Золотой киль

— Пальмерини доставит его сюда незаметно, в грузовике.

— Отлично. — Я встал из-за стола и потянулся. — А теперь — путаем следы. Все расходятся в разные стороны. Пьеро, вам с Франческой лучше выйти отсюда последними, пока можно, надо держать их в неведении о нашем союзе. Но если мы все уйдем, то кто обеспечит безопасность верфи?

— Десять наших людей проведут здесь весь день, — сказала Франческа.

— Что ж, великолепно, пусть только не привлекают к себе внимание.

Предстоящий выход в город радовал меня. Спина вроде заживала, лицо больше не напоминало поле боя. Настроение было приподнятое, потому что впереди целый выходной день. Должно быть, Курце чувствовал это еще острее, подумал я. Ведь он не покидал верфь Пальмерини с того дня, как приплыл на яхте, а я за это время уже не один раз выходил в город.

* * *

Все утро я праздно шатался по городу, покупал сувениры для туристов на пьяцца Кавур, где с радостью обнаружил магазин, торговавший английскими книгами. Долго сидел в кафе на бульваре, неторопливо читая английский роман и запивая его бесчисленным количеством кофе. Сколько месяцев я не мог себе позволить такой роскоши!

Ближе к полудню я отправился в яхт-клуб, решив немного выпить. В баре стоял непривычный шум, источником которого, как я сразу определил, была группа полупьяных людей, спорящих о чем-то в глубине комнаты. Большинство членов клуба подчеркнуто не обращали внимания на столь вызывающее поведение. Заказывая официанту виски, я спросил:

— По какому поводу торжество?

— Что вы, синьор, какое торжество, просто пьяные бездельники.

Я поинтересовался, почему секретарь не прикажет вывести их из клуба.

Официант беспомощно пожал плечами:

— Что поделаешь, синьор, есть люди, для которых правила не существуют, а здесь как раз такой человек.

Я прекратил расспросы, в конце концов не мое дело учить итальянцев, как вести себя в клубе, в котором я всего-навсего гость.

Но свой бокал я понес в соседнюю комнату и уселся почитывать роман. Книга была интересной, жаль, что мне никогда не удавалось дочитать ее, а хотелось наконец узнать, как выпутается герой из такого трудного положения, в которое его поставил автор. Но я не одолел и шести страниц, как подошел официант и сообщил, что меня хочет видеть дама. Выйдя в фойе, я нашел там Франческу.

— Что вы здесь делаете? — рассердился я.

— Торлони в Рапалло, — ответила она.

Я не успел ничего сказать, потому что из-за угла появился секретарь клуба, который увидел нас.

— Нам лучше пройти внутрь, здесь мы выглядим слишком подозрительно.

Секретарь уже спешил к нам со словами:

— О, мадам, мы так давно не имели чести видеть вас у себя.

Я был членом клуба, правда, только почетным, поэтому спросил:

— Надеюсь, я могу пригласить мадам в клуб?

Вид у секретаря почему-то стал испуганным, и говорил он как-то нервно:

— Да-да, конечно… Мадам нет необходимости расписываться в книге.

Провожая Франческу в комнату, я пытался разобраться, что же так могло взволновать секретаря, но мысли мои были заняты другим, и я забыл о нем.

Усадив Франческу, я спросил, что она будет пить. Она выбрала кампари и тут же затараторила:

— Торлони привез с собой еще людей.

— Остыньте, — сказал я и заказал официанту кампари. Когда он отошел от стола, я спросил: — А что известно о Меткафе?

— Фэамайл вышел из Генуи, но где он сейчас — неизвестно.

— А Торлони?

— Час назад он заказал себе номер в гостинице на пьяцца Кавур.

Невероятно, но именно час назад я был там. Я даже мог его видеть!

— Говорите, он приехал не один?

— С ним восемь человек.

Дело плохо. Видимо, готовится нападение. Восемь и восемь — уже шестнадцать, да еще сам Торлони и, возможно, Меткаф, Крупке, марокканец, может быть, в экипаже есть и другие… Больше двадцати человек!

— Надо действовать быстро. Многое придется организовать по-другому. Поэтому я пришла сюда сама, некого было послать, — сказала Франческа.

— Сколько у нас людей?

— Двадцать пять, потом подойдут еще. Пока я не могу точно сказать. — Она была настроена решительно.

Не так уж плохо, перевес все еще на нашей стороне. Интересно, почему Торлони собрал столько людей? Скорее всего, он пронюхал о наших союзниках — партизанах, значит, такого преимущества, как момент неожиданности, мы лишились.

Официант принес бокал кампари, и, пока я с ним расплачивался, Франческа, отвернувшись, смотрела в окно на стоянку яхт. Когда официант ушел, она спросила:

— Что там за судно?

— Которое?

Она указала на моторную яхту, которую я рассматривал в свой прошлый визит сюда.

— А, эта! Наверняка плавучий бордель какого-нибудь толстосума.

В голосе ее появилось напряжение.

— А называется?

Я порылся в памяти.

— Э-э… кажется, «Калабрия».

Она так сжимала подлокотники кресла, что у нее побелели пальцы.

— Яхта Эдуардо, — тихо произнесла она.

— Кто такой Эдуардо?

— Мой муж.

Тут все стало понятно. Вот почему у секретаря было испуганное лицо. Неприлично иностранцу приглашать даму, когда ее муж где-то поблизости, а может, и в соседней комнате. Ситуация показалась мне смешной.

— Наверняка он и есть тот парень, который поднял шум в баре.

— Я должна уйти, — сказала Франческа. — Не хочу сталкиваться с ним. — Она отодвинула свой бокал и взялась за сумочку.

— Вы могли бы допить. В первый раз я вас угощаю. По-моему, ни один мужчина не заслуживает того, чтобы из-за него отказываться от такого чудесного вина.

Франческа успокоилась и подняла бокал.

— Эдуардо вообще ничего не заслуживает, — решительно заявила она. — Ну ладно, буду современной и допью вино, но все равно мне пора уходить.

И все-таки мы столкнулись с ним. Только Эстреноли — судя по тому, что я слышал о нем, — мог встать так театрально в дверях, повернувшись в сторону нашего столика, и обратиться к Франческе.

— О… моя любимая жена, — воскликнул он, — не ожидал увидеть тебя здесь, в цивилизованном обществе! Я думал, ты спиваешься под заборами.

Перед нами стоял коренастый раскрасневшийся от выпитого мужчина с красивым лицом, которое портили налитые кровью глаза и безвольный рот. Тонкие усики уродливо топорщились над его верхней губой. На меня он не обращал ни малейшего внимания.

Франческа застыла, глядя прямо перед собой и сжав губы, и даже головы не повернула, когда он тяжело плюхнулся в кресло рядом с ней.

— Вас никто не приглашал, синьор, — сказал я.

С коротким смехом он повернулся и смерил меня надменным взглядом. А потом снова обратился к Франческе:

— Вижу, итальянские подонки тебя уже не устраивают, тебе подавай в любовники иностранцев.

Я вытянул ногу и, зацепившись за перекладину кресла, в котором он сидел, сильно толкнул. Кресло выскользнуло из-под него, он кувырнулся на пол, растянувшись во весь рост. Я подошел к нему: