требую, чтобы вы каждый день после окончания рабочего дня звонили и докладывали мне лично точное количество сданной на склад готовой продукции. Не дай Бог, если объём производства при вас упадёт… Вы меня поняли?

Пашкову пришлось срочно провести совещание с Сухощупом. Тот заверил, что удержать прежний уровень производства не так уж тяжело – в последнее время Калина не очень «давил» и цех работал далеко не в полную силу. Тем не менее, Пашков для верности в очередной раз ссудил бригадира деньгами… Только попросил, чтобы выпивали после работы.

Первые дни пришлось внимательно следить, как за рабочим распорядком, так и скрупулёзно собирать сдаваемую продукцию. Пашков теперь задерживался после работы, чтобы позвонить в офис и доложить о результатах рабочего дня. Во время одного из докладов Шебаршин вроде бы невзначай спросил:

– А почему это у вас количество сданной готовой продукции будто дублирует последние показатели, что были при Калине? Разве нельзя их увеличит?

Пашков решил подыграть этой примитивной хитрости директора, ежедневно увеличивать производство, но совсем на чуть-чуть. Во время следующего доклада Шебаршин уже похвалил его и сказал, что ожидает дальнейшего роста показателей. Производительность и в самом деле увеличивалась, потому что Пашков не переставал «субсидировать» рабочих и они работали, имея стимул. Но даже на таком стимуле невозможно было «ехать» бесконечно. Докладывая Шебаршину, Пашков говорил, что рабочие делают всё возможное и дальнейший рост с помощью молотка и зубила даётся всё труднее. Директор в ответ ругался, кричал, что рабочих можно заставить работать ещё лучше… А Пашков, взвешивая лигатуру, проводил по накладным столько сколько нужно для доклада, а что сверх, отсыпал и уносил домой…

14

Шебаршин, конечно, не поверил, что рабочие работают на износ и неожиданно пришёл на завод утром к началу смены и, естественно, стал свидетелем массового опоздания. Меньше всех, на шесть минут опоздал Пашков. Директор орал минут пятнадцать без перерыва, грозил всех уволить. На следующий день он не поленился вновь прийти с утра. Пашков на этот раз пришёл вовремя, но рабочие опять опоздали от пяти минут до получаса…

Шебаршина хватило на три дня, после чего всё покатилось по прежнему. Пашков ежедневно докладывал и, никем не контролируемый, уносил также регулярно сто-двести граммов лигатуры и ещё примерно столько же прочей «готовой продукции». Его «добыча» заметно возросла. Он целый день метался с завода в офис, со склада в цех. Осознал Пашков и то, как тяжело приходится Калине при столь частых контактах с директором. Портя настроения окружающим, «доставая» их, Шебаршин, казалось, испытывал садистское наслаждение. Например, зная как болезненно реагирует Кондратьева на его угрозы, директор обещал ей «пять лет по первой ходке» чуть ли не при каждой встрече. Бухгалтершу Князеву… В отличие от большинства частных фирм бухгалтер в «Промтехнологии» не являлась ключевой фигурой, а лишь выполняла «технические» функции. Так вот Князеву, у которой часто болел ребёнок, он постоянно попрекал за её постоянные отпрашивания с работы, намекал, что может подыскать ей замену. Компаньону Ножкину он любил пощекотать нервы разговорами о трудной совместной жизни с родителями, особенно не со своими, а жены. Обо всём этом Пашков теперь был в курсе, ибо частенько гостил в офисе.

Дома Настя, видя как ещё больше осунулся муж… У неё были каникулы, и она пыталась помочь пережить это нелёгкое для него время: всячески разнообразила стол, мягко реагировала на его срывы… Но на Пашкова куда более благоприятное воздействие оказывала не предупредительность жены, а то что она, отдыхая от работы, всё более преображалась внешне…

– Эх, надо бы и мне в отпуск уйти, да съездить куда-нибудь всей семьёй. Но сейчас никак нельзя. Этот месяц такой, который год кормит, – говорил Пашков, сидя за столом и глядя на хлопочущую вокруг него жену. В новом, туго обтягивающем её халате, она ему всё более напоминала, если пока ещё не кустодиевскую, то вполне тициановскую женщину…

Настя тоже понимала важность этого месяца, тем более, что с последнего «похода» на Рождественку муж ей принёс более пятисот долларов, а всего за июнь получилось полторы тысячи…

У Матвеева тоже начались каникулы и он чуть не каждый день, с нетерпением ожидал Пашкова.

– Что-то вы неважно выглядите Сергей? – профессор тоже отреагировал на внешнюю усталость Пашкова.

– Да работы навалилось, начальник в отпуске, я за него, за двоих вкалывать приходится.

– А вам ваша работа хоть какое-то удовлетворение приносит? – неожиданно спросил профессор.