Золотой Лингам

– И как часто они бьют?

– За сутки два раза – в полдень и в полночь. А мы не препятствуем – пускай себе, нам не мешает…

Костромиров на минуту задумался, а потом хлопнул себя по лбу.

– Антон Егорьевич! Можно попросить этого вашего отшельника, чтобы он еще позвонил?

– Еще раз? – не понял старик.

– Да не раз – пускай бьют непрерывно!

– Зачем? – удивился охотник.

– Ну что непонятного? – нетерпеливо воскликнул Костромиров. – Жена ваша, Пасюк и остальные услышат, поймут – что-то не так, и вернутся!

– Ага… – Егорыч почесал затылок и ухмыльнулся. – А у тебя, паря, голова варит! Ладно, ступайте в избу, а я до старца сбегаю…

С этими словами он махнул рукой и впрямь трусцой припустил в сторону отшельничьего скита.

Хватко и Борис вошли в дом, а Горислав чуть задержался, осматривая тотемные столбы-сивохи. Если подключить фантазию, то в грубоватых чертах правого идола можно было угадать изображение медведя, а левого – тигра. Еще ученый обратил внимание, что основания обоих сивохов испещрены бурыми пятнами. Неужели следы жертвенной крови? Интересно…

Когда он следом за остальными ступил в избу, снаружи послышался надтреснутый голос нектарьевского била.

– Ну вот, – удовлетворенно заметил Костромиров, с любопытством оглядывая внутреннее убранство дома, – теперь наверняка сообразят. Уж Пасюк-то точно догадается.

– Если ушли недалеко, – поспешил охладить его энтузиазм Борис, – а то могут, значица, и не услышать.

Центральное место в избе, как и положено, занимала печь, только сложенная не из кирпича, а из кое-как обработанного и густо скрепленного глиной дикого камня. Печь была снабжена просторной лежанкой с одной стороны и плитой – с другой. Сразу от лежанки, в добрую половину потолка, протянулись полати; еще там стояли стол и лавки, сколоченные из некрашеных досок. Вот, собственно, и вся обстановка. Пожалуй, взгляд еще притягивали висевшие на стене, в красном углу, бубен с костяными висюльками в виде искусно вырезанных человечьих черепков, а рядом с ним – остроконечный колпак черного меха и юбка из нерповой кожи. То есть полный шаманский комплект.

Тем временем вернулся Антон Егорович и, растопив печь, поставил на плиту чайник.

– Садитесь к столу, – предложил он, – поснедаем да кофейку выпьем. Небось оголодали? Есть-то хотите?

– Ломаться не станем, – ответил Горислав за всех. – Я хоть человечиной подзакусил, а остальные с шести утра постятся.

– Легкий ты, гляжу, человек, – заметил охотник, выкладывая на стол связку вяленой рыбы, сухари, сахар, банку растворимого кофе и бросая на Костромирова острый взгляд исподлобья, – веселый. Это хорошо… Ну, вот – угощайтесь, покамест. Вернется Антонина, тогда уже и сготовит чего-нибудь посурьезней. – И, разлив по алюминиевым кружкам кипяток, предложил: – Рассказывайте теперь, откуда вы есть и зачем к нам пожаловали? Для каких таких надобностей? Нет, ты, Борюн, молчи! Тебя я и после послушаю.

Когда Горислав в общих словах описал цель их приезда, старик некоторое время задумчиво теребил ус, а потом недоуменно пожал плечами:

– Не понимаю. Ну, пещера. Тут их в округе немало, на то они и горы… стоило из-за этого аж с самой Москвы переть?

– Я еще главного не сказал, – снисходительно улыбнулся Костромиров. – Дело в том, что в одной из здешних пещер Пасюк с товарищами обнаружили хорошо сохранившееся святилище, предположительно эпохи Бохайского царства, а это седьмой-десятый века нашей эры! Точнее я смогу определить, только побывав на месте. В любом случае, эта находка может стать ценнейшим и значительнейшим открытием последнего десятилетия. И археологической сенсацией для всего Приморья… Постойте-ка, а разве сам Пасюк вам об этом ничего не рассказывал?

