Золотые коронки

— Скоро, сержант, — успокоил его майор. — Только ты не торопись, вернемся, я тебя в санбат уложу. Меня тоже ждут там…

— Какой санбат, товарищ майор! Скорее бы в Энск. Товарищи там остались, Галина…

Майор вдруг задумался и снова сел к столу.

— Постой-ка, ты мне так и не сказал, почему Галина пошла все-таки в ресторан!

Зная, что майор спешит, Семен сбивчиво, кое-как объяснил. Майор взял из корзины черновик шифровки, еще раз прочел вслух: «… дату штурма, наименование соединений радирую данные четыре…», потом пристукнул здоровой рукой по столу:

— Ох, и молодчага твоя Галина! Значит, ждет фон Крейц! Это ж блестящая идея!

Он откинул волосы, задорно блеснул глазами, надевая фуражку и, подойдя к двери, остановился, пропуская Семена. Но их задержал запыхавшийся пожилой капитан в пенсне. Комкая в руке мокрый от пота платок, он совсем не по-военному приложил к фуражке руку с листком бумаги.

— Разрешите доложить, товарищ майор, — одолевая одышку, с каким-то торжеством сказал он. — Прочитали, наконец, вашу шифровку! Пожалуйста! Не такие мы бездарные, как вы думаете!

Майор зачем-то подмигнул Семену, потом сделал очень серьезное лицо, встряхнул, пожимая, руку офицера и сказал:

— Беру свои слова обратно, капитан!

Последняя шифровка

I

Накануне, уславливаясь о встрече в ресторане, барон порадовал полковника новостями. Генерал представил фон Крейца к высокой награде, а обер-лейтенанта к чину гауптмана. Поздравляя молодого офицера, полковник с притворным вздохом пожаловался, что уже не помнит, как чувствуют себя люди, получая новый чин. Барон понял намек.

— До вечера, герр оберст, — сказал он. — Дядя любит письма красивые и почтительные. Мы обсудим это вместе.

Когда Галина вошла в ресторан, полковник любезно пригласил ее за свой столик и, знакомя с тремя младшими офицерами, словно между прочим справился:

— Что же вы одна, фрейлейн?

— О, герр оберст, это большой-большой секрет, — таинственно улыбаясь, пропела Галина. — Барон готовит вам сюрприз. Он немного задержится.

Полковник по-своему истолковал слово «сюрприз». Предоставив офицерам свободу наперебой ухаживать за фрейлейн, он приналег на ветчину.

Но время шло, а барон не появлялся. Полковник все чаще вытаскивал свои карманные часы.

Было десять минут двенадцатого, когда от страшного взрыва в городе на столике попадали бутылка и фужеры. Хватая фуражки, офицеры бросились на улицу. Увидев неподалеку багрово-дымное зарево пожара, полковник не потерял присутствия духа. Его «оппель-адмирал» стоял наготове. Зейцель предупредительно распахнул дверцу. Садясь в машину и отдавая распоряжения, полковник не забыл и о Галине.

— Гауптман Штирнер! Обеспечьте безопасность фрейлейн!

У фон Крейца не было прямых оснований задерживать Галину. Штирнер уже навел справку в Одессе. В штабе обергруппенфюрера Гортнера переводчица по имени Галина числилась с прошлого года, и ей действительно был предоставлен отпуск на семнадцать дней. Но опыт разведчика научил фон Крейца осторожности в чужой стране. Красивая женщина — это соблазн для офицера, оторванного от семьи. Соблазн — это опасность. К тому же дело касалось барона фон Хлюзе, с которым были связаны надежды фон Крейца на генеральские погоны. А в таких случаях он не церемонился ни с формальностями, ни с людьми.

На месте диверсии полковник пришел в неистовство. Взрыв разворотил аппаратную. От сейфов остались рваные куски металла с почерневшей вздувшейся пузырями краской. Погибли два часовых, фельдфебель Рейнгард, ефрейтор Штимме и три дежурных радиста. Восьмым был лейтенант Павлюк. В спине полуобгоревшего трупа часового наружного поста торчал штык немецкого образца.

К людским потерям полковник относился хладнокровно: война есть война. Но в аппаратной были шифры и коды, ценнейшие архивы, наконец, радиограммы за подписью РМ. И это случилось через день после шифровки Петерса.

О ней, кроме полковника и генерала, знали лишь лейтенант Павлюк и обер-лейтенант фон Хлюзе. И оба волочились за Галиной. А эта милая рассеянная фрейлейн вернулась за сумочкой в тот самый момент… Теперь это уже не выглядело простой случайностью. Фон Крейц не упускал из виду, что по ту сторону фронта действует начальник контрразведки майор Ефременко, бывший радиоинженер.

У начальника гестапо, прибывшего на место происшествия чуть позже, сначала сложилось определенное мнение. Диверсию совершили те два партизана, которых мотоциклисты догнали возле бойни и прикончили, потеряв в перестрелке пять человек убитыми и ранеными. Два партизана против восьми человек в аппаратной плюс пять мотоциклистов — не очень приятное соотношение для рапорта, но следовало принять во внимание внезапность нападения.

Полковник не задерживал начальника гестапо, не посвящая никого в свои сомнения. Он не отыскал никаких остатков оружия персонала, кроме обгоревших касок. Это соответствовало обычаям партизан, нуждавшихся в оружии. Но почему в руках убитых партизан было только по одному автомату да еще рядом валялся пистолет с пустой обоймой?

Его немного успокоило то, что у убитых партизан не было бумаг. Докладывая генералу о диверсии, полковник сдержанно назвал это случайным налетом, поскольку в действиях партизан вообще трудно установить какую-либо строгую систему. Генерал согласился с его доводами.

Обер-лейтенанта фон Хлюзе в штабе не было. Генерал по вечерам не занимал своего влиятельного адъютанта; на его вопрос дежурный офицер сообщил, что барон с двумя солдатами выехал на машине в девятом часу вечера. Все это было в высшей степени странно для педантичного барона. Но полковник воздержался от высказываний, подумав, что надо предварительно уточнить у фрейлейн, о каком «сюрпризе» шла речь. Он вернулся к себе глубокой ночью и все-таки не стал откладывать разговор с Галиной. Однако фрейлейн неожиданно показала коготки.

— Это негостеприимно с вашей стороны, герр оберст, — закапризничала она. — По ночам я привыкла спать. Кроме того, барон будет недоволен, если я открою его секрет раньше времени. А так как вы не дали мне спать, то расскажите, что это за взрыв…

— Фрейлейн, мне не до шуток! — полковник расстегнул пояс и положил кобуру с пистолетом на стол.

— О, герр оберст, вы, кажется, угрожаете! — удивилась она. — Напрасно, герр оберст, вы бы лучше попросили хорошенько и обещали не выдавать меня барону. Я не люблю, когда со мной говорят в таком тоне! Теперь я назло ничего не скажу до утра!