Золушка для босса
Шрифт:
— Так вы сестры? — любопытствует он.
Моё короткое «нет» перекрывает дружное девичье:
— Да.
— Не понял… — хмыкает Боярка, явно забавляясь странной разноголосицей. — Так да или нет?
— Они не родственники, — небрежно замечает Царевичев, по-хозяйски приобнимая меня за талию. — Скорее случайные знакомые по новой жене Катиного отца.
Ида с влюбленным видом глазеет на Боярку, а вот Лика смотрит на меня, причем с откровенной завистью.
Я чувствую на уровне глубинной женской интуиции, что мой босс сильно зацепил ее ещё в клубе. Оно и неудивительно.
— Ну что вы, Артём, — вдруг с откровенной фамильярностью произносит она, — мы все равно, что сестры. И очень любим Катю. Ведь теперь наша маман и ее отец — это одна семья!
Царевичев взирает на нее с задумчивостью человека, с которым вдруг заговорила человекообразная шимпанзе.
— Одна семья? — переспрашивает он и неожиданно для меня заявляет с тяжёлым холодом в голосе: — А вот ваша соседка по квартире считает иначе.
— Какая соседка? — недоумевающе хлопает глазами Ида.
Царевичев отстраненно сообщает:
— А та, что за стенкой вашей ванной живёт. Она обожает подслушивать чужие скандалы. Так вот, эта соседка по секрету заявила, что Катя забрала сестру и переехала как раз таки из-за вашей большой любви… дорогие «сестры». Из-за того, что одна шарила по чужим вещам, а другая занималась в ванной маленькими шалостями, не стесняясь присутствия в доме ребенка.
— Откуда вы… — вырывается у Лики, и она быстро прикусывает язык.
— Царевич, тебе бы ток-шоу снимать, с интригами и разоблачениями, — весело комментирует Боярка, жуя сахарную вату, однако теперь он смотрит на Лику с Идой куда менее дружелюбно. Потом заинтересованно уточняет: — А что за шалости?
— Те самые, о которых ты подумал, Бояров, — усмехается Царевичев. — И в кои-то веки угадал.
Мне ужасно не нравится весь этот разговор. Как бы там ни было. ворошить грязное белье Лики с посторонними людьми я не собираюсь.
— Артём, я хочу уйти, — напряженно говорю я.
— Конечно, Катя. Секунду… — Царевичев сощуривается, окидывая тяжёлым взглядом обеих притихших сестер, и угрожающе-веско роняет: — Не докучайте больше своей… сестре. Церемониться с вами никто не будет Я понятно выражаюсь?
— Понятно, — с лёгким заиканием выдавливает из себя Лика, а Ида потрясённо молчит, как будто воды в рот набрала.
Царевичев разворачивает мою застывшую от напряжения фигуру и направляет в сторону своего внедорожника. С каждым шагом, отделяющим меня от живого напоминания о прошлой жизни, на сердце становится легче.
Пока Царевичев выруливает на проспект, я слышу, как Боярка громко хмыкает и говорит Лике:
— М-да. — Нехорошо шалить в ванной при детях-то! Вот, лучше сладенького поешь. Круглее будешь.
Я бросаю последний взгляд на сестер и вижу, как Боярка вручает оторопевшей Лике палочку с надкушенной сахарной ватой. А затем с беспечным видом исчезает в дверях элитной сауны.
Некоторое время мы с Царевичевым едем обратно в особняк молча. Он хмурится, барабаня пальцами по рулю внедорожника.
—
Как соседка могла узнать насчёт того, что Ида лазила по моим вещам. — говорю я наконец озадаченно. — И вообще зачем она твоим людям рассказала об этом?На лице Царевичева появляется тень самоуверенной усмешки.
— Мои люди умеют задавать нужные вопросы. И мотивировать заодно, — он намекающе трёт подушечками пальцев друг о друга, и до меня мгновенно доходит смысл этого жеста.
— И много ей заплатили за сведения?
— Достаточно, чтобы я был в курсе того, как ты жила до нашего знакомства.
Мне становится не по себе. Та ужасная жизнь — даже не жизнь, а ежедневное выживание, — никак не хотела оставлять меня, постоянно напоминала о себе. И то, что Царевичев так основательно покопался в ней, меня изрядно конфузило.
— А насчёт того, как она узнала… — продолжает босс. — Ты не поверишь, но твоя престарелая соседка днями напролет сидит на диване около стены, смежной с вашей квартирой. Либо ток-шоу по телевизору смотрит, либо прикладывается ухом к стене. Говорит, что у вас там почти каждый день тоже интересное происходит.
Я тяжело вздыхаю и отвожу взгляд.
Ну да, интересное, если не жить внутри каждодневного папашиного ток-шоу. Как же стыдно, что Царевичев теперь в курсе всей этой убогой грязи моего прошлого!
Сама не замечаю, как мы оказываемся уже возле особняка. Чувствую, как босс временами поглядывает на меня, но ничего не говорит. Загоняет машину в гараж, перекидывается парой слов с охраной.
Погрузившись в невесёлые мысли, я дёргаю изнутри ручку двери, чтобы выйти, но она распахивается раньше. Царевичев одним движением выдергивает меня из салона и подхватывает на руки.
— Артём, зачем? — возражаю я, но не слишком усердно. Очень уж приятно чувствовать на себе его внимание и находиться в его объятиях. Они такие крепкие, надежные.
И очень, очень собственнические.
Слышу, как из будки у въезда в особняк посмеиваются охранники, наблюдая за нами, и в смущении снова делаю попытку высвободиться.
— Не дергайся, Катя, — шепчет Царевичев мне на ухо и трётся носом о мою щеку, явно наслаждаясь процессом. — Дай поносить боссу тебя на руках. И хватит стесняться, ты уже большая девочка.
— Дети увидят… — начинаю я, но меня мгновенно затыкают уверенным:
— Плевать.
Он вдруг делает оборот вокруг самого себя со мной на руках, словно совершая элемент какого-то романтического вальса, и у меня кружится голова. Все плохие мысли выдувает напрочь, и в сердце поселяется восхитительная лёгкость.
Смотрю на него, такого сильного и непривычно нежного, затуманенным взглядом и думаю, что ещё немного, и мои зрачки превратятся во влюбленные сердечки, как в мультиках.
— Катя, — тихо говорит он мне. — Ну же, Катя… ты помнишь, о чем мы с тобой говорили?
— Помню. я.
— Артём Александрович! — громко окликает из будки высунувшийся охранник, и Царевичев бросает на него крайне раздраженный взгляд.
— Чего тебе?
— Тут, хм… Ангелина Алексеевна приехала. Впустить?