Золотой шар

Немцы и полицаи уже были тут как тут, рядом, в каких-нибудь десяти-пятнадцати метрах. Костю скрывал от них лишь густой ельник. Страх неизвестности был настолько велик, что Костя предпочел бы попасть к ним в руки, чем быть заживо высосанным какой-то хищной тварью. Медленно и осторожно сделав шаг назад, Костя присел и посмотрел на землю. Вот что его смутило — тропинка. Хорошая, удобная тропинка, усыпанная влажными листьями. Она начиналась прямо за березой и убегала в широкую светлую лощину, что было очень необычно. Пойди Костя левее или правее, тропинка показалась бы для него более привлекательной, чем пробираться через чащу. Костя стал отползать под елки.

— Эй, Петро, — сказал кто-то так близко, что Костя покрылся холодным потом, — ничего не бачишь?

— Да хиба это еж?

— Какой еж? Белены объелся?

— Еж, точно еж, я видел парочку, — сказал кто-то третий.

Этот третий, с сиплым голосом, был старшим, и его послушались.

— Ну, что там? — спросил он.

— Да утек, наверное. Тропинка.

— Бараско, а чего ты тогда стоишь? А ну проверь!

— Чуть что, Бараско… — проворчал полицай, но пошел, неловко переминаясь, как стреноженный конь.

Шея у него была повязана грязным бинтом, и он ворочал ею, словно она у него болела.

— Я тебе поворчу, я тебе поворчу! — сказал вслед ему человек сиплым голосом.

Бараско не хотелось лезть в мокрый ельник, поэтому он обошел его сверху по косогору и спустился вниз. Костя увидел его удаляющуюся спину. Несколько раз Бараско оглянулся, словно прощаясь.

— Хлопцы, вот его следы! — обрадованно крикнул он, показывая на тропинку.

После этих слов Костя перестал дышать. Ему хотелось одного — как можно быстрее покинуть это место. Три или четыре человека, среди которых был и немец в мундире мышиного цвета, ступили на тропинку и скрылись в лощине. Вдруг там что-то произошло. Такого звука Костя прежде не слышал. Больше всего он походил на утробный хрип, только очень короткий, и на звук ломающихся костей, который был еще короче, словно звуки захлебнулись сами в себе, словно их погасили в зародыше.

Полицаи и Костя впились глазами в тропинку, должно быть, все сразу вспомнили, что это не просто лес, а Зона. Несколько томительно-долгих секунд ничего не происходило. Костя потихоньку закапывался в прелые иголки, полагая, что так должны делать все сталкеры. Потом из-за поворота выбежал тот самый Бараско. У него было лицо смертельно перепуганного человека. В одной руке он тащил «шмайсер», а в другой — человеческую голову, и однотонно голосил на высокой ноте: «А-а-а!» За ним стелился кровавый след.

Ничего не видя перед собой и, похоже, мало что соображая, Бараско взбежал на бугор, сунулся в спасительный ельник и стал быстро-быстро закапываться рядом с Костей, твердя одно и то же:

— Петро… Петро… Петро… А-а-а!..

Голову, однако, он аккуратно положил рядом со «шмайсером» на землю. На некоторое время он замолк, потом взглянул на нее и снова закричал, тонко, как жеребенок:

— А-а-а!..

К своему ужасу Костя понял, что голова принадлежала тому самому Петру. Он тихо спросил:

— Что ты видел?

— Не знаю… не знаю… — подняв на него белые глаза, твердил Бараско. — Там!.. Там!.. — он показал в лощину, не отрывая взгляда от Кости и ища на его лице объяснение тому, что произошло.

Только тогда Костя сообразил, что Бараско весь залит чужой кровью и забрызган мозгами, а к плечу у него прилипли чьи-то кишки, из которых сочилось что-то желтое. Костю вырвало, причем одной желчью, потому что больше в желудке ничего не было. Он вдруг вспомнил, где находится, и быстро пополз вдоль ельника, подальше от лощины и полицаев. Однако полицаев и след простыл. Их словно корова языком слизала. Даже тот, кто сидел в лощине и так иезуитски тонко заманил людей в ловушку, предпочел убраться, освободив дорогу. Словно он получил удовольствие и спрятался в своем логове, затаившись до следующего раза. Косте вдруг пришла в голову совершенно дикая мысль, что происходящее вокруг — просто длинный кошмар, который все еще снится ему к избе Семена Тимофеевича. Он огляделся и понял, что это не так. Лес был тих и пуст. Даже птицы молчали. Высоко в небе одиноко плавал БЛА. Костя верил и одновременно не верил своим глазам. Так ведь не бывает, твердил он себе, не бывает. Но раз «дровосек» ушел, то и тропинка должна пропасть. Это будет лучшим доказательством его присутствия в Зоне. Он заставил себя вернуться и очень осторожно выглянул из-за косогора. Действительно, там, за березой, где начиналась злополучная тропинка, теперь был девственно чистый косогор, без листьев, цветов и сухих травинок, как в английском парке — подстриженный, ровный и ярко-изумрудный. И все-таки где-то здесь затаился морок и звал, и манил к себе жгучей тайной… Быть может, он даже раскинул невидимую сеть, чтобы кто-нибудь из людей в ней запутался, как запутываюсь я, думал Костя, окончательно теряя остатки страха. Не в силах противиться своим желаниям, он сделал шаг и услышал:

— Не ходи…

— Я только загляну, как тогда, на мосту, и вернусь, — объяснил он лесу.

— Ты не вернешься, как и они, — ответил ему лес.

— Гляну одним глазом, — канючил Костя. — Что в этом плохого?

— Он заманит тебя!

— Кто?

— Сам увидишь, но будет поздно.

Костя словно очнулся: на обрыве сидел полицай, свесив ноги, и болтал ими, как ребенок.

— Ну что, понял?

Ах ты, гад, подумал он и вернулся.

— Ты чего?! — спросил он.

— Я-то ничего, а вот ты чего?

Костя вмиг остыл.

— Спасибо тебе… — буркнул он в сторону.

— Бывает, — сказал полицай. — Заманивает он тебя. Заманивает.

— Как это так? Я думал, он ушел.

— Даже я струхнул. А мне как бы и не полагается.

— Почему?

— Я же полицай. На мне уже и так не мерено, — и тряхнул плечами, на которых действительно все еще не высохла кровь.

— Ладно, — сказал Костя, окончательно приходя в себя, — я пошел, — и закинул винтовку на плечо.

— Погоди…

— Ну? — Костя обернулся.

— Возьми меня с собой?

— Не могу.

— Возьми. Я не подведу.

Костя задумчиво посмотрел на него. Я сам не знаю, куда идти, подумал он. Зачем он мне?

— Надоело с ними бегать. Убьют они меня рано или поздно, — пожаловался Бараско.

Врет, наверное, — подумал Костя и спросил:

— А ты откуда знаешь?

— Гестаповец выстрелит. Пуля вот сюда попадет. — Бараско показал на шею, которая была обвязана грязным бинтом.

— Да откуда ты знаешь?!

— Я уже сотни раз умирал. Надоело. Больно очень. Психика не выдерживает. Хочу судьбу изменить. — И добавил, видя, что Костя смотрит с недоверием: — Пусть меня Зона сожрет, если вру!

— Ты что, давно здесь бродишь? — удивился Костя.

— Да с самой войны, с сорок третьего. Не веришь?

— Верю, — пожал плечами Костя. Какая мне разница, подумал он. — Только странно это все.

— Я понимаю: я полицай, а ты современный человек. Полицаи — маленькие люди. Нам ничего не объясняют. Пришел офицер и отдает команды.

— Ну и что ты от меня хочешь?

— Возьми меня с собой. Я тебе пригожусь. Я здесь все места знаю. Хотя, сам понимаешь, Зона каждый день другая.

— Ну хорошо, — неохотно согласился Костя, не представляя, что из этого может выйти. — Только «шмайсер» мне отдай!