Золотой человек
Шрифт:
Ледовое поле вокруг большой проруби обрастает густым барьером. Сазаны скачут по льду проворно, что твои землеройки. Никто и не думает за ними гоняться: скачи не скачи - далеко не ускачешь. Рыбы не столь резвые грудой застывают на льду.
– Я же говорил, жди богатого улова!
– довольным басом рокочет старый рыбак.
– господин Леветинцский всюду за собой удачу на веревочке водит. Теперь только и осталось, что царь-рыбу поймать.
– Похоже, она уже попалась, - говорит один из парней, которые тянут сеть: он стоит первым с краю, у воды.
– крупная рыбина бьется, сеть так ходуном и ходит, обеими руками еле удерживаю.
– Да вот же она! Кричит другой рыбак, который только что успел зачерпнуть полный сак
Огромная, как у крокодила, нежно-серебристая голова показалась из воды; разверстая пасть обнажает два ряда острых, как у каймана, зубов и четыре цепляющихся один за другой клыка, каким мог бы позавидовать даже тигр. Такая голова способна внушить уважение. Рыбину эту по праву называют царем, королем: нет во всем озере ей равных, даже среди сородичей судаков.
– Вот он, держи его!
– вскричали разом еще трое. Однако мощная рыбина вновь скрылась под водой, и тогда-то начался самый волнующий этап лова.
Словно бы заманенный в западню, король отдал приказ остаткам своей лейб-гвардии в последней схватке пробиться во что бы то ни стало - такому ожесточенному нападению подверглась вдруг сеть. Боевые отряды щук, сомов, сазанов очертя голову ринулись в надежде прорвать туго натянутую сеть, выныривающих рыбных голиафов приходилось глушить дубинами. Рыба вошла в раж, холодная кровь вскипела, побуждая к героическим подвигам; балатонские обитатели взбунтовались против узурпаторов и вступили с ними в схватку. Конечно, схватка закончилась гибельным поражением бунтовщиков. Оглушенные дубинками сомы недвижно валялись на льду, сеть выплескивала из воды вытесненных на поверхность великолепных белых судаков, и лишь король-судак затаился.
– Неужто опять ушел?
– бурчит старый рыбак.
– Нет, он еще здесь, - сквозь зубы цедит парень, что сводит сеть.
– Руки чувствуют, как он бьется. Как бы только сеть не порвал.
Рыбы было выловлено невероятное количество, она громоздилась повсюду, некуда было ногу поставить, чтобы не оскользнуться о рыбьи спины.
– Братцы, беда!
– испуганно вскрикнул крайний парень.
– Сеть порвана!
Сеть еще наполовину оставалась под водой.
– Тащи! Взревел ватажный, и рыбаки изо всех сил рванули за веревку. Вся остальная рыба вывалилась наружу вместе с сетью. Тут был и король-судак - превосходный экземпляр весом более сорока фунтов: такие попадались раз в двадцать лет, да и то в дедовские времена. Мощной головой судак действительно сумел порвать сеть, но колючими плавниками застрял в ячеях, и это помешало ему уйти. Когда его вытащили на лед, он с такой силой ударил хвостом, задев одного из рыбаков, что тот растянулся плашмя. Однако это оказалось его последним подвигом: в следующее мгновение король-судак валялся бездыханный. Живого судака еще ни одному из рыбаков не доводилось держать. Говорят, стоит его вытащит из воды, как у него тотчас же лопается воздушный пузырь.
Поимка царь-рыбы доставила рыбакам больше радости, чем весь остальной обильный улов. За этим злодеем давно уже охотились: он имеет скверную привычку поедать лишь себе подобных, чем и завоевал свое прозвище "судак-король". Когда его распотрошили, то обнаружили в его алчной утробе недавно заглоченных четырех крупных судаков. Слой жира - дивного золотого цвета - был, как у поросенка, а мясо белизною напоминало тонкое полотно.
– Я так думаю, сударь, надобно отправить этого судака вашей всемилостивейшей супруге!
– сказал старый рыбак.
– Обложим его льдом и упакуем в ящик, он один поди целую телегу займет. А вы, сударь, письмецо ее милости напишите: что это, мол, был король-судак. Кто его съест, все равно что диковинного мяса отведает.
