Золотые эполеты, пули из свинца

Точно, из евреек. Местечковый идиш ни с чем не перепутаешь.

– Купле дрек! – темпераментно продолжила шлюшка, сравнивая австрийцев с куском того, что плескалось сейчас в «ночном горшке» полковника Хейзингера. – Ото ж, когда туточки паны русские официеры стояли, – она закатила глазки, – то ж было иньше! Шановные, щедрые паны!

Поручик только внутренне вздохнул: точно, стояли в Галиции русские. Пока их не выбили отсюда прошлым летом. Теперь вот отвоевывать придется. Но память о себе русская армия оставила добрую.

– Денег у меня и товарища, – Сергей повел рукой в сторону также выглянувшего из укрытия Щербинина, – нет. Да и зачем тебе русские деньги здесь? Но вот тебе аванс.

Он протянул шлюшке «Мозер», свои позолоченные швейцарские часы.

– Га?! – удивилась она, нисколько, впрочем, не испугавшись при виде изуродованного лица Щербинина. – Таки шо ж я должна зробить за такэ?

– Да ничего особенного. – Голицын кивнул в сторону вокзального шалманчика, откуда доносилась разухабистая мелодия и хрип паршивенького граммофона. – Там, внутри, австрияки есть? Офицеры?

– А як же? Трохи есть. Бимбер лакають, а на девушек не глядять! Шкотцен шмуки…

«Вот и прекрасно, что вредные дураки, – подумал Голицын. – Дураки-то нам и нужны! А если пьяные, так и вовсе замечательно. Бимбер, тутошний самогон, пьется, как стакан гвоздей, зато по голове бьет не хуже винтовочного приклада!»

– Звать-то тебя как? Маргарита? Тогда слушай, Маргоша, меня внимательно…

Инструктаж занял минуту. Девица кивнула:

– Тильки вы их до смерти не вбивайте! А то ж выйдет, шо я на смерть заманила… Це не дило… Грех!

– Ну, мы ж не звери-крокодилы, – успокоил ее Голицын. – На кой леший нам их убивать? Давай, подруга, мухой! Время не ждет!

21

Итак, наживка на крючке. Но клюнет ли рыбка?

Клюнула, куда б она делась!

В шалманчике было грязно, накурено и шумно: хрипучий граммофон надрывно играл какой-то бравурный марш. Маргоша сразу нацелилась на двоих австрийских унтеров, сидевших за кособоким столиком. Оба были с недавно подошедшего из Гримайлово эшелона, который должен был отбывать в сторону фронта только поздним вечером. Один, чех, служил телеграфистом маршевого батальона, другой – писарем того же батальона, он был мадьяром, так что разговаривали они друг с другом на удивительно скверном немецком языке. В рамках двуединой империи Габсбургов чехи и венгры не сказать чтобы шибко друг друга любили, жили два этих народа, как кошка с собакой. Но нет правил без исключений: эти двое, чех Франтишек и мадьяр Пишта, похоже, приятельствовали. Может быть, этому способствовала почти приконченная парочкой бутылка шнапса, то есть реально – того самого шестидесятиградусного бимбера, даром, что ли, один из самых популярных международных тостов – выпьем, это сближает!

– Зря ты мне не веришь! – с обидой в голосе говорил чех. – Кто телеграмму принимал? Я и принимал, так-то вот… Точно тебе говорю: появились у нас в тылу какие-то ужасные русские э-э… слово какое-то странное… А! Вот: блястуны! Диверсанты, головорезы… Вот мы с тобой сидим, шнапс посасываем, а они, может, под окошком! Кинжалы достают!

– Будет тебе, Франек! Ерунда, – равнодушно отозвался писарь, – никто сюда не проберется. Колючая проволока, реки, земляные укрепления… Это начальство нарочно нас пугает, чтобы, значит, бдительность… А мне плевать, я вот ничего не боюсь. Давай лучше выпьем еще по одной. За то, чтобы живыми домой вернуться.

