Золотые дни

Ангус замолчал, капитан сыграл заключительный пассаж, и все рассмеялись и зааплодировали.

— Должен сказать, это было прекрасно! — воскликнул мистер Джонс. — Пожалуй, нам стоить послушать еще одну шотландскую балладу.

Ангус хотел ответить, но Эдилин зевнула, прикрыв рот рукой.

— Боюсь, что на этом мне придется завершить выступление, — шутливо сказал он, предлагая Эдилин руку. — Похоже, моей жене пора спать. Слишком много впечатлений за один день. Позвольте откланяться.

Они уже вышли за дверь, но Эдилин продолжала держать Ангуса за руку.

— Ты был великолепен. С таким голосом ты мог бы стать знаменитым актером.

— Возможно, это было бы лучше, чем рыскать по горам и искать украденный скот, — сказал Ангус.

— И лучше, чем работать на земле? — спросила она.

Вернувшись в свою каюту, они нашли там висящий гамак и разобранные сундуки. Ангус первым делом решил проверить, на месте ли шкатулка с драгоценностями, она по-прежнему лежала там, куда он ее положил.

Через несколько минут Эдилин попросила его расшнуровать ее корсет, и Ангус недовольно заворчал.

— Ты решил, что я не могу к тебе прикасаться, и я соблюдаю твои условия, но в отношении себя я таких правил не устанавливала, — сказала она.

— Прекрати, а не то тебе придется спать в этой штуковине.

Она шаловливо улыбнулась:

— Тогда мне придется обратиться за помощью к очаровательному мистеру Джонсу.

— Ты и в самом деле испорченная женщина, — сказал Ангус, быстро расшнуровав ее корсет.

Затем он отошел в другой конец комнаты.

Эдилин раздевалась медленно, вспоминая события сегодняшнего вечера и думая о том, как приятно чувствовать, что ты — чья-то жена. С тех пор как умер ее отец, она постоянно чувствовала себя чьей-нибудь гостьей. Ей все время приходилось «петь, зарабатывая себе на ужин», как она про себя это называла. Ей приходилось ходить туда, куда ей не хотелось ходить, говорить, когда ей хотелось помолчать. Она всегда была гостьей и никогда не была хозяйкой в доме, а самое худшее ждало ее в доме дяди. Там она была не гостьей, а пленницей.

И теперь ей так приятно было представлять, что у нее есть муж и они направляются в совершенно новый мир, где построят свой собственный дом. Даже если это было не совсем правдой, или, вернее сказать, совсем не правдой, мечта о безоблачном семейном счастье не становилась от этого менее сладостной. Через несколько минут Эдилин уже лежала в постели, наблюдая, как ворочается в гамаке Ангус. Судя по тому, как он раскачивал гамак, угроза падения на пол была для него вполне реальной.

— Я хочу услышать, как ты назовешь меня по имени, — сказала она.

— Что?

— Ты слышал меня, — ответила она. — Ты никогда не называл меня по имени, и я иногда спрашиваю себя, знаешь ли ты, как меня зовут.

Он ответил не сразу.

— Эдилин, — тихо сказал он. — Эдилин… Харкорт.

— Именно так. Если капитан видел листовки с твоим портретом, то, должно быть, слышал и о пропавшей мисс Толбот. А ты — Ангус Харкорт.

— Да. По крайней мере на настоящий момент. Может, когда я доберусь до Виргинии, я назову свое поместье Мактерн-Мэнор.

— Так ты хочешь поехать в Виргинию? — спросила она. Эдилин слышала, как за окном их каюты шумел океан. — Я не уверена, но мне кажется, что Виргиния далеко от того места, куда мы плывем. Далеко от Бостона.

— Мне нравится, как звучит это слово — Виргиния.

— И мне тоже, — сонно пробормотала Эдилин.

Она не спала прошлой ночью, когда стригла Ангуса и брила его, а сегодня она встретила новых людей и испытала много новых впечатлений. Она уснула, и сон ее был так глубок, что она не услышала, как Ангус выпал из гамака и рухнул на пол. Не проснулась она и тогда, когда он укрыл ее одеялом и долго стоял над ней.

Из одеял, что были в гамаке, он соорудил себе подстилку в дальнем углу каюты и, устроившись на полу, уснул. Засыпая, он вспомнил свои слова о том, что хочет подарить ей целый город.

— Эдилин, Виргиния, — прошептал он перед тем, как заснуть, и эти два мелодичных слова показались ему созвучными.

Глава 12

— Нет, нет и нет! — сказал Ангус, вскочив со стула и попятившись от нее. — Меня от этого тошнит. Я схожу с ума. Ты слышишь меня? Схожу с ума!

Эдилин смотрела на него в ужасе. Вот уже несколько дней, не переставая, лил дождь, и поэтому они весь день находились в каюте. Чтобы не умереть от скуки, Эдилин принялась учить Ангуса грамоте. Процесс шел бы легче, если бы ученик потрудился приложить хотя бы какие-то усилия со своей стороны, но он то и дело бросал рассеянные взгляды вдаль, на море. Когда она однажды спросила его, о чем он думает, он сказал, что вспоминает свою семью и Шотландию.

И тогда Эдилин отошла и села на койку, чтобы не мешать ему думать. Хорошо, что в Англии и в Шотландии у нее не осталось никого по-настоящему близкого и скучать ей было не по кому. У нее было несколько школьных подруг, с кем бы она, возможно, захотела переписываться, и, пожалуй, все.

Слишком часто она задумывалась о Джеймсе, гадая, нравится ли ему жизнь с новой женой. Она была рада тому, что, будучи теперь женатым, он больше никогда не сможет вскружить голову какой-нибудь глупой школьнице, заставив ее поверить в его любовь.

Но она не тосковала по нему так, как должна бы тосковать безутешно влюбленная женщина по ушедшему к более удачливой сопернице мужчине. По мере того как все с новых сторон она узнавала Ангуса, Эдилин начала понимать, что никогда толком не знала Джеймса. Возможно, то, что она считала влюбленностью или даже любовью к Джеймсу Харкорту, не было ни тем ни другим. Возможно, она была влюблена в придуманного ею мужчину. За несколько дней жизни с Ангусом она узнала, что он любит и что терпеть не может. Она знала, как легко его смутить, и что чувство юмора помогает ему жить. Когда он раздражался оттого, что попытки выучить буквы не увенчивались успехом, Эдилин чувствовала, что, если бы ей удалось удачно пошутить, к нему снова вернулось бы хорошее настроение.

Она помнила, что он запретил ей флиртовать и что они должны вести себя как брат с сестрой, и делала все, что было в ее силах, чтобы следовать установленным правилам. Это было нелегко — стоять над ним час за часом, проверяя ошибки. Иногда она вдыхала аромат его волос и закрывала глаза. Этот запах был словно наркотик. Вдыхая его, она чувствовала что-то такое, что было сильнее ее, что ее пугало.

За проведенные вместе дни у них успели выработаться общие привычки, сложился определенный уклад, словно они действительно были семейной парой. Каждое утро, пока он брился, она доставала его одежду. Она завязывала ему шейный платок, поскольку он так и не смог научиться этой премудрости. А он помогал ей с корсетом и уже так к этому привык, что часто зевал, затягивая и распуская шнуровку.