Золотое Дло
Шрифт:
Давным-давно превратился в прах иерусалимский песчаник из которого были выстроены стены Храма Соломона. Давно растаял в небе дым от сожжённых кипарисов и ливанских кедров, коими были отделаны внутренние убранства дома Господня. Давно уже в бездонных Ватиканских хранилищах погребены главные иудейские святыни — две каменные скрижали Завета, данные Моисею Богом, золотая чаша с манной небесной, которая питала еврейский народ во время сорокалетнего скитания по пустыне, расцветший жезл Аарона, жертвенник всесожжения, золотая Менора, да и много всего… Давно уже распахана святая для каждого иудея Храмовая Гора, на которой после Великого Потопа, совершил первое жертвоприношение Ной. Здесь же, чтобы доказать свою преданность Богу, Авраам чуть не убил своего любимого сына Исаака. Всё это осталось только в книгах и легендах, а Стена Плача, как пожелали небесные ангелы, будет до скончания мира…
Дед замолчал. В помещении повисла глухая тишина. Безмолвие
— Я рисовал пока не стемнело, напрочь позабыв о том, что договорился встретиться с братом. Когда запыхавшись, я прибежал к Яффским Воротам, брат уже нервно расхаживал сложив руки за спиной. Увидев меня он с облегчением вздохнул и даже не стал выяснять причину моего опоздания. Я был жутко голоден, но мы решили всё-таки сперва вернуться в заезжий дом. По дороге я не выдержал и купил три друзские лафы с овощами и толчёными орехами. Свою я проглотил сразу возле лавки, обильно полив её оливковым маслом. Увидев как она исчезла из моих рук, Яша тут же отдал мне свою…
Если в Старом Городе кое-где ещё горели газовые фонари, то здесь улицы освещались только лунным светом. Но и его было достаточно, луна висела на расстоянии протянутой руки. Ясмина ждала нас у ворот, она сидела на скамейке, накинув на плечи тонкое одеяло, двумя руками обняв округлившийся живот. Прямо над её головой в небе ярко горели звёзды. Брат присел рядом с ней, взял её ладонь в свою руку и поцеловал. Они немного поговорили, Ясмина рассказала, что днём немного погуляла по округе, зашла в мечеть. Город ей показался тесным, дома строились чуть ли ни один над другим, тогда как вокруг было полно свободных, прекрасных холмов, покрытых оливковыми садами. А вот люди ей показались благодушными и добросердечными, хотя и шумными. Разговаривали они очень громко, будто ругаясь, при этом бурно размахивали руками. Яша вдруг вспомнил, что мы принесли ей лафу, но она отказалась, сославшись на то, что её покормила хозяйка дома, приятная женщина Розалия с целым выводком детей-погодков и пьяницей-мужем.
Утром мы проснулись от того, что в комнату вломился бодрый и растрёпанный Берл. Он приехал помогать нам с переездом. Ещё вчера вечером мы решили, что поживём в его бывшей квартире, которая находилась ближе к Старому Городу, к тому же была уже оплачена на два месяца вперёд. Переезд занял несколько часов. Оставив Ясмину и Якова раскладывать вещи, я отвёл пустую арбу запряжённую нашим мулом, хозяйке заезжего дома. Не успел я въехать во двор, как на меня налетела целая свора босоногих детей. Я познакомил их с нашим Шаломом и отправился на кухню к Розалии пить кофе с кунжутной халвой, карамелью и мёдом.
Каждый день Берл и Яков уходили с самого утра и возвращались ближе к вечеру. Тем временем мы с Ясминой замечательно проводил время. Утром, пока ещё было не жарко мы пили кофе и гуляли по лабиринтам запутанных переулков Старого Города, где любая стена, каждый угол дышали вековой историей. Кто только не хозяйничал в этом городе, воюющие между собой иудейские племена и македонский царь Александр Великий, Римляне, и Византийцы, Арабский халифат и крестоносцы, монголо-татары и Османская империя. Все они так или иначе оставили здесь следы своего правления. Однажды Ясмина отвела меня в мусульманские храмы Аль-Акса и Омара, расположенные на плоской вершине горы Мориа, издревле почитаемой всеми религиями, как центр мира. Внушительный купол Аль-Акса нависал над руинами Храма, как скала грозящая раздавить его своей тенью. В мечети Омара Ясмина показала мне часть каменного утёса с которого, как сказано в Коране, Магомет вознесся сквозь семь небес к трону Аллаха. Много позже я узнал из Талмуда, что за долго до ночного путешествия исламского Пророка, с этого камня началось сотворение мира. Как-то раз возле Русского Подворья мы наткнулись на моторную коляску. Не взирая на жару, вокруг этого чуда техники собралась изрядная толпа любопытных горожан. За рулём важно сидел бородатый священник в кожаной кепке и рясе с православным крестом на золотой цепи. Мотоколяска нервно вздрагивала и время от времени выстреливала в воздух ядовитые облака голубоватого дыма. Это был первый русский мобиль изготовленный на экипажной фабрике Фрезе, по образцу экспериментального «Вело», Карла Бенца. По словам водителя коляска разгонялась до 20 вёрст в час.
