Золото Неаполя: Рассказы
Шрифт:
Хранитель своих рогов
Сегодня праздник. Армандуччо Галеота от волнения сам не свой: наконец-то он получил новые костыли. Он улыбается и говорит нам:
— Полюбуйтесь-ка на них…
Было не так-то просто сговориться с политическими деятелями, которые требовали взамен костылей голоса родителей хромого мальчика во время выборов. Они предложили:
— Сперва два бюллетеня в урну, а потом уж подарок.
Но дон Альфонсо Галеота, почесав свой заросший подбородок, заявил:
— Дон такой-то, извините, конечно, но тут дураков нет. Представьте себе, не дай бог, заинтересованное лицо не добьется своей цели. Как
А те ответили:
— Хорошо, но вдруг потом в кабине вы с вашей супругой прямо у нас на глазах проголосуете за противников большого Неаполя?
Вопрос обсуждался и так и этак, пока не нашли выход из создавшегося положения. Под присмотром церковного сторожа, посвященного в дело, они пошли в храм и поклялись:
— Покарай нас, Мадонна Катена, если мы обманем этого почтенного господина.
Прекрасно. Сделка состоялась! Костыли были получены, вот они тут. Кажется, будто их вынули из бархатного футляра, они пахнут выдержанным и отлакированным деревом, на концах надеты резиновые колпачки, а удобные подмышечники из мягкой кожи подбиты ватой. Господи, что за чудо! Армандуччо дышит на них, потом протирает носовым платком. Ах, как они сверкают! Облегчат ли они или усугубят тайную муку и комплекс неполноценности мальчугана? Поди знай. Жизнь состоит из радостей, которые потом сменяются страданием, и горестей, которыми мы расплачиваемся за наслаждения. Что касается супругов Галеота (они день и ночь рыбачат в заливе Санта-Лючия), то они, несомненно, проголосуют так, как обещали. Они слишком многим обязаны Мадонне Катене: это она пожирает сети с анчоусами и рыбой-иглой, она выращивает полипы на дне мощных электроневодов, в ее мантии, как осы в паутине, запутываются самые свирепые ветры. Для семьи Галеота уж легче прогневить Всевышнего, чем Мадонну Катену, без покровительства которой, между прочим, в Паллонетто не осталось бы камня на камне.
Щедрый солнечный свет льется с неба и озаряет стены домов. То туда, то обратно летает, отбрасывая на землю тень, вертолет, в воздухе кружатся предвыборные листовки, а ребятишки ловят их. Дон Вито закончил свою трапезу из макарон с горохом, отложил в сторону ложку и газету и сладко зевнул. Донна Джулия Капеццуто тотчас набрасывается на него с вопросом:
— Какие новости вы нам сообщите? Хотелось бы что-нибудь о любви.
Ночной сторож ухмыляется:
— Пожалуйста. Синьора Пина Фаттисти из Рима и ее двадцать два любовника.
Дон Леопольдо Индзерра (оживленно):
— Двадцать два? Это не ошибка, там правильно подсчитали?
Дон Вито Какаче разводит руками:
— Цифра не преувеличена, поскольку ее сообщил сам пострадавший муж… некто Джузеппе Гуццари, кажется, бывший полицейский агент. Он заподозрил свою жену и стал постоянно за ней следить. Ведь он обладает способностью все видеть, оставаясь незримым. Мадам избегала встреч в гостиницах, она предпочитала автомобиль. А Гуццари следовал за ней по пятам в поисках улик… установил точное количество свиданий, дату и время — одним словом, всё. Таким образом он заметил, что мужчина каждый раз был новый. Подсчитал с карандашом в руке, общая сумма получилась двадцать два.
Уличный торговец Кардилло:
— Дон Вито, а эта Пина из Рима обычная женщина или она выращивает рога?
Донна Джулия Капеццуто:
— Не отвлекайте, пожалуйста! Мы говорили о… Как повел себя пострадавший? Он убил всех любовников или хотя бы жену?
— Кто,
он? И не подумал! Он на них подал в суд. Избрал законный путь. Он заявил: «Синьор судья, все мы не святые… я заглянул в машину и застал их на месте преступления».Армандуччо Галеота (умоляющим голосом):
— Дон Вито, мне уже почти пятнадцать лет… что значит «на месте преступления»? В чем состоит преступление?
Донна Джулия Капеццуто встает с места.
— Это не твоя забота! Подумайте только, всё хотят знать! Ступай, душа моя, обнови свои костыли.
Армандуччо Галеота отказывается:
— Нет… они запачкаются, донна Джулия… нет… я должен беречь их.
Какаче вмешивается в спор:
— Успокойтесь, донна Джулия. Сейчас не времена царя Гороха. Теперь в Америке, к примеру, в средних школах проходят не только арифметику и географию, но и этот деликатный предмет. Он называется, дай бог память, сексуальное воспитание.
Донна Джулия так и села.
— Не может быть!
— Да-да. К черту капусту и аистов! Они говорят, лучше чистая наука, чем грязное невежество. Если не сейчас, завтра может быть уже поздно.
— Но вы всегда в присутствии Армандуччо выбирали слова…
— А как же! Дело в том, что тогда я еще не прочел статью по этому поводу.
Донна Джулия успокаивается.
— Ага. Ну раз так, то я скажу вам прямо, что этот Джузеппе Гуццари должен получить столько плевков и тумаков, сколько заслуживает.
Дон Фульвио Кардилло (сурово):
— Аминь. Вы молодец. Продолжайте в том же духе.
Донна Джулия все больше распаляется.
— Мужчина, который может спокойно снести двадцать два оскорбления, достоин сорока четырех. Мамочка моя! Закон или револьвер! Да он должен был действовать сразу же после первого преступления. У любой женщины такое промедление вызывает обиду. Она думает: «Ах, тебе наплевать, ты на все ноль внимания, этим ты меня унижаешь в моих собственных глазах! Значу я для тебя что-нибудь или нет? Я ведь должна беречь твою честь? А выходит, что я тебе неверна. Так ты, подонок, восстань против этого! Покажи мне разницу между минутной страстью и страстью супружеской, тесной, продолжительной и глубокой, которая все дает и все получает, она и задаток, и итог всех отношений между мужчиной и женщиной. Расцарапай мне лицо, избей, переломай кости, но дай о себе знать и помоги мне понять самое себя, гадкий мерзавец!»
Дон Вито (смущенно):
— Ну, это, я думаю, уж слишком.
Дон Леопольдо Индзерра чистит ногти.
— Да! Предположим, некто ведет себя иначе, он проявляет бесхарактерность, тогда такого человека вы называете садовником, который растит и холит свои собственные рога.
Донна Джулия Капеццуто (непреклонно):
— Конечно. Жене нравится, нужен и идет на пользу сильный характер мужа. Скажите вы, донна Бриджида.
Молчаливая супруга дона Какаче на минуту поднимает глаза от своего рукоделия и изрекает:
— Да. Мужчина должен внушать женщине нежность и страх.
Донна Джулия ликует:
— Если, дорогие синьоры, отнять у мужчины чуть-чуть спеси, ухарства и силы, что у него останется? Один пшик! Это волосатое, неряшливое, мосластое, прожорливое, эгоистичное и лживое существо; все, что есть в нем хорошего, лежачем или ходячем, он перенял у нас.
Черт возьми! Какая наглость! Мы ошеломленно смотрим друг на друга. Возразить трудно: кто осмелится пойти против соединенных сил донны Джулии и донны Бриджиды. Сидим и посвистываем, изображая полное безразличие.