Золотой архипелаг

Турецкий пристально вглядывался в немолодое, но все еще привлекательное лицо вдовы, которое не портил даже крупноватый орлиный нос, и то, как свободно она расположилась в кресле и попросила закурить. Обычно общение с женщинами, которые потеряли мужей, — тяжкое испытание, но не в этом случае. В Марине Ворониной не чувствовалось ни надрыва, который вот-вот прорвется слезами, ни трагического мужества, когда человек держится, стиснув нервы в кулак. В целом вдова выглядела слегка усталой — и неудивительно, учитывая, сколько сил и средств тратится на похороны, — но не более того.

— Задавайте любые, самые неделикатные вопросы, — глубоко затягиваясь, предложила Воронина, — вы ничем меня не обидите и не смутите. Сразу должна предупредить, что мы с Игорем не любили друг друга… Нет, не подумайте, что мы друг друга ненавидели, — рассмеялась она при виде того, как вытянулись лица Меркулова и Турецкого, — просто такой уж между нами с самого начала был уговор. Еще когда мы с ним вместе учились, он мне, бывало, предлагал: «Маринка, а выходи за меня замуж». А мы с ним в нашей студенческой группе были самые умные, вечно спорили, обсуждали профессиональные темы, но, понимаете, никакого намека на личное чувство. Я ему говорю: «Как же я за тебя выйду, мы ведь не любим друг друга?» А он отвечает: «А чего в ней хорошего, в этой любви? Одни неприятности». Ну и вот, значит, получили мы дипломы и разбежались в разные стороны, но все-таки время от времени виделись. У него любовь, у меня любовь. Неудачно. Снова любовь — у меня, у него. Снова неудача: он развелся с женой, я сделала аборт. В общем, довольно долго мы так канителились: ни я, ни он не могли создать семью. Наконец, встретились, посидели в ресторане, пожаловались по старой дружбе, какие мы несчастные, и пришли к выводу: ну ее, в самом деле, к лешему, эту любовь. Не надо смотреть друг на друга, надо смотреть в одном направлении. По крайней мере, направление у нас точно одно: юридическое. Ну и расписались в ЗАГСе. Без машины с пупсом, без платья с кринолином, без пьяных гостей. Фамилии оставили каждый свою. Обменялись только кольцами. А между собой договорились: никаких сантиментов, никакой любви, у нас соглашение вроде трудового договора на взаимовыгодных условиях. Каждый исполняет свою часть обязанностей. Каждый имеет право заводить интрижки на стороне, только чтобы это не разрушало нашу общую юридическую контору под условным названием «Семья Лейкина — Ворониной». Игорь имел уже опыт и сказал, что вторично разводиться не собирается: это удовольствие — все равно что рвать коренной зуб без заморозки…

Марина снова затянулась — глубоко, по-мужски, не так, как эфирные создания, которые только притворяются, что курят.

— И знаете, получился не самый плохой брак, — закончила она, выпустив дым. — Для таких бессемейных людей, как мы, наверное, единственно возможный. Даже дочка у нас каким-то образом выросла — хороший человек, умница, девять лет уже замужем, причем по любви… А мы — мы с Игорем были в первую очередь друзьями. Ну, кроме того, коллегами: постоянно обсуждали, что новенького на работе, давали советы. Он был для меня плечом, на которое можно опереться. Так же, как и я для него. Так что, если я тут перед вами не заламываю руки и не рву на себе волосы, это не значит, что смерть Игоря мне безразлична.

И я тут с вами разоткровенничалась не затем, чтобы напроситься на сочувствие, а затем, чтобы по-настоящему дать понять: чтобы найти убийцу Игоря, вы можете задавать мне любые вопросы. Лю-бы-е. Я не контролировала сексуальную жизнь Игоря, но я в курсе, что он нравился молоденьким адвокатессам, проходившим у него стажировку и практику. Нравился не потому, что постоянно рассказывал свежие анекдоты, которых он знал сотни. Нравился не за свои красивые в кавычках карие глаза. Нравился за то, что был щедр с этими молоденькими юристочками, делая оригинальные подарки после успешно проведенного вечера или ночи в хорошем ресторане при хорошей гостинице. Если любовник одной из этих пташек проломил голову адвокату Лейкину, это никак не оскорбит память покойного. Я все пойму и приму адекватно.