Обычно к обеду мы возвращались домой, по дороге покупая на рынке рис, овощи, рыбу, в общем всякую снедь. Потом Ясмина ложилась немного отдохнуть, а к вечеру готовила настоящий ужин. Дождавшись брата и Берла мы садились за стол. Берл был большим любителем и знатоком местного вина и каждый раз приносил на пробу разные сорта.
Вскоре я стал замечать, что некоторые изменения в настроениях брата. Теперь возвращаясь домой он не гулял как раньше с Ясминой, а до ночи читал разные брошюрки, которыми его снабжал Берл. Я как-то раз из любопытства стал листать одну из них, оставленную братом на столе. В ней коротко пересказывались страдания народа за последние пять тысяч лет, а потом в основном звучали патриотические призывы к национальному движению, объединению и возрождению нации в Эрец-Исраэле. Там было столько всего, что я отложил её, прочитав выборочно несколько страниц. Всё связанное с политикой, интересовало меня в последнюю очередь.
В один из дней, брат решил меня взять с собой. Мы направлялись к бывшей синагоги Рамбана, в которой вот уже пятьсот лет никто не молился. Остатки этого древнего здания, были кое-как заколочены досками, крышу подпирало неотёсанное бревно. Насквозь пропахшие резким кисломолочным запахом помещение делилось на две части, в большей по размеру производили сыр и сметану, в меньшей размещалась торговая лавка. У перекошенного забора нас ждал Берл, он подал знак и мы следуя за ним спустились в глубокий подвал под синагогой. Там он зажёг три толстые свечи, раздал их нам и по запутанным, сводчатым ходам мы двинули вглубь. И Берл, и Яша здесь прекрасно ориентировались, очевидно по этому подземелью они путешествует не первый раз. Дорога заняла четверть часа, в конце концов мы вышли в довольно большой зал забитый ящиками с книгами. Через круглые вентиляционные решётки установленные в стенах под самым потолком, пробивались слабенькие лучи дневного света. На первый взгляд здесь царил хаос, но немного разобравшись я увидел, что все ящики были подписаны и разделены на секции в которых каждая книга имело своё место. Рукописи и свитки хранились в отдельных коробках.
— В этой либрарии, — нарушил тишину Берл, обращаясь ко мне, — есть рукописный Танах, которому больше четырёхсот лет, поэтому будь повнимательнее с свечами…
Я не успел ничего ответить, моё внимание привлекла отделившаяся от стены тень, которая тут же превратилась в худого седобородого старика. Бесшумно ступая, он почти вплотную подошёл ко мне и близоруко сощурив прозрачные глаза, стал внимательно разглядывать моё лицо. Затем он медленно обошёл вокруг меня и протянув руку провёл ладонью по моим давно не стриженным волосам.
— Младший Пантира имеет больше сходство, — отступив на несколько шагов прошептал он дрожащими губами.
Тем временем Берл достал из заплечной сумки и разложил на столе свежие питы, зелень, узелок соли и глиняную бутылку вина. Пока мы ели, старик не сводил с меня глаз.
— Это книгохранилище и есть первая молельня Рамбана, — покончив с вином объявил всеведущий Берл.
— А почему она находится в подземелье?
— Потому что по ранним мусульманским законам, иудейские молитвенные дома не могли строить выше магометанских. Вот и прятались по подвалам да погребам, — с досадой добавил он.
Хранителя книг звали Йосеф Штерн. Он любил эти книги душой и сердцем, оберегал их от сырости и плесени, защищал от крыс, мышей и разных насекомых, стерёг от воров. Они давно уже стали частью его жизни, в них он находил смысл бытия, из них черпал силу, ими укреплял знания. Получив в своё время блестящее светское и религиозное образование в Лондоне, Штерн вернулся в Иерусалим и долгие годы сперва изучал Талмуд, а потом преподавал в иешиве. Он в совершенстве владел несколькими языками, разбирался в геометрии и астрологии. Обращаясь к нему, Берл почтительно называл его Рав.
— В те времена выражение «Сын Божий» несло в себе скорее аллегорический смысл, — Йосеф Штерн говорил тихо, почти шёпотом. Чтобы его услышать приходилось напрягать слух, — и всем было понятно, что человек которого так называли, не имел родства с Всевышним. Обычно так обращались к не имеющим пристанища сиротам или безобидным уличным бродягам. И не удивительно, что так называли Иисуа, он был бессребреником, ходил по деревням, ремонтировал мебель, никого не обижал, если что и зарабатывал, то деньги раздавал нищим и попрошайкам, в общем ничего дурного не делал. Тогда по дорогам святой земли в поисках обиженных и не довольных, слонялось не мало самопровозглашённых пророков. Вскоре и Иисус стал проповедовать, некоторые его слушали, некоторые гнали со двора, но большинство равнодушно проходили мимо. И хотя говорил он простым языком, чтобы понять предположим, что царствие небесное — внутри человека, нужно быть даже не мудрецом, но философом. Я пожалуй соглашусь, что он был одарён, необычайно умён и намного обогнал своё время, но вместе с тем допустил одну роковую ошибку, присвоив себе титул Божьего Сына? И случись это не в Иудее, а любом другом месте, и восстань он не против иудаизма, а против скажем ислама, тех же Греческих Богов или даже языческого истукана, его участь была бы так же печальна…