Золотое правило молчания
Шрифт:
— Думаете? — сразу понял его взгляд Иван Николаевич. — Вот сижу, вспоминаю… Сейчас, майор. Если не против, позвоню кое-кому, уточню, чтобы не вводить вас в заблуждение.
Павел был не против. Но в спину выходившему из кабинета Ивану Николаевичу посмотрел со смесью благодарности и раздражения.
То, что сейчас происходило в его кабинете, сбивало его с толку, заставляло сильно нервничать. Нет, конечно, приходили ему в голову мысли, что Ивушкина убили за какие-то его прежние дела. И он тихо для себя строил версию убийства на почве мести. Но чтобы, дернув за ниточку, потащить на свет божий такой клубок, не ожидал никоим образом.
Он уже знал, что скажет ему
— Ты сумасшедший, майор, соваться в те «лихие»? Это же болото! Те, кого тогда не посадили и не убили, давно добропорядочные граждане. И повесить на них что-то у тебя не выйдет. Завязнешь как муха в варенье. Не получится у тебя ничего! У тех, кто до тебя в те годы работал и жизнью рисковал, не вышло. А у тебя тем более!..
Все это Фокин знал и понимал, что стоит на зыбкой кочке, а кругом болото — в какую сторону ни глянь. Вот только краешек зацепили, а что полезло!
Иван Николаевич вернулся через пять минут. Лицо серое. Взгляд мятущийся.
— Как же я пропустил, майор?! Как… — Он уселся и с силой ударил себя кулаками по коленям. — Орлов получил новый паспорт в день, когда случился пожар. Из числа в число. Только не знал тогда никто об этом. И коллега мой, которому я сейчас звонил, не знал.
— Что Орлов по новому паспорту стал Ивушкиным?
— Да! Не знал. А как узнаешь? Все данные хранились в картотеке. Она сгорела. Дополнительная информация передавалась куда-то, но не сразу. Кто мог о нем что-то узнать, если сразу пожар! А на следующий день сам Орлов будто погибает. Он… он все заранее подготовил, сволочь! И документы новые себе организовал — не фальшивые, замечу, самые настоящие. И следы все уничтожил. Никто не узнал, что именно он стал Ивушкиным.
— И даже Агапов?
— Никто. Все его оплакивали. Искренне. И искали тех, кто его взорвал. А оказывается, он сам инсценировал свою гибель. Посадил на свое место кого-то…
— А кого?
— Кто же теперь узнает, майор? Залетных в ту пору было — пруд пруди. Мог случайного человека посадить за руль. И… Ну, Орлов! Ну, сволочь!
Иван Николаевич разволновался до такой степени, что полез в карман куртки за таблетками.
— Сколько их таких из девяностых выползло и живет себе тихо, а? Был Иванов, стал Сидоров. Как подумаю! Мосты за собой жгли, никого не жалея. Ведь, чтобы исчезнуть, Орлову пришлось девчонку-паспортистку убить и того, кого за руль своей машины посадил! Сволочь…
Чай все же Иван Николаевич решился выпить. Хорошо, что запас хорошей заварки у Фокина всегда имелся. Для таких вот неожиданных случаев берег в нижнем ящике стола, в жестяной красивой банке.
Заварил по всем правилам в старом глиняном чайнике. Жанка списала в утиль. Выбросить пыталась. Он не дал. На работу приволок, в тумбочку на нижнюю полку сунул. И забыл. Теперь вот пригодилось все: и чайник старый с растрескавшейся глазурью по бокам. И чай хороший.
— Вкусно. Спасибо, майор, уважил, — похвалил Иван Николаевич, наливая себе второй стакан. — Предвижу твой вопрос насчет того, кто мог отомстить Ивушкину. Ему ведь отомстили, к гадалке не ходи. И ответ мой тебя разочарует… Я не знаю! Всю Жоркину группировку сожрало время. Я все думал, что он один остался, потому что кто сел, кто сгинул. Кто сел и там сгинул. Кого рак сожрал. Кого убили еще в нулевые. Агапов, когда от дел отходить стал, по слухам, хорошие отступные своим ребятам выплатил. И они потом метались от одной банды к другой. Никого из его соратников не осталось. Так я думал… И тут Орлов всплыл! Нет… Из своих и чужих Орлову мстить некому. Не те времена. Да и не кидал он никого.
