Золотое руно (сборник)

– Контроль, не могу его удержать. Он разваливается! Он разва…

Летающая ванна пронеслась через экран; картинка была очень зернистая.

– Это настоящая архивная съёмка, – объяснила Карен. – Эта катастрофа произошла в действительности.

На экране появилось нечто, по-видимому, призванное выглядеть как компьютерная графика – похоже, они сверлили дырку в затылке Остина, чтобы установить искусственный глаз – и скоро восстановленное человеческое тело уже перебирало ногами на беговом тренажёре. Я прочитал угловатые цифры на экране.

– Шестьдесят километров в час? – недоверчиво спросил я.

– Лучше! – ухмыльнулась Карен. – Шестьдесят миль в час.

– А насекомые у него по лицу размазывались, как на ветровом стекле?

Карен рассмеялась.

– Нет, и волосы никогда не растрёпывались. У меня в спальне висел постер с ним, когда я была подростком. Он был просто великолепен!

– Я думал, у тебя висел Супермен и тот, как его – Том чегототам?

– Том Селлек. И они тоже. У меня в спальне вообще-то была не одна стена.

– То есть введение в твою культуру обещает быть чередой подростковых кумиров?

Карен усмехнулась.

– Не беспокойся. Я также любила смотреть «Ангелов Чарли» – в семнадцать у меня была причёска как у Фэрры Фосетт. Её я тебе покажу в следующий раз; тебе понравится. Это было первое в истории джигл-шоу.

– Джигл?

Она придвинулась ближе ко мне.

– Увидишь.

16

Ресторан американской кухни Верхнего Эдема был почти пуст: пожилая белая пара обедала у камина, как я понимаю, голографического, и ещё один чернокожий мужчина обедал в одиночестве. Чернокожий был коротко подстрижен. Он был немного похож на Уилла Смита, который в прошлом году получил Оскара за роль Вилли Ломана в новой версии «Смерти коммивояжёра». Ради этой роли Смиту пришлось избавиться от своего природного блеска в глазах, но этому похожему на Смита мужчине не было в том нужды, и даже когда он просто сидел за столом, его лицо сохраняло внимательное и настороженное выражение. Поддавшись внезапному порыву, я подошёл к его столику.

– Здравствуйте, – сказал я. – Не возражаете, если я составлю вам компанию?

Он улыбнулся.

– Если бы я хотел есть в одиночестве, то ел бы дома.

Я выдвинул стул и сел. Я машинально отметил тот факт, что ножки стула утяжелены – наверное, без этого с непривычки можно было слишком сильно за него потянуть и отправить в полёт в здешней низкой гравитации.

– Джейк Салливан, – сказал я, протягивая руку.

– Малкольм Дрэйпер, – представился он. Я заметил таффордское кольцо у него на указательном пальце правой руки, но из-за своего дальтонизма не мог различить, красное оно или зелёное; но это и не важно, я же не собирался делать ему предложение. Своё собственное я оставил дома; не думал, что оно может мне понадобиться здесь, среди всех этих стариков. В прошлом мне приходилось обходиться без секса два года кряду, хотя и не по собственному выбору, и у меня не было секса ни с кем с той единственной замечательной ночи с Ребеккой в канун Нового года. Так что я не сомневался, что смогу обойтись без секса те несколько лет, что мне остались до того, как синдром Катеринского убьёт меня или спровоцирует выполнение завещания о жизни. Конечно, мой таффорд был зелёным, по крайней мере, так мне говорили, что означало, что я гетеросексуал. Правда, исходя из своих успехов с женским полом я иногда начинал подозревать, что продавец воспользовался моей цветовой слепотой и всучил мне таки красный.

– Рад познакомиться, Джейк, – сказал Малкольм после того, как мы пожали руки.

– Малкольм Дрэйпер, – повторил я имя, которое он назвал. Что-то оно мне напоминало. – Я не могу вас знать?

На лице моего собеседника возникло обеспокоенное выражение.

– Вы федерал?

– Простите?

– Агент одной из моих бывших жён?

– Нет. Простите. Я не собирался…

Лукавая улыбка.

