Золотой дождь
Шрифт:
– Так, из вежливости предлагаю, – с хозяйским видом признается Делберт.
Не найдя в холодильнике ничего подходящего, Вера решает составить нам компанию.
– Он на меня наорал, – ябедничает она Делберту. – Велел убираться из его квартиры. Жуткий грубиян.
– Это правда? – хмурится сутенер.
– Еще какая! Я здесь живу, а вас прошу держаться от моей квартиры подальше. Это частное жилище.
Делберт распрямляет плечи. Привык, должно быть, к словесным баталиям.
– Но владеет квартирой моя мать, – напоминает он.
– Кому мать, а кому домовладелица, – сварливо говорю я. – И я исправно плачу ей
– Сколько?
– Это, сэр, вас не касается. Ваше имя среди лиц, имеющих права на этот дом, не фигурирует.
– На мой взгляд, гнездышко тянет в месяц сотни на четыре, а то и на пять.
– Очень славно. Еще мнения есть?
– Да. Ты, я смотрю, шустрый малый.
– Прекрасно. Что-нибудь еще? Ваша супруга сказала, что мисс Берди хочет поговорить со мной. – Я нарочно говорю громко, чтобы мисс Берди обратила на меня внимание, но она и ухом не ведет.
Вера подсаживается к Делберту. Они обмениваются понимающим взглядом. Делберт приподнимает за кончик какую-то бумажку. Потом поправляет очки, пялится на меня и спрашивает:
– Вы путались с маминым завещанием?
– Это наша с мисс Берди тайна, – строго говорю я, силясь разглядеть лежащую перед ним бумажку. Да, так и есть, это её завещание; то самое, которое подготовил её последний юрист. Это мне чертовски не нравится, ведь мисс Берди всегда подчеркивала, что ни один из сыновей, ни Делберт, ни Рэндолф, даже не подозревает о её миллионах. Между тем в завещании черным по белому значится сумма порядка двадцати миллионов. И теперь Делберту это известно. Он, судя по всему, изучал завещание уже несколько часов кряду. Насколько я помню, в третьем параграфе ему отводится два миллиона.
Еще менее приятно мне думать о том, как удалось Делберту наложить лапы на завещание. Мисс Берди ни за что не рассталась бы с документом по доброй воле.
– Да, очень шустрый малый, – повторяет он. – Не удивительно, что народ терпеть вашего брата не может. Приезжаю я домой мамочку проведать, и что вижу – она к себе адвокатишку подселила! Как бы ты сам повел себя на моем месте?
Понятия не имею.
– Я живу в этой квартире, – заявляю я. – Это частное жилье за запертой дверью. Сунетесь туда ещё раз, и я вызову полицию.
Вдруг я смекаю, что копия завещания мисс Берди хранится у меня в папке под кроватью. Остается только надеяться, что эта парочка не обнаружила мой тайник. При одной мысли, что я мог столь легкомысленно нарушить тайну завещания старушки у меня душа ушла в пятки.
Не мудрено, что мисс Берди меня не замечает.
Я не представляю, каковы были условия её предыдущих завещаний, а потому не в силах судить, на седьмом ли небе Делберт с Верой от радости, что станут миллионерами, или разгневаны из-за того, что ожидали большего. От меня они правду не узнают.
В ответ на мою угрозу Делберт презрительно фыркает.
– Я тебя снова спрашиваю, – цедит он сквозь зубы – жалкое подражание Марлону Брандо в «Крестном отце». – Ты состряпал для моей матери новое завещание?
– Ваша мать – сами её и спросите, – советую я.
– Она не отвечает, – встревает Вера.
– Правильно делает. Я тоже не отвечу. Эти сведения сугубо конфиденциальны.
Делберт, похоже, не слишком в этом смыслит, а зайти с другой стороны ума не хватает. Да и боязно, а вдруг он какой-нибудь закон нарушит?
– Надеюсь, парень, ты не собираешься валять дурака, –
грозно рычит он.Мне все это уже порядком поднадоело.
– Мисс Берди! – окликаю я. Она и глазом не ведет, но в следующее мгновение наводит на телевизор пульт дистанционного управления и увеличивает громкость.
Ну и ладно. Я наставляю указующий перст на супружескую парочку.
– Будете ещё ошиваться возле моей квартиры, и я вызову полицию. Ясно вам?
Делберт первым выдавливает смешок, а Вера хихикает вслед. Я хлопаю дверью.
Похоже, папки под моей кроватью сложены в том же порядке, что и были. И завещание мисс Берди, кажется, лежит на прежнем месте. Я уже несколько недель не заглядывал под кровать. Вроде бы ничего не тронуто.
Я запираю дверь и подсовываю под ручку замка спинку стула.
Я привык приходить на службу рано, около половины восьмого, но вовсе не потому, что перегружен работой или день мой плотно расписан судебными заседаниями и встречами с клиентами, а по той лишь причине, что люблю посидеть и выпить чашку кофе в одиночестве. Не меньше часа в день я трачу на дело Блейков – размышляю, изучаю документы. Мы с Деком стараемся без надобности друг друга не отвлекать, но порой это неизбежно. Телефон начинает звонить все чаще и чаще.
И все же до начала рабочего дня я наслаждаюсь покоем.
В понедельник Дек заявляется поздно, почти в десять. Несколько минут мы болтаем о том, о сем. Дек хочет сегодня пообедать пораньше, уверяет, что это важно.
Уже в одиннадцать мы покидаем контору и проходим два квартала до вегетарианской продуктовой лавки, в тыльной части которой разместился крохотный ресторанчик. Мы заказываем пиццу без мяса и апельсиновый чай. Дек явно нервничает, тик его заметен больше обычного, при малейшем шуме голова его дергается, как у марионетки.
– Дельце есть, – шепчет он.
Мы сидим в кабинке. Остальные шесть столов в столь ранний час пустуют.
– Здесь нас никто не подслушивает, Дек, – ободряю я его. – Что там у тебя?
– В субботу, сразу после допроса, я поехал в аэропорт. В Даллас слетал, а оттуда махнул в Лас-Вегас и снял номере в отеле «Пасифик».
Понятно, опять запил, значит. Прокутил все деньги, вот и сидит теперь без гроша.
– А вчера утром пообщался по телефону с Брюзером, и он велел, чтобы я срочно сматывался. Дескать, фэбээровцы следили за мной от самого Мемфиса, и мне нужно рвать когти. Кто-то все время сидит у меня на хвосте, и я должен немедленно возвращаться в Мемфис. Брюзер велел передать тебе, что и ты у федиков на крючке, поскольку ты единственный адвокат, который работал и на него и на Принца.
Я отхлебнул чай, чтобы промочить внезапно пересохшее горло.
– Так ты знаешь, где… Брюзер? – Я говорю громче, чем следует, но нас никто не слышит.
– Нет, – отвечает он, нервно шаря глазами по залу. – Не знаю.
– Но он хоть в Вегасе?
– Сомневаюсь. Думаю, что он специально отрядил меня туда, чтобы сбить с толку федеральных ищеек. Слишком уж логично было бы искать Брюзера в Вегасе, а коль так, то его там нет.
Перед моими глазами пелена, в мозгу лихорадочно роятся мысли. На ум приходят тысячи вопросов, но задать их все сразу я не могу. Многое, ох, многое, мне хотелось бы знать, но ещё больше знать мне вовсе не следует. С минуту мы молча таращимся друг на друга.