– Святилище? Это вроде храма, что ли… – проигнорировав вопрос и мрачнея на глазах, переспросил старый охотник. – И в наших горах? В пещере? От ить нелегкая, поганский царь…

– Черт! – в свою очередь расстроился Горислав. – Кажется, я разболтал чужой секрет. – Но, немного поразмыслив, пожал плечами: – Впрочем, с другой стороны, Пасюк не просил меня о сохранении тайны. Поэтому, если что, сам виноват…

– Ну и чего в нем, в святилище этом? – хмуро уточнил Антон Егорович. – Хотя ты говоришь, что сам пока толком не знаешь.

– Но очень надеюсь узнать в самом ближайшем будущем. Однако, мне кажется, вас это словно бы расстроило? Нет?

– Была нужда, – проворчал старик, – мне-то что за беда? А только не люблю я этого… многолюдства. Теперь прознают – и потянутся, понаедут…

– Кто понаедет? – спросил Костромиров.

– Кто? Ваш брат и понаедет, из всяких институтов, да туристы опять же…

– Что ж это вы, Антон Егорович, так избегаете человеческого общества? Или людей опасаетесь? – спросил Хватко. – Какие у вас на то основания?

– Основание у меня одно, – нахмурился дед, – зверя пораспугают. Уйдет зверь, чем стану жить? А кабы мне нужно было это твое обчество, так я не тут жил, а в городе… ты лучше, гражданин следователь, кофий пей, а то простынет.

Тут дверь со скрипом распахнулась и в проеме нарисовалась довольно нелепая фигура – сутулая и длиннорукая.

– Пасюк! – воскликнул Горислав, вскакивая со скамьи.

– Гор Игорич! – откликнулся вошедший, крепко пожимая руку Костромирову и возбужденно шевеля преизрядным носом, что украшал узкое ассиметричное лицо. – Вы? В натуре! Как кстати… О, и Вадим Вадимович с вами, вообще ништяк! А у нас тут ЧП, знаете уже?

– И даже побольше твоего, – мрачно хмыкнул следователь.

– Бухтин-то где, с тобою, что ли? – обеспокоенно поинтересовался Антон Егорович.

– Серж со мной, а вот Семена так и не нашли, – огорченно отозвался Пасюк. – Как сквозь землю… А звонили чего? Антонина вернулась? Семен нашелся?

– Не балаболь, – оборвал его охотник. – Садись-ка давай к столу. И Бухтина своего зови, где он там?

Следом за Пасюком в избу зашел парень лет двадцати пяти – двадцати семи, длинношеий и белобрысый.

– Бухтин Сергей Александрович, – представился он, – научный сотрудник Тихоокеанского института географии.

Когда вновь пришедшие расселись, Костромиров рассказал о своей трагической находке, а также о том, что виновник обеих убийств уже установлен. Пасюк, то ли в силу природной сдержанности (порой граничащей с эмоциональной глухотой), или благодаря фаталистическому складу ума, воспринял новость стоически. Зато для его компаньона это явилось настоящим ударом: руки у него затряслись, а сам он побелел так, точно из него разом выпустили всю кровь; некоторое время научный сотрудник сидел молча, по рыбьи хватая ртом воздух, а потом вдруг заполошно вскочил, опрокинув на стол кружку с кофе.

– Уходить, на фиг, отсюда надо! Сейчас уходить! Собираемся!

– Ты чего, Серега? – удивился Пасюк, кося на товарища правым глазом, который был заметно больше левого, отчего казалось, что его глаза двигаются независимо друг от друга, как у хамелеона. – Чего ты мечешься, точно камышовый кот?

– Чего я?! – взвился Бухтин, подскакивая к Пасюку и хватая его за грудки. – Чего мечусь?! Да ты что, хочешь, чтобы тигр и нас… как Семена с Дмитрием?! Это ж людоед! Настоящий тигр-людоед, понимаешь?! Он же теперь не успокоится, пока всех тут не сожрет, подчистую! Вы там у себя, в Москве, знать не знаете, а мы тут кое-что про это… Короче, как хочешь, а я пакуюсь!