– О, конечно же, нет. Шутка. Некоторые люди могли обо мне слышать, да. Я был дершовицким профессором права и гражданских свобод в Гарварде.

– Точно! Точно! Громкие дела. Та лаборатория, где изучали приматов, верно?

– Да, это был я. Положил конец вивисекции высших приматов на территории Штатов и их незаконному удержанию.

– Помню это дело. Вы молодец.

Он добродушно пожал плечами.

– Спасибо.

– Вы не выглядите таким уж старым, – сказал я.

– Мне семьдесят четыре. Я бы мог ещё заседать в Верховном суде… не то чтобы чернокожий либерал имел шансы быть туда назначенным в ближайшие… да вообще никогда.

– Гмм, – сказал я, не найдя лучшего ответа. – А вы перед ним когда-нибудь выступали?

– Перед кем?

– Верховным судом. Американским, разумеется. Сам-то я канадец.

– Были канадцем, – поправил Дрэйпер. – Сейчас вы вообще никто.

– Ну-у… – сказал я.

– Но, возвращаясь к вашему вопросу, да, я выступал перед Верховным судом. В последний раз в деле «Мак-Чарльз против Масланковски».

– Так это были вы?

– Да.

– Вау. Горжусь знакомством, мистер Дрэйпер.

– Малкольм, пожалуйста.

Он выглядел таким бодрым, что я не мог поверить в его скорую смерть.

– Так вы… вы сюда в гости приехали?

– Нет, нет, я здесь живу. Я тоже переместил своё сознание. Полноправный Малкольм Дрэйпер по-прежнему занимается юридической практикой на Земле. Впереди ещё множество битв и множество юных умов, из которых нужно сделать юристов, а я уже слишком устал этим заниматься. Доктора сказали, что я запросто протяну ещё лет двадцать, но я больше не чувствовал в себе сил трудиться так же усердно и дальше. Так что я ушёл в отставку сюда – и теперь они говорят, что при здешней малой тяжести я смогу прожить и тридцать лет.

– Тридцать лет…

Он посмотрел на меня, но тактично удержался от вопроса. Интересно, каково это юристам – иметь возможность задавать любые неприятные вопросы, неважно, насколько прямые и личные, в зале суда, но воздерживаться от них так же, как все остальные, за его стенами. Я решил, что нет причин скрывать это от него.

– Я, вероятно, здесь лишь на короткое время.

– Такой молодой человек, как вы? Полноте, мистер Салливан, вы ведь под присягой…

– Нет, это правда. Повреждённые сосуды в мозгу. Их можно увидеть, но невозможно исправить. Я могу умереть в любой момент, или, ещё хуже, впасть в вегетативное состояние.

– Ох, – сказал Дрэйпер. – Ох ты ж…

– Всё нормально, – сказал я. – По крайней мере, другая версия меня продолжит жить.

– Точно, – отозвался Дрэйпер. – То же самое и со мной. Уверен, мы сможем гордиться ими обоими. – Он помолчал. – И как, вы уже нашли здесь себе пару?

Его прямота застала меня врасплох, и я ничего не ответил.

– Я видел вас с этой писательницей – Карен Бесарян.

– Да. А что?

– Вы ей, похоже, нравитесь.

– Не мой тип.

– Не ваш возраст, хотите сказать.

Я не ответил.

– Впрочем, – сказал Малкольм, – здесь отличные проститутки.

– Я знаю. Я читал брошюру.

– Я вёл колонку о гражданских свободах в «Пентхаусе». Как Алан Дершовиц [77] до меня.

– Правда?

– Ага. Их девиз был «Журнал о сексе, политике и власти».

– И о писающих женщинах.

– И об этом тоже, – улыбнувшись, согласился Малкольм. Подростком я иногда в них заглядывал, пока «Пентхаус» и «Плейбой» не обанкротились, не выдержав конкуренции с сетью. – Так в чём же дело? – продолжал Малкольм. – Не любите за это платить?

77

Алан Дершовиц (род. 1938) – знаменитый американский юрист, профессор права в Гарварде, участник нашумевших судебных процессов.