Михай одобрил идею и посулил выпивку.
К тому времени, как окончили разделывать судака, подошел к концу и короткий зимний день.
Из окрестных сел, из Шиофока, Сантода, Замарди, Фюреда, Арача, Чопака съехались крестьяне
на телегах, груженных корзинами, торбами, фляжками: фляжки - с вином, торбы с жареной поросятиной, а корзины - под рыбу.Когда рыбками приступили к сортировке улова, вокруг них уже вовсю толпился народ.
Солнце село, но оказалось, и темнота не помеха: из камыша сделали факелы, разложили костры на льду, и пошла бойкая торговля рыбой. Карпы, щука, сом, карась - пожива для бедного люда. В Вену и Пешт отправляют только осетров - там они в цене, весь прочий улов распродается задешево. Но рыбаки все равно в накладе не остаются: за один раз выловили чуть ли не триста центнеров. Поистине Тимар любимец удачи.
Если не вся рыба будет распродана, ее свалят в корзины и снесут в погреба, а потом отвезут в Веспрем на рынок.
Тимар решил потешить народ: распорядился прикатить бочку вина и велел ватажному старосте сварить уху, какую только рыбак умеет.
В большущий котел мелко нарезается отборная рыба - она не должна быть ни костлявой, ни жирной; больше ничего туда не кладется: лишь добрая горсть паприки да красный лук, а там рыба сама пустит сок. Однако весь секрет удачной ухи в особом способе размешивания; тут требуется мастер своего дела, а ежели не научен - как ни старайся, все равно не получится.
Отменной ухи даже Тимар съел на удивление много.
А там, где льется вино и готовится уха, разве без цыган обойдется?
Откуда ни возьмись и эта смуглая братия тут как тут подоспела; на опрокинутой вверх дном корзине уставили цимбалы и затянули любимую господскую песню:
Веселей, смычок, играй!
Барин, денежку давай!
Ну, а если музыканты-цыгане, задорные молодки и лихие парни все в сборе, неужто без танцев обойдется?
На ледяной поверхности озера разыгралось веселье хоть куда. При свете камышовых факелов разудалые пары, горланя песни, отплясывают танец за танцем. Тимар и ахнуть не успел, как его подхватила какая-то бойкая молодица и закружила по всем правилам огненного чардаша.
И Тимар отплясывал вместе со всеми.
В ясной зимней ночи костры и факелы сияли фейерверком.
Веселье на озере длилось чуть ли не до полуночи.
К тому времени рыбаки управились с делами: перенесли рыбу в ледники.
Тут и подгулявший народ стал расходиться по домам, громко воздавая хвалу щедрому хозяину, господину Леветинцскому.
Тимар дождался, покуда Галамбош упакует судака, обложенного льдом и сеном, в деревянный ящик. Затем ящик заколотили гвоздями и погрузили на повозку - ту самую, с которой прибыл сюда Тимар. Кучеру было наказано немедля собираться домой в Комаром: рыба - товар капризный, долго лежать не будет.
Сам Тимар тем временем настрочил письмо Тимее; послание вышло ласковым, а кое в чем даже веселым. Обращаясь к свой "дорогой женушке", он подробно описал ей события этого дня: изумительный восход солнца на Балатоне, разрыв ледяного покрова; он умолчал о том, как близко от него прошла трещина, зато в мельчайших деталях рассказал обо всех перипетиях подледного лова. Заканчивалось письмо описанием пирушки, где и сам он изрядно повеселился, а некая недурная собой деревенская молодица заставила его плясать чардаш.
Такие бесшабашно веселые послания сочиняют обычно люди, замыслившие самоубийство.
Закончив письмо, он вручил его возчику.
Старый рыбак тоже стоял у повозки.
– Шли бы вы домой, дядюшка Галамбош, - сказал ему Михай.
– Устали, наверное.
– Надобно добавить хворосту в костры, - сказал старик, раскуривая трубку.
– Рыбный дух по всей округе разнесло, так что теперь жди гостей. Все лисы да волки из прибрежных чащоб повылезают, чтобы к нашей проруби подобраться. Они ведь тоже до рыбки охотники: какая из воды выскочит, они ее - цап себе! Остальную всю рыбу распугают, а нам потом как ловить?