Костя Меркулов нервно протирал очки: сторонник чести и верности в отношениях между мужчиной и женщиной, он с трудом выдерживал этот монолог. Турецкому стало его жаль, и он решил прервать Марину, которая, кажется, и далее готова была описывать нестандартные отношения в своей семье:

— Марина, мы бесконечно ценим вашу откровенность касательно, кхм, личных вопросов, но, полагаю, она вряд ли пригодится в данном случае. Мы предполагаем, что убийство вашего мужа связано с одним из дел, которые он вел в последнее время. Если вы делились друг с другом юридическими соображениями, было бы как нельзя более кстати, чтобы вы вспомнили…

— Вы имеете в виду «Золотой архипелаг»? — Марина была истинным юристом и просекала суть с полуслова.

— Что вы сказали?

— Я сказала, что Игорь держал меня в курсе событий, разворачивающихся вокруг дела о споре двух фирм за «Золотой архипелаг», то есть золотую подмосковную землю. Он так это называл. Все несчастья начались с того, что ему предложили выступить против Акулова, главы «Русского земельного фонда»… Впрочем, Игорь говорил не очень лестно не только о господине Акулове, но и о своей клиентке Ганичевой. Эти господа стоили друг друга.

Буквально за неделю до нападения на Игоря он рассказал Марине о том, что к нему ищет подходы Акулов, используя его профессиональные и личные контакты с известным адвокатом Каревой. Последняя встретилась с Игорем в загородном ресторане и попросила о содействии в арбитражном споре. Только зато, чтобы Лейкин вел пассивную позицию в этом процессе, она, вернее Акулов, предложила ему сумму в полмиллиона долларов! Естественно, Лейкин отказался. И при повторной встрече в суде Карева опять стала уговаривать Лейкина объединиться против Щучки Ганичевой, которая заглотала уже пол Московской области, нужно умерить ее злобный аппетит! На это раз Карева от имени Акулова предложила Лейкину шестьсот тысяч долларов.

Игорь наотрез отказался. Именно в эти дни их телефон не умолкал. Звонили какие-то явно уголовные типы. Серьезно угрожали расправой: Игорю, жене, дочери, внучке. Вперемежку с угрозами назывались мощные суммы денег за склонение головы, за переход в лагерь Акулы. Требовали документы. Эти важные документы Игорь никогда не оставлял в конторе, всегда носил в своем объемном итальянском портфеле.

Последний звонок утром того злополучного дня был от самого Акулова. Он спросил: «Отдашь документы?» Игорь ответил: «Нет». Акулов сказал: «Тогда пеняй на себя», — и отключился.

Воспоминание о тех драматических днях как-то смягчило Воронину, правда, при этом лишило остатков красоты. Складки, ведущие от крыльев носа к уголкам рта, которые буквально на глазах стали глубокими и черными, сделали ее более похожей на традиционную вдову.

— Уж вы простите, что я с ходу начала вас грузить нашими с Игорем семейными сложностями, — печально улыбнулась она. — Просто я представила, какие мне могут задавать вопросы, и попыталась их предупредить. А возможно — ой, какие глупости! — на самом деле хотела по-бабьи раскрыть душу. Понимаете, такая трагедия, и совершенно не с кем поделиться…

— Смерть Игоря — огромная трагедия и для нас, — прочувствованно завел Турецкий, но Воронина с досадой перебила его:

— Да нет, я не о том! Смерть — это еще не трагедия, все мы смертны. А трагедия в том, что… Ну вот представьте: жил на земле человек. Не самый плохой человек, уж вы мне поверьте. Не убийца, не пьяница, в своей области отличный специалист. И вот умер он, и что после него осталось? Грязное белье. Куча грязного белья. Ничего, кроме грязного белья!

— Ну это уж вы чересчур, Марина, — Костя был шокирован. — Не забывайте, что от Игоря у вас осталась дочь…

— Которой отец давно не был нужен. Вообще, мне кажется, взрослым детям родители не нужны. У меня иногда такое чувство, что, если бы родители кончали самоубийством по достижении детьми совершеннолетия, дети были бы довольны. Возможно, и мир был бы лучше — честнее, по крайней мере… Ну-ну, простите, снова я вас гружу! В общем, рассказала все, что знала. Больше как будто бы поделиться нечем. Если еще что-нибудь вспомню или появятся новые факты, непременно свяжусь с вами. Перед выходом из кабинета Марина Воронина обернулась: