Золотой век

— Вы — мой арестант, — невозмутимо промолвил Волков, торжествующим взглядом посматривая на Серебрякова.

— Арестант… Вы… вы… смеетесь надо мной.

— Не думаю…

— Как же я попал к вам под арест… Кто же вы?

— Я сыщик, только не простой, а главный.

— Что вы сказали?… Вы… вы сыщик; как же это вы поили меня вином сегодня…

— Вы ошиблись, это было не сегодня, а вчера, вы проспали почти сутки… Мне надо было увезти вас из Питера без скандала, тихо, вот я напоил вас и увез из Питера.

— Так это вы притворились, что мне сочувствуете!

— Уловка, хитрость сыщика.

— Честная уловка, нечего сказать, — желчно промолвил бедняга Серебряков.

— Что делать, — служба.

— Куда же вы меня везете?

— Я не должен бы вам этого говорить, но я питаю к вам какую-то симпатию.

— Так, так… эта симпатия и заставила вас напоить меня до бесчувствия и предательским образом завладеть мною.

— Повторяю, моя служба заставила меня так с вами поступить.

— Благородная же ваша служба.

— Службы бывают всякие, государь мой.

— Да не в том дело, говорите, куда вы меня везете?

— Далеко, очень далеко…

— Да, куда, куда? — не спросил, а нетерпеливо крикнул Серебряков.

— В Сибирь, — холодно ему ответил Волков.

— Не может быть!… Я не совершил никакого преступления, за что же меня ссылать в Сибирь, что я сделал?

Бедным Серебряковым овладело отчаяние.

— Я ничего не знаю и исполняю, что мне приказано. Я жалею и сочувствую вам…

— Не нуждаюсь я ни в вашей жалости, ни в вашем сочувствии. Слышите ли вы?

— Слышу, не глухой и притом вы так кричите, что услышал бы и глухой…

— За что же эти муки, за что?… Ведь меня нашли невиновным и выпустили из крепости…

— Это, государь мой, была одна только комедия — вы осуждены, а вам только сказали, что вы помилованы…

— Но ведь меня выпустили, я ходил на свободе… Я… я мог бы куда-нибудь уйти, уехать…

— Никуда бы вы не ушли и никуда бы не уехали.

— Почему, почему?

— А потому что я следил за каждым вашим шагом, за каждым вашим движением.

— Этого еще не хватало, чтобы в Сибирь меня отправить, ни в чем невиновного.

— Послушайте, Серебряков, мне вас жаль и я хочу вам помочь, — после некоторого размышления промолвил Волков.

— И за помощь потребуете деньги, а у меня ничего нет, я… я нищий.

— А вы слушайте и не перебивайте меня. Денег с вас теперь я не спрошу, вы отдадите тогда, когда женитесь на княжне Полянской.

— Как, разве вы знаете!… — с удивлением воскликнул Серебряков.

— Я сыщик и должен все знать. Итак, когда вы женитесь на княжне, в ту, для вас счастливую пору вы мне дадите тысячи две-три…

— Вы смеетесь надо мною, господин сыщик, я… я никогда не женюсь на княжне.

— Женитесь, если будете меня слушать… Если я вам помогу бежать из-под конвоя, то устрою и вашу свадьбу.

— Вы мне хотите устроить побег?

— Разумеется. Я и сам с вами убегу, потому что ремесло сыщика мне страшно надоело…

— Вы… вы говорите правду?

— Неужели стану врать…

— Но куда же мы убежим?

— В Турцию…

— Возможно ли в Турцию…

— Там мы будем в полной безопасности. Итак, по рукам, что ли!

— Знаете, я не верю в искренность ваших слов, не верю… И вы… вы безжалостно надо мной смеетесь…

— Дело ваше…

— Бежать в Турцию без гроша в кармане…

— О деньгах не заботьтесь… Хотите, скажу я вам чистую правду, откуда у меня явилось желание вам помочь.

— Говорите!

— Я подкуплен помогать вам.

— Кто же вас подкупил?

— Ваша невеста.

— Княжна! — удивленный и обрадованный, воскликнул Серебряков; он, не сознавая злого умысла проходимца Волкова, шел на его удочку.

— Княжна вас любит. Она дала мне много денег, чтобы я вас избавил от Сибири. Вот я и решился вас освободить и самому скрыться с вами… Россию для укрывательства я не выбрал, потому что оставаться вам здесь более чем опасно, и я выбрал Турцию, там мы будем в полной безопасности, пройдет известное время — об вас позабудут, и тогда мы с вами вернемся в Россию.

Волков говорил так убедительно и так искренно, что нельзя было ему не поверить.

— Согласны, что ли?

— Что же еще спрашивать? Кому же не мила воля-матушка!…

— Ну, так этой же ночью вы будете на свободе, только чур! — слушать меня и верить мне.

— Но как это вы сделаете?

— Очень просто, я прикажу конвойным солдатам спать, этому они будут очень рады, и мы с вами убежим.

— Нас могут поймать?

— Не бойтесь, не поймают, так все обдумано, все устроено… за нами не будет погони.

— Неужели мы будем идти пешком?

— Зачем, мы найдем подводу до русской границы и, благополучно перебравшись через нее, очутимся на воле, на просторе.

— Но я не изменю никогда своему отечеству, так вы и знайте.

— Вас никто не заставляет изменять. В Турции мы проживем не более года. Пройдет год, и вы вернетесь в Россию и непременно женитесь на княжне.

— Даже непременно? — усомнился Серебряков.

— Вы опять не верите в мои слова? Итак, решено, — сегодня ночью мы с вами убежим сначала в Москву, а оттуда в Крым; сядем на корабль и поминай нас, как звали.

— А от Питера мы далеко отъехали?

— Без малого верст двести. Итак, ждите меня ночью.

Проходимцу и бездельнику Волкову нетрудно было обмануть злополучного Серебрякова; он, несмотря на все несчастия и все превратности судьбы, был слишком доверчив. А Волков так хитер и находчив, что ему не составило большого труда уверить Серебрякова в искренности своих слов и забрать его совсем к себе в руки. Разумеется, солдат, дежуривший с ружьем у оконца избы, в которой сидел под замком Серебряков, был не кто иной, как мастеровой парень, за гривну серебра взявшийся изобразить из себя солдата, надевший солдатскую амуницию. Михайло Волков опьяневшего от дурмана и вина Серебрякова в крытой кибитке привез в одну бедную деревушку, находившуюся в двухстах верстах от Петербурга и стоявшую невдалеке от большой дороги.