Золотое дно. Книга 2

Погрузнел Алексей Петрович, лицо темное, бугристое, словно после фурункулов. С годами стал все более похож на эвенка, на своих предков, глазки сузились, скулы вылезли. А улыбка сохранилась все той же, смущенной, мальчишеской.

Впрочем, он теперь улыбался редко, только Галине Ивановне, большей частью хмуро кивал всем и, как я дальше заметил, почти ничего не ел, не пил.

— Волнуется! — пояснил его поведение Никонов.

Увидев, как я во все глаза разглядываю легендарного Бойцова, Сергей Васильевич, посмеиваясь, рассказал, как тот явился утром из аэропорта с маленьким чемоданчиком, в сопровождении Туровского.

— Здравствуйте, здравствуйте все, как коровы в Индии! — с такими словами перешагнул порог Хрустовых. — Девочки, вы все красивее и красивее.

Галина Ивановна и Татьяна Викторовна бросились ему на шею.

— Как же мы боялись, что ты там заболеешь, в Индии, — пропела Татьяна Викторовна. — Там же проказа ходит и черт те что.

— Да ну! — Алексей Петрович, потный, задохнувшийся от быстрого взбега по лестнице, смеясь, утирал лоб платком. — Ко мне ничего не пристает! Я вот испугался, что Левка болен…

При этих словах (как мне шепотом докладывал Никонов) из спальни вышел с сонной, растерянной улыбкой Хрустов.

— Серега кинул телеграмму в Бомбей… мне ее в Москву перебросили… что Лёвка при смерти…

— Да о чем ты говоришь!.. — Никонов хохотал. — Не писал я так.

— Нет, ты правильно написал… я привык, живя за границей, всю информацию делить на шестнадцать… кожа стала, как у слона… — Бойцов обнял Никонова. — А ты ничего-о стал! Как древнеримская колонна!

— Я написал, что он болен… — весело оправдывался Никонов.

— «Торопись, вдруг не застанешь»… И правильно, правильно! — Бойцов пытался выручить Сергея Владимировича из неловкого положения. — Со мной только так! Да и кто знает… вот мы живы и нет нас. А так — увиделись!

— Так что это я вытащил Алексея Петровича из Москвы! — похвастался передо мной Никонов и, вздымаясь над свадебным столом, хохотнул во все горло, как гусак, вышедший к речке во главе своей пернатой семьи.

В самом деле, если сегодня усаживала дорогих гостей по местам его бойкая жена, то уж верховодил на празднике, естественно, он сам. Туровский (не по его ли совету?) помалкивал. Сегодня он явился в белом льняном костюме, как и директор САРАЗа Ищук. Словно в одном магазине покупали.

А где же Хрустовы?! Я оглянулся — бледный Лев Николаевич с Галиной Ивановной устроились за дальним торцом стола, Хрустов явно пожелал поломать каноны и попросился сидеть напротив сына с невестой.

— Господа! Товарищи! Мы и господа, мы и товарищи… рабов нет! — начал Никонов, высясь над столом, стараясь, как я понимаю, угодить всем. Он в белой рубашке с закатанными рукавами, галстук слегка освобожден, пиджак с двумя орденами висит на спинке стула. — Сегодня у молодежи, прежде всего у молодежи, праздник — два красивых молодых человека соединяют свои судьбы. Но для нас, стариков, это еще более великий праздник — мы строили эту великую ГЭС, мы здесь влюблялись, здесь нашли себе подруг… а теперь мы входим уже и в кровное родство… Клянусь, привезу лет через н-надцать своего внука и свою внучку — да неужто не найдутся им здесь в пару из нашего же круга красивые девочки и красивые мальчики?! Ученые говорят, что если отмотать поколений пятнадцать-двадцать назад, мы все родственники. А мы покажем новый пример… перероднимся по новой под волшебным светом нашей ГЭС! И первая пара показывает здесь пример! Го-орько!..

