Золотой гроб

– Отсюда он никуда не денется. Пусть стоит и дожидается своего часа - подумал я, - дай бог и это без проблем унести?

Повесив на плечо сразу два мешка, я двинулся в обратный путь. Пробираясь через пробитый мною лаз, рюкзаком я задел висящие надо мной кирпичи и один из них свалился мне на мне на плече.

– Хорошо, что не на голову?! Глупо умирать богачом.

Обернувшись, я ткнул пальцем верхушку пробитого мною лаза - отпали еще два кирпича.

– Торопились старушки, замуровывая сокровища. Известка совсем не держала кладку. Да и бог с ней.

Драгоценный груз я вновь пронес под Керженцем, остановился на площадке над лестницей, чтобы немного передохнуть. Затем, по одному вынес мешки на поверхность.

Рассеянный свет просыпающегося солнца уже стал проникать во все уголки девственного леса. Мешки я спрятал в нишу к рюкзаку и отправился в склеп за последним мешком. В темном склепе кроме мешка с драгоценностями, я захватил с собой и пустые полотняные мешки, и простыню, а также пару досок от разбитой мной крышки гроба. У меня мелькнул дерзкий план - попытаться затопить галерею? Чтобы раз и навсегда разрешить проблему подземелья для тех, кто еще будет мучаться вопросом - где купеческие бриллианты? Пройдя под рекой, мешок я поднял на лестницу и оставил на площадке, а сам вернулся к водопаду.

Предоставив спину прохладной струе, я двумя досками тщательно закрыл промоину, сверху положил три мешка, а затем простыню. Концы простыни я закрепил валявшимися по близости кирпичами и для крепости накидал кирпичей на получившийся пластырь. Теперь вода разбивалась о них и разливалась под ногами. Я предположил, что каждую секунду в галерею выливается не менее двух-трех вёдер. Рассчитывать, - за какое время вода заполнит галерею, было некогда. Главное, чтобы вода снова не нашла какую-нибудь лазейку и не юркнула вниз?! Закончив дело, я выбрался на поверхность. На душе было легко, а в ушах плавал малиновый звук овечьих колокольчиков на зеленом безмятежном лугу. Я даже не пытался мысленно представить, - сколько могут стоить все вынесенные мною драгоценности?

Уже совсем рассвело. Неподалеку от камня я увидел остов толстого дуба, некогда сломанного молнией. Его ствол на два метра возвышался над землей, а над корнями зияло широкое дупло. Я ткнул в дупло лопаткой. Лопата почти вся провалилась вниз, и мне подумалось, что лучше всего клад сложить сюда. Я опустил туда, только что принесенный мешек и собрался и весь груз перенести в дерево, но в последний момент передумал, поскольку три мешка и рюкзак не уберутся!? Сверху в дупло насыпал старой листвы. Затем проверил и тщательно замаскировал старые мои захоронения, хранящиеся в нише за камнем. Кроме того, напихал пружинящие сучки и прочий древесный хлам в нору, а сверху все это также засыпал листьями. Получилось так, что если не провалиться в нору ногой, то обнаружить ее было трудно. Тем более, что выход из подземелья и камень находились в невероятной гуще зарослей, живых и повалившихся от старости деревьев.

ХЛОПЦЫ

Повесив на шею бинокль, я двинулся вверх по реке, чтобы оказаться напротив лагеря и провести рекогнасцировку. Когда появился просвет между деревьями я, прячась за травой и деревьями, ползком добрался до берега. Я не ползал на такие дистанции со времен интернациональной помощи дружественному Афганистану и потерял навыки. А отсутствие постоянной тренировки привели к тому, что суставы дико болели, а на локтях я ободрал кожу. Теперь нашу палатку со мной разделяло шестьдесят или семьдесят метров. Костер по-прежнему курился, около палатки тусовалось несколько человек и двое маячили около УАЗика, стоявшего в двадцати метрах от палатки. Наши три байдарки мирно лежали перевернутыми на песке. Три (!). Значит, Валерий уже вернулся, после того, как увез Саню в больницу?