Общака на его руках не было. Крови своих пацанов тоже. Тут… Тут что-то личное, майор.— А как же разговор за несколько минут до убийства? Свидетель из слова в слово повторил, подслушал. И там речь про пацанов. И про то, что они не поймут. Ивушкина на банкете кто-то узнал. И потом…
— Убил? Не переговорив с «пацанами»? — Иван Николаевич глянул на дно пустого стакана и недоверчиво вывернул губы. — Такие дела — по устранению обидчиков — так просто не решаются. И повторюсь: не осталось никого из тех завистников, которые желали бы смерти Орлову.
— Завистников? А такие были?
Фокин в страшной тоске притих, слушая Ивана Николаевича. О баснословных заработках Орлова в прошлом. О его особом привилегированном положении при Жоре Агапове.
— Многим не прощалось то, что мог творить Орлов.
— Это вы о чем?
— Это я о женщинах. Орлов патологически любил женщин. Особенно непокорных. Особенно тех, кого надо было завоевывать.
— Или ломать?
— Вот тут мимо, майор. Орлова бабы любили. Не отказывали. Ни разу за все время не было ни единой на него жалобы. Даже намека не слышал, чтобы он кого-то изнасиловал или обидел — это я о женщинах. Донжуан! Подарки, шубы, путешествия. Они в очередь к нему вставали. Бабы ревновали. Мужики завидовали. Но Орлов их не обижал.
— А паспортистка? Она сгорела заживо. К какой категории отнести эту женщину, Иван Николаевич?
Иван Николаевич запнулся и минуту смотрел на Фокина. Потом поставил пустой стакан из-под чая на край стола и со вздохом проговорил:
— Ты не представляешь себе, майор, как тяжело мне дается то, что я теперь узнаю и сопоставляю. Я столько времени потратил на эту группировку. От меня едва жена не ушла, потому что я жил на работе. Я стольких Жоркиных соратников закрыл! Считал развал банды своей заслугой. А оказалось, что главного я так и не выяснил. Обыграл меня Орлов.
— Он всех обыграл. И даже самого Жору! Но на ком-то все же споткнулся.
— Кто-то обыграл уже его. Вот даже не знаю, что я чувствую по отношению к убийце: уважение или благодарность?
Фокин промолчал. Благодарить убийцу, подарившему их отделу «глухаря» в канун Нового года, он точно не станет.
— Вам ни о чем не говорит фамилия Стрельцова? — спросил Фокин, наткнувшись на протокол опроса свидетелей, который вчера привез Игорь Ходаков.
— Нет, — подумав, качнул головой Иван Николаевич.
— А Усов?
Снова последовал отрицательный ответ. И Фокин затосковал сильнее.
Иван Николаевич через пару минут начал прощаться, быстро оделся, но на пороге вдруг притормозил и, глянув на Фокина со странной маетой во взгляде, проговорил:
— На твоем месте, майор, я бы не циклился на подслушанном разговоре, о котором тебе твой свидетель рассказал. Он же не видел, кто говорил. Это же мог быть кто угодно. Сто пятьдесят человек веселилось. Мог быть кто угодно. И пацанами могли называть кого угодно. Мне думается — это ложный след, майор.
Глава 16
Алена только что вышла из ванной, провалявшись в ней полчаса. Обычно шелест горячей воды о край ванны ее успокаивал. Тело расслаблялось, лицо розовело, взгляд светлел, настроение становилось безмятежным. Она вылезала, растиралась полотенцем, надевала халатик и прямиком шла в кухню. Там съедала полезный ужин, приготовленный бабушкой, выпивала чашку мятного чая и шла спать. Перед сном обычно недолго думала о Фокине. Иногда с ним мысленно спорила, иногда шутила. И засыпала.