Золотой дождь
Шрифт:
Драммонд уже на ногах. Он пытается казаться спокойным и приветливым, но удается это плохо – внутри он кипит. Драммонд представляется и начинает рассказывать про своего клиента, какая крупная и процветающая компания «Прекрасный дар жизни», и как замечательно она ведет дела. Но ведь не наказывать же её за это, верно? Разве кто-то из вас от этого выиграет? Драммонд уже вовсю аргументирует, а регламентом это возбраняется. Впрочем, он старается не переходить границы допустимого. Я не уверен, должен ли прервать его, выразив протест. Я дал себе зарок, что возражать стану, только будучи железно уверен в своей правоте.
Драммонд задает ещё несколько вопросов, на которые никто не отвечает. Он готовит почву для решительных действий. И наконец переходит в наступление.
– И вот теперь я собираюсь задать вам самый важный вопрос, – торжественно произносит он. – Пожалуйста, выслушайте меня внимательно. Это ключевой вопрос. – Следует долгая драматическая пауза. Наконец Драммонд делает глубокий вдох и говорит: – Не пытались ли склонить кого-либо из вас к сотрудничеству?
Он замолкает, слова его повисают в воздухе, и в зале воцаряется могильная тишина. Это больше напоминает обвинение, нежели вопрос. Я смотрю на трень-бреньских адвокатов. Хилл и Планк так и поедают меня глазами. Морхаус и Гроун наблюдают за присяжными.
На несколько секунд Драммонд словно цепенеет, готовый наброситься на первого смельчака, который осмелится поднять руку и произнести: «Да! Адвокат истца вчера вечером заезжал ко мне домой!». Драммонд знает, что сейчас это случится, знает – и все. Он выдерет истину клещами, затем выведет нас на чистую воду, меня и моего продажного ассистента, и наконец подаст ходатайство о моем порицании, наказании, а впоследствии – и о лишении меня адвокатского звания. Процесс будет отложен надолго. Вот она, звездная минута!
Но… плечи его сутулятся. Драммонд медленно выдыхает. Банда лживых мерзавцев!
– Это чрезвычайно важно, – говорит он. – Мы должны это знать. – Голос его звенит от недоверия.
Гробовое молчание. В зале – ни движения, ни дуновения воздуха. Сотня глаз пристально следит за Драммондом, заметно, что всем не по себе. Валяй дальше, приятель!
– Тогда я поставлю вопрос иначе, – произносит он ледяным тоном. – Не разговаривал ли вчера кто-либо из вас с мистером Руди Бейлором или с мистером Деком Шиффлетом, сидящим вон там?
Я вскакиваю.
– Протестую, ваша честь! Это просто абсурд!
Киплер, похоже, вот-вот вывалится со своего насеста.
– Принято! Что вы вытворяете, мистер Драммонд! – Киплер так ревет громовым голосом в микрофон, что содрогаются стены.
Драммонд поворачивается к нему лицом.
– Ваша честь, у нас есть основания полагать, что с кандидатами в присяжные велись переговоры.
– Понятно, и он обвиняет в этом меня! – взрываюсь я.
– Я просто ума не приложу, что на вас нашло, мистер Драммонд, – говорит Киплер.
– Давайте обсудим это в кулуарах, – предлагает Драммонд, кидая на меня уничтожающий взгляд.
– Давайте, – киваю я, и смотрю на него так, словно у меня уже кулаки чешутся.
– Объявите кратковременный перерыв, – приказывает Киплер судебному приставу.
Мы с Драммондом располагаемся за столом напротив его чести. Квартет представителей «Трень-Брень»
выстраивается за нашими спинами. Киплер готов метать громы и молнии.– Надеюсь, вы способны объясниться, – цедит он, испепеляя Драммонда взглядом.
– Наших присяжных склоняли к сотрудничеству, – утверждает Драммонд.
– Откуда вы знаете?
– Это я сказать не могу. Но знаю совершенно точно.
– Не играйте со мной в кошки-мышки, Лео. Мне нужны доказательства.
– Ваша честь, я не могу вам ответить, не приоткрыв сведений конфиденциального характера.
– Ерунда! Я жду фактов.
– Я говорю правду, ваша честь.
– Так вы меня обвиняете? – вмешиваюсь я.
– Да.
– Вы не в своем уме!
– Согласен, Лео, вы ведете себя крайне странно, – говорит его честь.
– Ваша честь, я могу представить доказательства, – заносчиво отвечает Драммонд.
– Какие?
– Позвольте мне продолжить допрос присяжных. Правда неизбежно выплывет наружу.
– Но ни один из них и глазом не моргнул в ответ на ваши обвинения.
– Я ещё толком не приступил.
Киплер ненадолго призадумывается. Когда процесс закончится, я признаюсь ему в содеянном.
– Я хотел бы обратиться к конкретным кандидатам в присяжные, – просит Драммонд. Обычно такое не дозволяется, но окончательное решение принимает судья.
– Что скажете, Руди?
– Я не возражаю. – Лично я уже не могу дождаться, когда Драммонд начнет с пристрастием допрашивать людей, репутации которых мы безнадежно запятнали. – Мне скрывать нечего. – Двое из торчащих за моей спиной болванов при этих моих словах ядовито покашливают.
– Очень хорошо, Лео. Только учтите – вы сами копаете себе могилу. И не вздумайте выйти за рамки дозволенного.
– Чем вы там занимались? – спрашивает Дот, когда я возвращаюсь за свой стол.
– Так, обычные адвокатские разборки, – шепчу я. Драммонд с суровым видом направляется к присяжным. Его встречают недружелюбными взглядами.
– Вернемся к тому, о чем я вас спрашивал. Я настаиваю на том, чтобы вы сказали, не обращался ли к вам кто-нибудь по поводу этого процесса? Пожалуйста, поднимите руки, если такие случаи имели место. – Голос Драммонда звучит так увещевающе, словно он разговаривает с первоклашками.
И вновь – ни одной поднятой руки.
– Попытка любой из тяжущихся сторон прямо или косвенно воздействовать на присяжного заседателя расценивается как серьезнейшее правонарушение. И санкции в отношении как виновника, так и присяжного, умолчавшего о подобном факте, могут быть самые суровые. – Драммонд угрожает уже в открытую.
Ни единой руки. Ни мимолетного движения. Вообще ничего, кроме группы людей, гнев которых с каждой минутой возрастает.
Драммонд перемещает центр тяжести с одной ноги на другую, трет подбородок и нацеливается на Билли Портера.
– Мистер Портер, – гортанно произносит он, и у Билли отваливается челюсть. Он медленно встает и выпрямляется во весь рост. Щеки его багровеют.
– Мистер Портер, я хочу задать вам очень личный вопрос. И рассчитываю услышать в ответ правду.
– Сами не врите, и вам врать не будут, – огрызается Портер. Видно, что этот малый вспыхивает как порох. На месте Драммонда, я бы оставил его в покое.