Я внимательно смотрел на Хрустова. Он не выпил, он только пригубил шампанского, зато Галина Ивановна, страшно волнуясь (не выкинет ли муж чего-нибудь непотребного), бегала вокруг стола, держа фужер так, чтобы скрюченные пальчики не были видны, чокалась со всеми, шмыгала носом и смеялась…

Она от имени Льва Николаевича и своего поздравила милого сына с его красавицей-невестой и преподнесла бабушкину икону, черную, с каким-то святым. Илья неловко прижал ее к груди и положил рядом на стол.

Потом начались подарки. От Никоновых были показаны и сложены в углу какие-то коробки.

— Франция, Италия, Англия, — таинственно проворковал Никонов.

Туровский со смутной улыбкой подарил пару небольших ключей на колечке (вынул из конверта и вложил вновь).

— От машины? — попытался угадать кто-то нетерпеливый.

Хмыкнув, встал Ищук. Весело поиграл толстыми бровями.

— От машины дарю я, — и пройдя к Илье, протянул пару плоских ключиков.

«Туровский наверняка подарил ключи от квартиры. Но ведь у Ильи есть однокомнатная? Зачем ему раньше времени двухкомнатная? Разговоры пойдут: „Тесть расщедрился…“ Нет, это ключи от квартиры московской! — догадался я, увидев как радостно невеста что-то шепчет на ухо смутившемуся вконец жениху. — А вот зачем Тарас Федорович дарит Илье машину? Дорогой подарок. Чужой же человек. Значит, ему что-то нужно от Туровского. И потраченные деньги для него не деньги».

Я снова глянул влево — лицо у Хрустова становилось все более измученным, он уставился в стол, в капустный салат, сжав в кулаке вилку.

Молодые гости проходили к виновникам торжества, целовались с ними, осыпали цветами и тоже что-то дарили. И я поднялся, протянул Илье почтовый конверт с деньгами, он мигом понял, что в конверте, покраснел и оттолкнул мою руку.

— Брось дурака валять… — пробурчал, улыбаясь. — Себе пригодится… дай копейку — и хватит. Копейка есть?

— У меня нет копейки… — растерялся я, шаря по карманам. — Вот, рубль…

— Давай рубль. И всё! Спасибо. — И вдруг потянулся ко мне — я думал, что поцеловать, а он шепнул на ухо. — Копию летописи дал почитать Никонову и Бойцову.

И правильно, подумал я.

Грянула музыка — туш — а потом что-то еще… «Светит незнакомая звезда…» Далее начался галдеж, хороший гудёж, как говорят в Сибири. Пили за родителей, Лев Николаевич и Галина Ивановна вставали и садились, Туровский целовал Галине Ивановне руку. Он негромко сообщил во избежание недомолвок, что Инна-старшая не смогла прилететь — она сейчас в Испании, но вскоре также явится и поздравит молодых.

Пили за друзей. Пили за будущих детей. А потом начался сыр-бор, кто во что горазд. Особенно среди стариков — давно же не виделись.

— А помните, как тогда, в семьдесят девятом… ой, блины с маслом!.. И ведь выдержала плотина…

Такое не забывается.

— Ура!.. Донные пробило! Наша плотина уже не девушка!.. Ур-ря!.. Помните, кричали?! — хохотал Валеваха, несмотря на то, что жена Устинья тискает его за колено: мол, лишнего говоришь!

— Да, да! А помните… ночь… мы — к воде, а что там увидишь? Будто стадо быков — м-му!.. или паровозы… на гребенку!.. И внизу рокочет… земля дрожит…

Как мне известно, тогда по распоряжению Васильева следующий — после открывшихся донных — день (двадцать восьмое апреля) объявили днем отдыха. Вертолет привез из Саракана тонну оранжерейных цветы для жен и невест строителей — их раздавали бесплатно возле клуба. Вокруг бараков еще блестел темный лед, ветер с гор саянских только казался теплым, но молодые парни щеголяли уже на улицах в белых сорочках и джинсах, девушки выскочили в весенних разноцветных платьях и продувных блузках, играли гармони, пищали в руках транзисторные приемники и магнитофоны. Главная победа была одержана — и праздничная толпа обтекала Клуб, управление строительства Ю.С.Г., поселковый совет, люди шли, размахивая флагами, косынками, касками, шляпами, шарфами… кричали, пели…