Золотое дно. Книга 2
Шрифт:
Валеваха захлопал в ладоши. Молодые поднялись. Инна повернула Илью от стола и приникла к нему. Мол, нечего слушать глупости.
— Танцуем!.. — Жена Никонова подала сигнал официантам — те включили громкую музыку.
Валеваха с женой немедленно пошли танцевать, топать и кружиться, изображая что-то среднее между гопаком и вальсом. К им присоединились и другие гости.
— Ладно, — кивнул Хрустов. — Пойду, подышу… без микробов… — И пошел к выходу. За ним двинулась, было, Галина Ивановна — он обернулся. — Я один! Я сейчас! Курить не буду! — И вдруг — Ищуку, не так громко. — Значит, что-то другое делали, чтобы стать богатым! Вы что, гений, придумали новый способ плавки?
— Лёвка! Лёвка! Лёвка!.. — звонко хлопая в ладоши, заглушая слова Хрустова, к нему подошел Никонов и с силою обнял. И уже на ухо. — Милый! Что ты мелешь?!
Пытаясь вырваться, тот продолжал в его объятиях рычать:
— Не тр-рогай меня! Орденоносец! Вовремя смылся из наших мест! А что же наших никого не пригласил… хотя бы Ладу… ты же ее любил… спилась, на картах гадает…
— Тише, ты! — зашипел, улыбаясь и оглядываясь на людей Сергей Васильевич. — Мы все в эти годы любили… но, значит, любили и нас. Так написал Есенин? — Он пытается перевести в шутку неожиданные нападки Хрустова. — Тарас Федорович, слышь, он всю жизнь такой… не обращай внимания. Левка добрый, просто как лидер народа должен иногда ругать нас, начальников. Положение обязывает.
Директор САРАЗа, не откликаясь, угрюмо смотрел на Льва Николаевича.
— Ну, что глядишь?! — захрипел Хрустов. — Я не боюсь тебя! Как Алешка Бойцов написал, наш рабочий поэт: «Нас ниже не разжаловать, нас выше не вознесть!» Алеша, почему молчишь???
Бойцов, не отвечая, угрюмо смотрел мимо всех.
Оборвав танец, подошел Валеваха.
— Неприлично себя ведешь, — пробормотал он. — Пошел бы поспал.
— На том свете отосплюсь! — взорвался Хрустов. — Я до последней минуты буду говорить правду! Вы же ее сами себе не скажете! Ладно, всё! — И крикнул уже из дверей. — Сынок, прости! Прости, девочка! Я больной, как вся Россия. Пойду, постою, как уже сказал, на воздухе. Не ходите за мной.
Наконец, стало, кажется, спокойно. Татьяна Викторовна подсела к Галине Ивановне, они обнялись, посидели так и запели тихонько:
— Сиреневый туман… над нами проплывает…
И свадьба разыгралась, как и должно это быть. Плясал Валеваха, плясал Никонов, танцевал танго Илья с невестой и танцевал с женой Хрустова Туровский, и спел украинскую песню «Копав, копав криныченьку» Варавва, и Помешалов прочитал стихотворение, посвященное Илье с Инной… и все стали просить Бойцова что-нибудь почитать, но он, покраснев, потемнев лицом, отказался. Но потом поднялся и просто обнял Илью…
И не сразу вспомнили, что нет вечного бузотера, нашего милого Льва Хрустова. Несколько человек, и я в том числе, выбежали на улицу — может, он стоит там, переживая за сына, или, не дай бог, с какими-нибудь прохожими устроил митинг… но Хрустова не было. Еще только сумерки пали, правда, сыплется дождь, но далеко видно. Куда он делся?!
— Наверно, домой, — сказала сконфуженно Галина Ивановна.
«Стыдно стало… вот и ушел…» — подумал я. И многие так подумали. Но не бегать же за ним. Коли ушел — пусть уж отдышится, отмякнет… может, сам и вернется…
Но Илья все же, тревожась за отца, позвонил на родительскую квартиру со своего сотового телефона. Долго держал гудки — отец не снял трубку. Если он дома.
