Золотой Лис

— Дальше, смотри дальше, — кивнула Лиса. В папке остались всего три бумаги: купчая на корчму «Золотой лис», результат применения заклинания «Поиск имени по крови» и последняя:

Заявление.

Я, Патт Зайе на-райе Рио, отказываюсь признавать присутствующее здесь существо, называющее себя Зайе Птахх на-райе Рио, своим ребёнком, и отказываюсь по отношению к этому существу от всех прав и обязанностей без условий и оговорок.

Число, подпись, печать Утверждения, подпись Видящей.

— Мама, это я? Это меня?.. От меня?..

— Нет, если хочешь — можешь, конечно, потратить на эту дрянь кучу нервов. Но поверь, девочка, не стоит она того! Не стоит, не стоит! Если очень хочется, можно Квали попросить раздобыть приглашение на какой-нибудь приём — он Большой, он может. Вот там и посмотришь. Думаю, тебе одного взгляда на неё хватит, чтобы всё стало ясно.

— Но… почему?

— Ты помнишь, как мы с тобой шли вдоль ручья? По лесу?

— Но это же был сон! Нет?

— Нет. Это было почти сразу после того, как тебя захватила Тень. Прямо в Рио. Но захватила хитро, не полностью, поэтому кормлецом ты не стала. А нам удалось тебя отбить. Я думала, что только мы с тобой в живых и остались — там яма с пеплом была на всю поляну, и лес вокруг горел. Помнишь? — Птичка покачала головой. — А снилось тебе это в первый год часто — орала ты по ночам будь здоров. Так вот. Ты память потеряла почти всю, осталось только первых сколько-то лет. На человеческий манер — что-то около девяти. А тебя на тот момент замуж отдавать собирались — выгодно, надо думать. А тут такой облом! Всё, понимаешь ли, образование, весь этикет, манеры, которые в тебя сто лет вбивали — всё, как корова языком.

— Сколько лет?!! — глаза Птички уже превышали все мыслимые пределы.

— Да не помню я точно — но где-то около ста, да, — подтвердила Лиса. — А сама-то не удивлялась, как это ты, если полукровка, так легко учишься? Ты на Нику посмотри — вот она полукровка, ей сейчас семь — и что? Её только года через два-три в школу отдать можно будет! Мозг-то неразвитый ещё. А у тебя уже был нормальный, только знания стёрлись. А ты думала — ты уникум, да? — вредно хихикнула Лиса. Птичка надулась и покраснела.

— Ничего я не думала… Нет, ну думала, конечно — непонятно же… — принялась она вдруг оправдываться. — Так я эльф?

— На-райе Рио, — кивнула Лиса. — По крови. Так что никаких неудобств своей преждевременной кончиной ты Лягушонку не доставишь. А вот отказом… Это ты его не помнишь, а он тебя знает очень давно. И меня ты только как маму помнишь, а я тебя ещё по Руке Короны знаю, — забавлялась Лиса удивлением Птички. — Ты была таким хрупким, забитым существом — сердце кровью обливалось. А когда нервничала — начинала что-нибудь теребить — и в лохмотья! У тебя это до сих пор есть, только ты теперь нервничаешь редко! — засмеялась Лиса, кивнув Птичке на руки. Та взглянула и охнула: край простыни повис бахромой. — Вот именно!

— А… что я там делала? В Руке?

— Понимаешь, ты очень любила читать. А дома тебе не давали. И Квали тебе стал книжки носить, а ты приходила их поменять — и пообщаться. А потом тебя собрались замуж отдавать — тут-то Квали и задёргался. Я почему знаю — это при мне происходило. А тут эта фишка с Тенью. Жива-то ты осталась, но без памяти. О выгодном браке можно было забыть, а потратить на тебя ещё кучу времени, чтобы все навыки вернуть, твоя маменька как-то оказалась не готова. До меня это как дошло — я прямо озверела! Ты в такой передряге выжила — а она харю воротит! Понимаешь, я-то думала, что кроме нас с тобой все погибли. Ты вроде наследства мне осталась, понимаешь? Единственное, что осталось от ребят. Вот мне крышу и снесло. Значит, говорю, не нужна вам такая? Так давайте, я заберу. И забрала, дура такая.

— Почему — дура? — спросила Птичка упавшим голосом.

— Так не нашли же они нас! А он и погас! Ты не поняла, что ли, почему он здесь такой лежал? Он чуть не умер, потому что думал, что тебя больше нет! Он же тебя, как на-райе Рио искал, а ты уже дэ Мирион!

— Так это же… Как же… — Птичка прекрасно знала, как гаснут эльфы — это все знали.

— Ну да, ты его Избранница, — кивнула Лиса. — Его Присяга держала — вот и дожил! Но почти сгорел, вот ещё бы чуть-чуть — и всё. А нашли чисто случайно — да я тебе уже рассказывала, как Громила в корчму ввалился!

— И… он меня… любит?.. — по лицу Птички медленно расплывалась неуверенная мечтательная улыбка.

— А то ты не видела! — всплеснула руками Лиса. — Вся голова в радуге — где твои глаза-то?

— Ну я же не знаю! Может это не моё вовсе! — возмутилась Птичка на такое обвинение.

