Золото севера

– Ладно, залазь, поговорим. Знаю я вас, только спущусь на землю, вы меня тут же и «стреножите». И в каталажку. Нет, давай залазь, только близко не подходи. Не подходи сказал! Я ведь выстрелю. Александрыч, не гневи бога, не подходи, выстрелю!

Игорь начал медленно поднимать ствол. Мешкать некогда. Георгий, броском, прыгнул, сбил Игоря с ног, вывернул ружьё, тот успел нажать на курок, но выстрел прогремел в сторону, пуля ушла в крышу. Игорь дрогнул, видимо что-то в голове его прояснилось на миг, испуг, видать, осветил его на секунду, и этого оказалось достаточно, чтобы скрутить ему сзади руки, отшвырнуть выпавшее из рук ружьё, тут на чердак заскочили подошедшие ребята, Игоря утихомирили.

Спустились вниз, зашли в комнату. Георгий вызвал санитарный вертолёт, объяснил ситуацию.

– С санитарами приезжайте, «буйный», его в полёте удерживать надо.

Но у врачей всё давно отработано – надели на Игоря длиннополую «смирительную» рубаху, загрузили в вертолёт, увезли в Бодайбо, лечить увезли парня.

Прошло после всего этого больше двух месяцев. Уже и восстание зэков пережили на Бульбухте, и о всеобщей «пьянке» забывать потихоньку начали, но новая напасть на участке. Стали гореть старые строения в старательском посёлке. Сгорели заброшенные склады, что-то там еще у торговли лежало, вроде, но так, что-то по мелочи. Потом сгорела старая баня. Это уже насторожило – не поджоги ли? Стали дежурить по ночам. Выставляли «патруль» по два человека, и периодически, раза два-три за ночь стали обходить посёлок.

Драга уже подошла к посёлку и отрабатывала русло совсем рядом со старыми домами.

Однажды Георгий что-то задержались с Володей на драге, вышли на выносной мостик драгёрки и вдруг увидели, как невдалеке вспыхнуло пламя. И на фоне возникшего огня видят они женщину, с ведром, льёт чем-то на стены только что открытой школы – детишек хоть и мало, а где-то учить надо, открыли временно в старом посёлке, новая уже строится, к следующей осени поспеет, но год где-то надо пережить, немногочисленным школьникам поучиться. Вот и открыли времянку, и учительницу вызвали из города. И вот, явный поджог, да еще на виду у дражников, практически поджигают в открытую!

Тут же позвонили в дежурный пост, остановили драгу и всем миром кинулись ловить «поджигателя»! Оказалась – Новодворская! Надя! И даже не прячется, и ведро из-под солярки здесь же во дворе брошено.

Дражники чуть не побили женщину, Подобреев, тогда он еще работал, не дал. Закрыл в доме, поставил охрану.

Георгий позвонил в милицию, в Тайгинск, попросил прилететь утром. Доложил директору.

– Ну, совсем у тебя что-то народ распоясался, Георгий. Что происходит? Это же преступление! Милицию вызвал?

– Да вызвал, конечно. У неё дочь пяти лет, муж в больнице, как её арестуешь? Куда дочь подеваем? Отправлю я их с Бульбухты. Пусть уезжают. А посадить… Да что толку-то! Переживём еще и это, как-нибудь. А, Валентин Михайлович? Давайте отправим. Пусть уезжают. Здесь им оставаться нельзя, убьют их здесь. И в тюрьму нельзя – маленький еще ребёнок.

– А что она говорит-то хоть? Чем объясняет поджоги свои.

– Да с ума баба сошла. Как мужа увезли в больницу, так у ней «крыша» и поехала. Давайте отпустим. Пусть едут, куда душа пожелает. На Бульбухте не оставим, конечно.

– Ну, делай как знаешь. Но смотри, что бы от этого твоего «всепрощения» народ совсем в разнос не пошёл. Вся эта твоя доброта до поры ведь, до времени. Доиграешься.

Утром с вертолетом прилетела милиция. Допросили Надежду.

– Я хотела, чтобы меня отправили с Бульбухты. Этого только добивалась.

– Да кто тебя держал? Сказала бы, мы и так бы тебя отпустили. Зачем жечь-то?

– Я ведь старьё жгла. Ну да, отпустили бы. А на что ехать, на какие деньги. А так – вы меня отправите, и бесплатно.

– Вот дура баба. Да отправили бы, за наш счет бы отправили. Еще и денег дали бы на дорогу. А ты натворила. Посадить же тебя могут!

– Не могут. Куда дитё денете? – Вот и пойми их, женщин этих. Увезли Надежду.

И после всех этих событий как-то спокойней стало на Бульбухте. Спокойней и дружнее. Никто не осудил Георгия. За эту его безнаказанность и за прощение явной виновной. Перед всеми бульбухтинцами виновной! За это вот такое «незаконное всепрощение». Наоборот, люди им восхитились, ещё больше зауважали. И чувствовать стали себя надежнее. Увереннее. Появилась вот эта уверенность, убежденность – что бы не случилось, нас есть кому защитить!

31

Георгий возвращался на Бульбухту из Тайгинска, с партийно-хозяйственного актива. Бульбухту признали там, на этом собрании, победителем соцсоревнования среди цехов прииска.

Летели на Ми-1 – двухместный вертолет, маленький, шустрый, пол под ногами стеклянный, все внизу видно, летит над лесом низко, чуть вершины сосен не задевает. А как «нырнет» вниз на мелкой воздушной яме, так и кажется, лес сейчас по вертолету своими вершинами ударит. Кажется, не вертолет падает вниз, а лес подскакивает над землей, к вертолету «подпрыгивает». Аж замирает все внутри у Георгия.

Пилот смеётся.

– Что, непривычно? Не летал еще на таком воздушном «велосипеде»?

Но летят быстро. А что, груза нет, всего два человека загрузка, вертолет хоть и маленький, но и для него два человека не груз.

Над Бульбухтой сделали круг. И сверху хорошо видно, что драга стоит.

«Что это они? Ремонт вроде не планировали».

Драга стояла. Непривычно как-то, тишина на драге, все механизмы молчат, замерли. Люди работают на раме. Тянут канаты, выстраивают деревянную настройку из бруса между роликами – обрыв черпаковой цепи. Разорвалась «проушина» одного из черпаков, цепь слетела стремительно с рамы, ушла на всю глубину отработки забоя, на все пятнадцать метров.

Георгий поднялся в драгёрку, драгер Ремезов кричит что-то по громкоговорящей связи, отдает команды.

– Как случилось-то?

– Обрыв, он и есть обрыв. Как он случается – с грохотом, с шумом, и сразу все черпаки под воду! Беда в том, Александрыч, что когда я начал подымать раму, цепь, похоже, легла набок. Боюсь, как бы «петля» не образовалась, «восьмерку» бы черпаки не закрутили. Беда! Третью настройку уже делаем – рвутся канаты, не идут черпаки на раму! Тридцать лет уже драгёрю, а такое впервые.

– Настраивайтесь пока, но раму не трогай. Дай осмотрю все внизу.

Георгий спустился вниз, подошел к черпаковой прорези, осмотрелся. Странно, цепь внизу, в котловане, а последний черпак почти сверху, чуть-чуть из воды выглядывает.

«Да, значит «гармошка»!

Васильев вверху, на раме, тоже с канатами возится, помогает бригаде.

– Толя! Спустись-ка сюда. И драгёру крикни, чтобы вниз, сюда пришел!

Собрались внизу.

– Видите черпак? Значит «гармошка». Он на черпаках лежит, сверху.