И снова веселился народ, и снова вспомнили про Льва Николаевича. Я напросился, сбегал к Хрустовым домой, но на мой звонок в дверь мне не открыли, тогда я отпер дверь ключом, который мне предусмотрительно сунула Галина Ивановна.
Хрустова в квартире
не было.Вернувшись в кафе, я отдал ключ и какое-то время сидел в шумной компании. Но было уже понятно, что и Галина Ивановна, и сын встревожены. И через какое-то время я вновь вызвался:
— Вечер теплый… может, ходит, вспоминает… Пойду, поищу?
Теперь Туровский догнал меня и всучил сотовый телефон:
— Если встретишь, позвони сюда. На экранчике телефонный номер Ильи.
И я вышел искать Хрустова.
Закат затянуло тучами, дождь лил вовсю, иногда со стороны гор прорывался ветер, и он был уже весьма холодным. Напрасно я не взял у кого-нибудь из гостей зонта.
Я быстро шагал по городу, озираясь по сторонам. Где же он может быть?! Увидел — на углу светится стекляшка-бар «У своих», заглянул — здесь пьют пиво, стоя, довольно неприветливые парни. Хрустова нет. Спустился к Зинтату, увидел в сизом мраке три знакомых барака. В том, что справа, я уже бывал в первый свой приезд. Кстати, в нем, в одном из окошек мигнул тусклый свет и погас. «Вряд ли. Но вдруг?..» — подумал я и поднялся на крыльцо. Входная дверь была распахнута.
Войдя, я чиркнул зажигалкой — ближняя ко входу комната зияла, по моему, вообще без двери. Пахло кошками, окурками.
— Есть тут кто?.. — почему-то тихо спросил я. И поскольку никто не ответил, спросил более громко. — Есть кто?!
— А ты кто?! — донеслось из глубины комнаты. — Чего надо? — И через паузу. — Родя?!
— Да, я. — Медленно я побрел в темноту, зажигалка еле освещала дорогу. — Лев Николаевич? А зачем ты здесь?
Он не ответил. Подойдя ближе, я разглядел — он лежал на провисшей кровати, на грязном, по всей видимости, матрасе, глядя в невидимый потолок. Я сел на соседнюю койку. Слышно было, как по крыше шумит дождь, тянуло холодом от входа в барак.
— Дверь, видно, бомжи сожгли… — пробасил Лев Николаевич. — А в тех комнатах кроватей не осталось. А здесь еще есть, на случай новой голодовки.
Я не знал, что и сказать ему. Упрекнуть: «Зачем истязаешь себя? Зачем мучаешь близких? Нельзя же весь век бороться? Или уже мозг отравлен, ни о чем ином не можешь думать?..»
— А тебя там ищут. — Я вынул из кармана сотовый телефон.
— Куда собрался звонить?! — он перехватил мою руку.
— Галина Ивановна просила, если найду… встречу… — слукавил я. — Там у Ильи телефончик.
Он секунду помолчал.
— Дай сюда! Куда нажимать?! Понял… Алло? Сынок?.. Не обижайся. Это наши дела, стариковские. Дай трубку Сереге. Серега! — Его голос окреп. — Я сегодня ночую в нашем бараке, в нашей комнате. Слабо? — и отдал мне телефон. И сипло рассмеялся.
— С-суки!.. начальники сраные!.. как быстро забыли молодость!.. наши лозунги: братство, равенство, свобода… Родя, у меня деньги есть… сходи, купи… ну, не водки, я понимаю… каких-нибудь чернил… душа горит…
И я под дождем побежал искать гастроном или ларек, где продают спиртное. Но увы, везде всё закрыто, только мигают красные лампочки сигнализации. Вымок, пока не сообразил — воскресенье. Хотя должны же быть магазинчики, работающие круглосуточно? Нынче же капитализм?
Наконец, нашел искомое в паре километров от барака, где ждал Хрустов…
Когда я вернулся, купив бутылку красного сухого «Саперави» и 250-граммовую фляжку коньяка (вдруг Лёве станет худо), в комнате барака было уже светло — горел фонарик, валявшийся на соседней от Хрустова кровати, и там сидел сутулясь Туровский.
Я даже сразу не признал его. Без головного убора, с мокрой головой.
Он пришел пешком? Приехал на машине? Возле барака не было его джипа.