Я навел семикратный бинокль на наше пристанище. Всего незнакомцев оказалось семь человек. Два парня оттянули полы палатки в стороны, а двое подтащили и вставили в раскопанный нами шурф длинную, только что сколоченную из орешника, лестницу. Затем полы палатки снова закрыли. Один - долговязый шевелил палкой в костре. Двое незнакомцев колдовали над каким-то грузом около автомобиля.

Наши байдарки, перевернутые к верху брюхом, покоились на песке? Но никого из наших ребят не было, что само по себе казалось странным? Чувствуя в этой ситуации знак, какой то беды, я замыслил подобраться к лагерю поближе.

Снова уполз в лес и через него вышел вверх по реке за двести метров от лагеря. Теперь лагерь скрывал поворот. Ширина Керженца здесь была не более 25 метров. Чтобы из-за ремня не выпал пистолет, я его положил его за пазуху и, не раздеваясь, бесшумно вошел в прохладную с утра воду. Проплыл всего пять или шесть метров, далее начиналась отмель. Выбравшись на берег, выжал одежду и двинулся в сторону лагеря. Последние несколько метров мне пришлось преодолевать ползком, так как большие деревья кончились, но к нашему лагерю вплотную подходили кусты орешника, куда Валерий выбрасывал обломки кирпичей из ямы на берегу. Кругом кричали утренние птицы, на поверхности реки то и дело шлепалась рыба, а за лесом заревел самолет. Лишний, естественный шум мне было на руку.

Мокрая одежда неприятно липла к телу. Но, теперь до незнакомцев было не более 15 шагов. Изредка со стороны машины доносился металлический звук, похожий на бряцание садовых инструментов. На боку автомобиля было написано 'МИЛИЦИЯ'

Во мне шевельнулись неуверенность: - может, ребята, каким то образом, дали знать властям, что в монастыре произошла трагедия? Ведь милиция всегда приезжает первой?

Но, 'Все подвергай сомнению!' - говаривали умные греки. И я интуитивно понимал, что дело здесь не в советской милиции, - защитнице и матери родной, на которую мы уповаем. Скорее, милицейская машина была просто средством передвижения и привезла она не друзей.

– Джон!
– раздался хрипловатый голос от машины. К костру от УАЗика направлялся высокий худой мужчина в очках. Его лицо напоминало первую, неудачную работу скульптора - самоучки, который страдал приступами абстракционизма. Самое заметное в его лике был тяжелый квадратный подбородок и глубоко посаженные глаза. Все остальное было размыто и испещрено ранними морщинами. Мне подумалось, что если он когда-нибудь надумает участвовать в любительских спектаклях, то роль Квазимоды ему обеспечена. В голосе Квазимоды звучали командные нотки.

– Забирай все и отвези в деревню, - сказал он сидящему на бревне парню в солнцезащитных очках.
– Там это передашь Николаю, а сам захвати пару ломов и возвращайся сюда. И быстро. Через два часа приедет Палыч с ребятами, чтобы к этому времени ты был здесь.

После его тирады сомнения у меня пропали. Это и есть хлопцы Палыча, про которых нам говорил Саня...

Парень с готовность встал, подошел к палатке, где на земле стопкой стояли, добытые нами смертельной опасностью иконы. Он взял находившийся рядом рюкзак и стал запихивать иконы туда.

– Осторожнее, дубина!
– повысил голос очкарик.
– Возьми ветошь и обмотай каждую икону. Каж-ду-ю!
– многозначительно повторил он - и, побыстрее. А вы!
– очкастый, обратился к остальным парням - берите лопаты и продолжайте копать! Вернее так, (он вскидывал пальцы) вы трое копать, а ты, Серый, бери веревки и спускайся к пушкам. Приготовь их к подъему. Ты, Тимоха, - он обратился к крепкому молодому человеку с инфантильным лицом - замени Егорыча, будешь сторожить этих (Санек неопределенно махнул рукой в сторону леса). Давайте, давайте, братва, не будем терять время.