Золото
Шрифт:
– Прости. Наверное, я слишком много думаю о гонках. То есть, если это…
Джек произнес следующую фразу шепотом, чтобы не услышали другие пациенты:
– Это хрен знает что, вот что это такое! Зоя тоже постаралась говорить тише:
– «Хрен знает что» – признаваться в любви тому, кого едва знаешь. А я делаю, что хочу, понятно?
– О, очень хорошо. И как долго ты собираешься оставаться со мной? До тех пор пока не поймешь, что Кейт не вернется?
Зоя грустно посмотрела себе под ноги.
– Не будь гадом, Джек.
Какое-то
Она взяла его за руку, и он не воспротивился.
– Ты мне нравишься, – повторила она. – Больше, чем я думала. Хотелось бы верить, что мы можем быть вместе.
Джек вздохнул.
– Ты мне тоже нравишься.
– И твои родители мне понравились, – продолжала Зоя. – А, кстати, откуда ты родом?
– Ты с ними познакомилась? – удивился Джек.
– Когда они приезжали навестить тебя, – объяснила Зоя. – Ты разве не помнишь?
– Конечно, нет… А мой отец к тебе не подкатывал?
– Да он был в ярости, что ты из-за меня разбился. Схватил за руки и давай трясти.
Джек застонал.
– Нет, все нормально. Как только почувствовал, какие у меня бицепсы, сразу стал искать повод остановиться.
– Жаль, что так вышло.
– А мне он понравился. И мама твоя тоже. Хорошая пара.
– Хочешь сказать, что моя мамочка повторяет все, что скажет отец?
Зоя сжала руку Джека.
– Вот увидишь, сам женишься на такой.
– Ни за что.
– Еще как женишься. Это будет какая-нибудь святая женщина, наводящая порядок в твоем бедламе.
– Не хочу повторять судьбу родителей.
– Все так говорят.
– А ты – хочешь? Зоя опустила глаза.
– Моих родителей давно нет. Отец с нами не задержался, а мать убила себя, когда мне было двенадцать. Меня удочерили. – Она подняла голову и увидела, что Джек пристально на нее смотрит. – Ну и что? Такое бывает. Что теперь?
Джек поднял руки.
– Ничего.
– Ну уж нет, говори.
– Уж очень все… интенсивно, – пробормотал Джек. Зоя непонимающе уставилась на него.
– Интенсивно? Он развел руками.
– Ну да, то есть…
Зоя рассмеялась, и Джек снова заметил невеселые огоньки в ее глазах.
– Ты только что объяснился мне в любви. Так что прости уж за интенсивность.
Она отъехала на стуле от кровати и встала. Джек потянулся за ней, но она его оттолкнула.
– Уходишь?
Он увидел, как она смахнула слезу со щеки.
– Не могу остаться.
Джек проводил Зою взглядом, и каждый ее шаг отзывался в нем болью, которую – он это знал – придется убивать морфием.
На следующий день, в часы посещения, Джек не спускал глаз с дверей. Он ждал каждый день, но Зоя больше не пришла ни разу.
Через две недели, когда ему еще продолжали колоть обезболивающие, врачи перевели его на программу интенсивной физиотерапии. Джек сидел в кресле-каталке в главном вестибюле больницы и ждал медсестру. Он вытащил из кармана мобильник, хотел
ей позвонить, но засмотрелся на игровое шоу, подняв голову к кронштейну, на котором был подвешен телевизор.Звонить сестре он передумал и набрал совсем другой номер. В трубке услышал прерывистое дыхание: похоже, ему ответили на бегу.
– Да?
– Это я, – сказал Джек. Воцарилась долгая пауза.
– Я стерла твой номер, – наконец ответила Кейт.
– Я бы поступил так же.
– Понятно.
– Я обидел тебя.
– Все нормально. Слушай, у меня пробежка…
– Кейт, пожалуйста. Я хочу объяснить. У меня было сотрясение мозга. Контузия. Я тебя даже не сразу вспомнил.
– Зато вспомнил Зою.
– Тоже не сразу. А потом она не давала о себе забыть. Еще одна долгая пауза. Только слышен был шум машин.
– А сейчас ты как? – спросила Кейт.
– Не знаю. Совсем недавно я был самым быстрым гонщиком на свете, а теперь сижу в инвалидном кресле, и у меня… сейчас проверю карманы… девять фунтов и сорок пенсов, четырехмиллиметровый шестигранный ключ и три таблетки парацетамола. Мне потребуется еще одна операция на ноге. Еще у меня трещины в позвонках. Буду ли я снова гоняться? Врач говорит – пятьдесят на пятьдесят.
– Черт. Мне очень жаль.
– Не стоит меня жалеть. Все это мелочи жизни. Один взмах веничка для взбивания яиц – и все будет в ажуре.
Кейт засмеялась.
– Доктора не обещали вылечить тебя от самомнения?
– Нет, боюсь, что я хроник. Совершенно неоперабельно.
– А ты совершенно невозможен.
– Как у тебя как дела? – осторожно спросил Джек. – Хорошо?
Кейт вздохнула.
– Целую неделю я себя ненавидела, потом целую неделю ненавидела Зою и еще неделю – тебя. Только-только стала приходить в себя.
– Похоже, я вовремя позвонил.
– Прекрати. Ты с ней встречаешься?
– Нет.
– Между вами что-то было?
– Ничего хорошего.
– И теперь ты звонишь мне?
– Ну… ты единственная знакомая англичанка, которая не пыталась меня убить.
Кейт опять засмеялась.
– Почему ты думаешь, что я этого не сделаю?
– Я совершил ошибку, – после паузы заговорил Джек. – Обманулся. И мне ужасно жаль, что так вышло. Я звоню, чтобы сказать об этом. Желаю тебе удачи, и будь осторожнее с Зоей. Она ничего, но ради победы способна на многое.
– Спасибо, – коротко ответила на эти слова Кейт.
– Отлично. Еще увидимся, правда? Надеюсь, на треке.
– Ну, поправляйся. Спасибо, что позвонил.
Она повесила трубку. Джек с силой сжал хромированные ободья колес, повернул их и задумался: «Интересно, а как себя ощущают те, кто участвует в гонках на таких штуковинах? Наверное, не так уж плохо. Обзавестись суперсовременным креслом с аэродинамической формой, самоориентирующимися колесами… Пожалуй, можно гонять, как на „Формуле-1“». Джек сидел и представлял себе такие гонки. Шло время. Действие обезболивающих слабело. Он посмотрел на