Золотой петух. Безумец
Шрифт:
— Правда, Джаво красивая?
— Красивая, — подтвердили они.
— Ну, поцелуйте Джаво.
Сара обняла и поцеловала девушку.
— И ты, Степаник.
Степаник последовал примеру Сары.
— А сейчас Джаво поцелует вас.
Простодушная девушка с жаром поцеловала Сару и Степаника и, простившись с ними, направилась домой.
Глава двенадцатая
После ухода Джаво Сара с новой силой почувствовала весь ужас принесенного ею известия. Ничего не подозревавший Степаник доверчиво обнял Сару за плечи
— Почему курдские девушки такие дикарки?
— Они не дикарки, — объяснила Сара материнским тоном, — но их никто не воспитывает, и они растут на воле, как зверьки.
— Как моя козуля, — заметил Степаник, — сколько дней я с ней нянчусь, а она никак ко мне не привыкнет, убегает, когда я к ней подхожу.
Сара с волнением разглядывала юношу, словно впервые видела его нежное, цветущее лицо и стройную фигуру. Глаза у нее наполнились слезами. Она отвернулась и вытерла их, чтобы Степаник не заметил, но мысли юноши были заняты Джаво.
— Ты знаешь, Сара, она была очень голодна. Она призналась мне, что ничего не ела сегодня. Я дал ей ломоть хлеба с маслом и медом, но она не стала есть, взяла с собой. Куда она так торопилась, Сара?
— Ей очень далеко идти.
— А куда?
— К синим горам.
— Пока она дойдет, будет уже темно. Ей придется одной пробираться через горы… Сара, неужели ей не страшно?
— Привыкла, разве волчонку может быть страшно…
В это время Сару окликнули, и она ушла.
Весь день мучительные, неотвязные мысли не давали покоя бедной женщине. Сара бродила по дому сама не своя, бралась за разные дела, но все валилось у нее из рук. Она то и дело совершала промахи. Весь день женщина провела в лихорадочном беспокойстве.
Сирота Степаник вырос на ее руках, она заменила ему мать. И вот теперь ее любимцу грозила опасность. Кому и как поведать то, что ей сегодня сообщила Джаво? Она была уверена, что если старик Хачо узнает о намерениях бека, он не перенесет этого удара. И без того уже он носил в душе неизлечимую рану… С другой стороны, Сара понимала, что скрывать нельзя и даже опасно. Надо что-то предпринять, чтобы предотвратить надвигавшуюся беду… Но кому открыться?!
В этих размышлениях она провела весь вечер и все же не пришла ни к какому решению. Когда они остались вдвоем с мужем, Айрапет спросил ее:
— Сара, ты сегодня на себя не похожа, что с тобой? Уж не больна ли ты?
— Голова что-то разболелась, да это ничего, пройдет, — ответила Сара: она боялась сразить мужа этим неожиданным известием.
— Приложи немного уксуса ко лбу.
— Я пробовала, не помогает…
Сара решила исподволь подготовить Айрапета, но не знала, с чего начать. Однако он сам пришел ей на помощь:
— Зачем к нам приходила сегодня эта курдочка? Откуда она?
— Это служанка Хуршид, жены Фатах-бека.
— Всякий раз, когда этот окаянный или его люди бывают у нас, я жду недоброго, — с горечью заметил Айрапет. — Эх, — вздохнул он, — когда эти безбожники забудут дорогу к нашему дому?
— Благодаря богу это еще не самое страшное, — произнесла Сара загадочным тоном, — кабы только это!..
Айрапет побледнел. Желая успокоить его, Сара сказала:
— Если господь бог посылает нам испытание, надо терпеть и уповать на него…
Бедняги! Они утешались тем, что приписывали божьей воле все превратности своей судьбы, словно бог мог быть творцом всех бед на земле.
— Что произошло? — испуганно спросил Айрапет. — Говори прямо.
Сара
рассказала ему о своем разговоре с Джаво. Слушая ее, Айрапет несколько раз менялся в лице: глаза его то загорались гневом, то выражали грусть и сожаление.— Я давно ждал этого, — заговорил он, стараясь овладеть собой. — Бедный отец, он не перенесет нового удара.
— Я тоже думала об этом, — сказала Сара, — эта весть сведет его в могилу.
Несколько минут длилось молчание.
— Отцу об этом — ни слова, — начал Айрапет.
— Но братьям следует сказать, — заметила Сара.
— Я сообщу им.
— Послушай, нельзя терять ни минуты! Расскажи им сегодня же, — настаивала Сара. — Надо торопиться: кто знает, что может случиться завтра.
Айрапет велел жене, чтобы она ничего не говорила невесткам, пока он не посоветуется с братьями.
Он вызвал братьев во двор и сказал, что ему нужно с ними переговорить об одном важном деле, и назначил местом встречи уединенную рощицу близ мельницы.
Когда все собрались, Айрапет рассказал им то, что поведала ему Сара. Весть эта так ошеломила братьев, что они застыли, пораженные и онемевшие. Так бывает в вечернюю летнюю пору, когда стая воробьев, опустившись на дерево, оживляет лес своим чириканьем и щебетом, но вдруг умолкает при виде налетающего ястреба.
Такое же впечатление произвела на братьев весть о недобрых намерениях Фатах-бека.
— Вот она, дружба курда! — заговорил наконец один из них. — Хоть он нам и кум, да, видно, позабыл нашу хлеб-соль.
— Может ли дружить волк с овцой, лиса с курами? — с негодованием произнес Айрапет. — Но мы более беззащитны, чем овцы и куры. У овец есть рога, они могут боднуть, курица и та норовит клюнуть, а мы — мразь, нечисть, которую надо смыть с лица земли.
Эти слова он произнес с таким негодованием, что братья пришли в ужас.
— Что мы такое? — продолжал он тем же тоном. — Усердные, трудолюбивые батраки. И этим мы гордимся!.. Но осел, лошадь, бык, буйвол куда сильнее нас и больше нас трудятся… Мы рабочая скотина и больше ничего… Копье курда важнее нашего плуга и сохи… Мы наживаем — они обирают нас!.. Мы растим красивых девушек — они наслаждаются ими… Все хорошее и красивое — для них, а нам — что похуже, видимо иного мы недостойны. Несколько дней назад я говорил с отцом, — продолжал он, — отец убеждал меня, что наше положение не такое уж плохое, как мы думаем, и доказывал, что с курдами надо жить в дружбе, иначе все наше богатство пойдет прахом. Вот теперь попробуй сказать ему, что его любимое чадо собираются похитить, а он не сморгнув глазом должен смотреть на это и не имеет права даже слово вымолвить… Хорошенькое положение, нечего сказать! С этим может мириться только армянин, лишенный чести и совести… Попробуй отними у тигра его детеныша — он тут же растерзает тебя. Таковы и курды. А мы? Мы — ничтожество…
Слова Айрапета зажгли сердца братьев таким гневом, что некоторые из них тут же дружно поклялись ценою жизни защитить честь сестры.
— Этак мы не достигнем цели, — рассудительно сказал Айрапет, — сами погибнем, а Степаника все же похитят.
— По крайнем мере мы не будем свидетелями бесчестья нашей сестры, — воскликнул Апо.
Но не все братья согласились с Апо.
— Мы погибнем, спасая честь сестры, а наши дети останутся сиротами, — заговорил Оган, — это глупо. Я умываю руки. Ну на худой конец похитят сестру — невелика беда. Почему мы должны рисковать головой из-за нее?