— Твоё-твоё! Не придумывай! В общем, вот что: подумай хорошенько. Я так уже извелась за эти годы от мыслей, что тебя ждёт. Ты по документам человек, но по крови-то эльф! Какая тебе здесь жизнь будет? За кого ты здесь пойдёшь? Я тебя научила всему, что знала сама, но, что поделать? Не знаю я ни этикета, ни эльфийского языка. Не возьмут тебя в на-райе. Тогда я тебя удочерила — а уж потом сообразила, что наделала! А когда поняла, на что тебя обрекла своим удочерением — было поздно что-то менять! Прости дуру! Но мне тогда всего двадцать лет было! Вот тебе столько через три года будет — как сама думаешь, ума много? — Лиса вдруг жалобно хлюпнула носом.

— Мамочка! — взметнулась Птичка. — Только не плачь! Всё хорошо! Только не плачь! — полетели важные бумаги на пол, никто на них и не посмотрел.

— Не буду, — Лиса поспешно отёрла щёки. — Не буду, не буду, — убеждала она саму себя. Птичка подозрительно изучила её лицо, обняла, прижалась.

— Ни на что ты меня не обрекла. Я читала про на-райе, и как они своих дочерей воспитывают — мне просто сказочно повезло! Я хоть учиться нормально могла, не то, что они.

— Ты не понимаешь, — покачала Лиса головой. — Мой самый основной кошмар — что ты влюбишься в какого-нибудь прохиндея из людей и сгоришь за считанные годы. А эльфов здесь, сама знаешь, — развела она руками. — Подумай, а? Ну, не на-райе он, да и слава Жнецу, тебе оно надо? Зато дэ Стэн. Ну, жестковат, да, зато с ним тебе и об этикете думать не придётся, чхал он на этикет, и по-эльфийски он через пень-колоду понимает. Так Рука — как иначе-то? А родители его… Я их не знаю. Да и Жнец с ними, с родителями — он их не слушал никогда, и теперь не станет, даже если они против будут. Вам с ними не жить — какая печаль? Хочешь — живите здесь, места много. Подумай, а? Подумаешь? Сама же говоришь — нравится. Сейчас-то под серпы никто не тащит, всё равно ведь в Универ тебя решили запихивать. Пожалуй, единственный плюс от того, что ты в на-райе не числишься. Видишь, как получается — вы мне оба дороги. Ты мне дочь, а он мне друг, я за вас обоих переживаю. Если ты ему откажешь, он, конечно, не умрёт, будет издали светиться — но и счастлив не будет никогда, ты же знаешь. Женится по расчёту когда-нибудь. Если женится, — они сидели, обнявшись и тихонько покачиваясь, будто убаюкивали друг друга — двадцативосьмилетняя мать и столетняя дочь. Тихо плавился и тёк за окном летний день, ветер шевелил занавеску, играл с маками в вазе на столике под окном.

— Ладно, давай всё это уберём, да беги уже — не натворила бы Ника там чего-нибудь. Что-то подозрительно тихо у нас, — наконец зашевелилась Лиса.

— Там Зора пришла, мам, они кроликам траву рвали, — вспорхнула Птичка и стала подбирать документы. — А думать я не буду, — выпрямилась она с пачкой листов в руках. Лиса помрачнела. — Раз я эльф, я соглашусь, мам, — улыбнулась Птичка. — Он смешной. И Нике он понравился.

— Слава Жнецу! — воздела руки Лиса. — Неужто уговорила! — Птичка засмеялась:

— А я слышала, как они тебя зовут: Лиса! Ты хитрая потому что, да? Но он правда хороший, я… — со двора донёсся деревянный треск и дружный рёв на два голоса. Птичка охнула, бросила документы на кровать и вылетела за дверь, Лиса подскочила к окну. Под яблоней сидели Ника и Зора, рядом валялась отломившаяся ветка. Выскочила Птичка, наскоро осмотрела девочек и стала их распекать.

— Ну, бли-ин! — Лиса уселась опять на табуретку, уткнулась в кулак подбородком. До-олго сидела, тупо глядя на разбросанные по кровати свидетельства, ни о чём не думала и ничего не хотела — ни-че-го. Хотела ничего не хотеть и ни о чём не думать. Чесслово, провести с Громом тренировку часа на полтора легче, чем вот так беседовать. Ох, девочки, девочки! Все дела сердечные — просто караул! И зачем Творец так придумал? Лопухнулся, чесслово! Размножались бы почкованием — и никаких проблем! Эх! Она нашарила в кармане передника личку Грома, сломала. Гром, голый по пояс, полировал двуручник тряпочкой.

— А? — сразу насторожился он.

— Скажи жа… Лягушонку, пусть сватов засылает, — мрачно сообщила Лиса.

— О! — заулыбался Гром.

— Вот тебе и «О!». А ещё передай: теперь не только жопу, а и башмаки мне лизать будет! Ракообразно, блин!

— О? — удивился Гром.

— Да эта балда вбила себе в голову, что она полукровка! Жизнь она, видите ли, ему портить не хочет! Весь язык стёрла, пока уболтала!

— О-о! — восхитился Гром.

— Вот именно. В общем, передай, хорошо? А я сейчас наверно отрублюсь на пару часов. Чё-то мне нехорошо.