Золотое правило молчания

Лада встала, плотнее прикрыла дверь и, подумав, подперла ручку спинкой стула. Снова полезла на верхнюю полку, достала коробку из-под старинных туфель, изношенных еще в девичестве. Сняла крышку и уставилась на ровные ряды денежных пачек. Подрагивающими пальцами потрогала купюры. Достала несколько пачек, проверила содержимое. Нет, не кукла. И не фальшивка. Настоящие. Она уже пробовала их тратить. Принимали везде. Не фальшивка точно.

Но куда вот ей их девать — так много. В банк нести нельзя по понятным причинам. Дома в коробке из-под обуви хранить — безумие. Вадимка дотошный. В ее отсутствие проверяет и находит все, что Лада от него прячет. И если найдет деньги…

Узнает ее старший сын, школьные товарищи и соседи. Узнают все! Вадимка болтунишка.

Куда же спрятать? Тут ведь не только ее доля. Тут еще и доля Вадика.

Куда же, куда спрятать?..

Дверная ручка дернулась вверх-вниз. Дверь содрогнулась.

— Мам, ты опять закрылась? — заныл Вадимка. — Ну чего ты опять? Открой!

— Я переодеваюсь, отстань.

— Ты же только пришла с работы. Куда собралась? — не понял младший.

— Меня пригласили на день рождения к одному из наших сотрудников, — принялась она врать сыну на ходу. — Не хотела идти, да надо. Чисто политический вопрос.

Пока врала сыну, успела стащить старый свитер и снять с вешалки блузку с широкими рукавами. Куплена была сто лет назад и не надевалась ни разу. Вырез слишком глубокий. Рукава претенциозно широкие. Надела сейчас за десять секунд. Сунула коробку с деньгами в свою сумку, в которую можно треть мешка картошки поместить. Поправила перед зеркальной дверцей шкафа волосы и отодвинула стул от двери.

— Вот чего ты ломишься, а? — слегка ткнула она пальцем в макушку любимого сына. — Мама переодевается, а ты рвешься.

— Прошу прощения, — лучезарно улыбнулся ее любимец. — А что купила в подарок?

— Я ничего не покупала. Мы скинулись. Кто-то из коллег купит. Мне некогда этим заниматься.

Пока самозабвенно врала ребенку, прошла в прихожую. Обулась в теплые полусапожки. Они с ее черными джинсами «на все случаи жизни» великолепно сочетались. Потянулась за пуховиком. Руки замерли у самого крючка вешалки.

Господи! Когда уже она выбросит эти лохмотья? Пуховику было сто лет в обед. Уже трижды стирался. Пух лез наружу от каждого дуновения ветра. Тепла совсем не держал. И выглядел так, будто она его на помойке подобрала.

Ну, ничего! Она выбросит его уже завтра. Сегодня пристроит деньги понадежнее. А завтра осторожно начнет тратить. Она уже решила как. Будет брать все в рассрочку или кредит. Ненаглядно. И детям объяснение. Они у нее — что старший, что младший — очень подозрительные.

— Ма, а ты долго на дне рождения будешь? — принялся ныть Вадимка, когда она уже оделась и взялась за дверную ручку.

— Не знаю, сынок. Я, может, и вовсе туда не пойду, — вдруг решила она немного отступить от лжи. — Сейчас в магазин зайду, позвоню коллегам, настроения прощупаю и, может, никуда не пойду. Если что, сообщу.

— Хорошо.

— Ты, если что, ужинай без меня. И Дениске еду разогрей, как он с тренировки вернется. Он там устает. И есть потом забывает. А тренер сказал, что после тренировки ему требуется много белковой пищи.

Только тренер забыл уточнить, где взять столько денег: и на то, чтобы оплачивать занятия, и на форму, и на белковую пищу, и на добавки всякие.

— Макароны с овощами, разве это белковая пища? — усомнился дотошный Вадимка.

— Я сварила ему сразу пять яиц, — напомнила Лада. — Это чистый белок, если что. Все, малыш. Закрывай дверь. И никому не открывай.

— Денису тоже? — озорно засверкали голубые глаза младшего сына

— Денису откроешь. — Лада с улыбкой поцеловала любимую макушку и прошептала в нее: — И не воруй парфюм брата.

Вадимка вырвался из ее рук, отбежал на метр и, приложив пальчик к губам, прошептал:

— Мамочка, это ведь наш секретик, так? Ты меня не выдашь?

— Нет, — улыбнулась Лада.

— И я тебя тогда не выдам. — Вадимка глянул на нее с хитрым прищуром и, так же не переставая шептать, произнес: — И я никому не расскажу, что ты прячешь в обувной коробке…

Он расскажет! Он точно расскажет. Если на него кто-нибудь надавит, он все выболтает. Всю дорогу до того места, где она решила спрятать деньги, Лада промучилась вопросом: как отвлечь Вадимку? Как убедить его в том, что он все придумал?

Надо сыграть на полуправде, решила она. Это был ее излюбленный прием с раннего детства: врать наполовину. Ее младший брат всегда врал родителям нагло, а Лада — частично. Утаивала лишь ту часть правды, которая могла бы ей навредить. И ей все всегда прощалось. Вадима наказывали. Ее — на ее памяти — ни разу.

Все. Она точно знает, что скажет Вадимке. Выйдя из метро, Лада тут же набрала телефон младшего сына.

— Дениска не пришел еще? — спросила она, хотя по времени было еще рано.

— Нет. А ты пошла на день рождения?

— Нет. И не пойду, малыш. Сейчас съезжу по делам. Потом в магазин. Куплю нам что-нибудь вкусненького. И домой. И кстати…

Лада несколько раз посмотрела по сторонам и себе за спину, чтобы убедиться, что за ней никто не следит. Ее никто не подслушивает.

— То, что ты видел в обувной коробке, никакой не секрет. Это не мое.

— Да? — разочарованно протянул младший сын. — Так жалко! А чье?

— Это принадлежит дяде Вадиму. Он отдал мне на сохранение. Я сначала согласилась. А вчера взяла и отдала ему все.

— Вчера? — удивился Вадимка. — А мне кажется, что я сегодня днем эту коробку видел в твоем шкафу.

— Тебе показалось, милый. — Она делано тяжело вздохнула. — Любишь ты выдумывать. А потом все путать. Ты мог видеть эту коробку только вчера. Вечером я ее отнесла Вадиму. Помнишь, я в полвосьмого уходила?

Она вчера выходила в магазин, где пробовала тратить деньги. Ее не было час. Хватило бы вполне доехать до брата и вернуться.

— Помню, — твердо ответил младший.

— Вот. Я как раз ему все его добро вернула.

— Почему, мам? Куда ему одному столько? — Сын забыл, что видел коробку сегодня, это было хорошо. — Мог бы и поделиться.

— Нет, сынок. Наверняка он снова вляпался в какую-нибудь историю. — И тут вот она говорила стопроцентную правду. — И у него точно будут проблемы. Нам они зачем?