– Ишь, храбрец какой выискался, – неодобрительно произнес Франтишек, но грязный стакан, наполовину наполненный мутноватой жидкостью с могучим сивушным духом, все-таки взял. – Эх, пропади она пропадом, эта война! Оказаться бы где-нибудь верст за двести от фронта!

Телеграфист и представить не мог, что вскоре это его желание сбудется в полном объеме…

Глаза у собутыльников уже заметно остекленели.

Заагентуренная Голицыным шлюшка, призывно виляя бедрами, подошла к столику. На смеси немецкого и польского языков, нещадно разбавленной местечковым идишем, помогая себе откровенными жестами, Маргоша предложила свои услуги господам офицерам.

Что? У господ туговато с деньгами? Ну, для таких красавчиков Маргоша соглашалась сделать скидку: она готова обслужить обоих всего-то за бутылочку бимбера.

Красавчики, на которых без слез смотреть было нельзя, приосанились и переглянулись: а что? Они и в самом деле парни бравые, хоть куда! За бутылку тутошней гадости грех отказывать себе в маленьких удовольствиях. Завтра они попадут на передовую, и кто знает, когда они в следующий раз увидят женщину и будет ли вообще этот следующий раз… Словом, старое армейское правило: поддайся соблазну, а то он может не повториться.

Но возникал вопрос: а где же местная Суламифь их ублажит?

Граммофон хрипло грянул марш Радецкого. Право, любовный хор мартовских котов звучал бы куда приятнее!

Маргарита успокоила клиентов: оказывается, у нее есть своя меблированная комната, совсем близко, только запасные пути пересечь. Тихая такая комнатка, прохладная и уютная. Даже с умывальником!

Ну, раз с умывальником, то какой разговор! Чего уж лучше: один с девицей развлекается, а второй сидит в тишине и холодке, своей очереди дожидаясь. Милое дело, а на две бутылки бимбера им хватит. И еще останется. Одну девице за услуги, а вторую – сами оприходуют.

Бравые вояки встали из-за стола и, пошатываясь, побрели за Маргошей, затарившись предварительно выпивкой и кругом краковской колбасы на закуску.

Но праздника жизни и именин сердца не получилось: не успели пьяноватые унтера пройти пары сотен шагов, как из-за угла какого-то пакгауза навстречу вышли двое мужчин, одетые в грязные до невозможности русские офицерские мундиры. В руках мужчины держали по «нагану». И у одного рожа исполосована такими жуткими шрамами, что во сне увидишь – не проснешься. А место вокруг было, как назло, безлюдное: ни патруля, ни складского сторожа, вообще никаких свидетелей, кроме окаянной шлюхи, которая втравила их в этакую гадость.

Что называется, нате вам! Расцвела крапива под забором! Франтишек с Пиштой стали резко бледнеть и трезветь.

– Спокойно, ребятки! – довольно дружелюбно на хорошем хох-дойче произнес Сергей. – Никто вас убивать не собирается.

В самом деле не собирались: с какой стати? Ничего плохого лично им два этих унтерка не сделали. Попали, как кур в ощип, под мобилизацию, вот и воюют… Навряд ли особо браво и геройски, не тот типаж. Это не кадровики, это типичные шпаки в форме.

Голицын и Щербинин кровожадностью не отличались, а видеть сейчас в двух ничтожных типах смертельных врагов… Смешно, господа!

– Раздевайтесь быстренько, – улыбнувшись, продолжил Голицын. – Не тяните время, а то мой приятель нервный: видите, как ваши ему физиономию разукрасили? Еще стрельнет ненароком, возись потом с трупами… Снимайте штаны. Пока они у вас чистые. Или… уже? Ах, нет еще… Это радует. Да, гимнастерки тоже. Кому вы нужны в гимнастерках без сапог и штанов? Оружие? Это какое? Пистолеты казенные? Ну, можете в трусы себе засунуть, если расставаться жалко. А лучше выбросьте, еще застрелитесь потом с горя. Ну, вот и славненько!