Золушка для босса

Губы Царевичева плотно сжимаются. На моих глазах стремительно совершается его преображение: проникновенная мягкость взгляда растворяется без следа, а красивое мужественное лицо твердеет и становится невозмутимым. Улыбающегося Артёма больше нет. Теперь это снова он — равнодушно-жёсткий босс.

И все же на землю этот босс меня таки не опускает.

— Пропусти, — приказывает он охраннику, попутно пресекая мою очередную попытку вырваться.

Жена Царевичева вплывает в распахнувшуюся дверь высокомерно-непринужденной походкой манекенщицы.

— Артем, почему меня сюда нормально не пропускают? — начинает она на ходу с недовольством и… умолкает при виде открывшегося ей зрелища. Более того, слепа спотыкается и притормаживает с раскрытым ртом.

Видимо, так и не находит приличных слов, чтобы выразить своё отношение к увиденному.

— Ты подписала документы на развод? — небрежно интересуется Царевичев.

— Нет.

— Зря. Тогда увидимся в суде, — он выжидает пару мгновений и с лёгкой насмешкой добавляет: — Что-то ещё? Может, ты хочешь побыть с нашим сыном? Повторить игру в пейнтбол? В прошлый раз он был в восторге.

При этих словах Ангелину малость перекашивает.

— В следующий раз, — холодно отвечает она. — Артём, подумай ещё раз. Хорошо подумай. И реши для себя, готов ли терпеть насмешки высшего общества из-за своей неотёсанной официантки? — затем переводит на меня взгляд и, уже не таясь, бросает с откровенной угрозой: — А ты рано радуешься! Пожалеешь ещё, что спуталась с моим мужем.

Глава 11. Чудеса с папашей

Осадок от ядовитых слов блондинки хоть и остаётся травить горечью душу, но на следующий день чувствуется уже не так остро. Да и некогда мне об этом думать, когда один лишь вид знакомой старой хрущевки ввергает в состояние унылого беспросветного дежавю.

И от этого чувства очень хочется развернуться и убежать как можно дальше.

— Эту старую пятиэтажку через год планируют сносить, — сообщает Царевичев, когда мы входим в подъезд папашиного дома. — А жильцов расселят по трем панельным новостройкам.

— Интересно, куда переселят папу, — задумчиво размышляю я вслух. — Вряд ли его жене понравится переезд, если они окажутся где-то на окраине… Хоть это и старье, но все же центр города.

— А куда бы ты хотела, чтобы его переселили? — небрежно любопытствует босс.

— Да мне всё равно. Лишь бы перестал пить и зажил по-человечески.

Перед дверью, за которой до недавнего времени я жила… нет не жила, а выживала всю свою сознательную жизнь, мне становится тоскливо.

Вот сейчас мы войдём, а там внутри — папаша в той или иной степени опьянения.

Один или со своей собутыльницей-женой, неважно. Но в квартире, должно быть, по обыкновению воняет отвратительным перегаром, заплесневевшими солёными огурцами и горой немытой посуды с остатками испорченной еды.

И зачем только Царевичев вбил себе в голову, что ему прямо-таки позарез необходимо официальное знакомство с моим отцом?.. Одно только расстройство из этого выйдет.

Хочу открыть дверь своим старым ключом, но в последний момент замечаю, что замок на ней уже сменили. Приходится жать на звонок.

Почти сразу по ту сторону слышится расхлябанное шарканье домашних тапочек. Один щелчок замка, и дверь — нараспашку.

— Кого там принесло? — недовольно рявкает мачеха и осекается при виде Царевичева. — 3драсьте.

Босс стоит рядом со мной в скучающей позе: одна рука в кармане, вторая поигрывает брелком с ключами от внедорожника.

— Папа дома? — хмуро спрашиваю я.

— Дома дома, где ж ему ещё быть-то! Проходите… — она суетливо отступает в сторону, поправляя на себе вульгарный халат с огромным вырезом на груди.

При нашем вторжении в прихожей становится не просто тесно, а совсем непроходимо. Царевичев с его высокой широкоплечей фигурой занимает сразу половину крохотного помещения.

Подавив смешок, я быстро проскакиваю в зал. Туфли не снимаю — в квартире слишком давно не мыли пол, чтобы собирать с него грязь своими носками. Да и мачеха, помнится, на пару с папашей частенько разгуливала дома в уличной обуви.

Когда-то я боролась с этим каждый день, протирая за ними грязные следы… но это был фактически бессмысленный мартышкин труд. Чистота держалась от силы несколько часов, а потом следы возвращались. И энергии на борьбу с чужой неряшливостью уходило море.

— Кто там, Альбиночка? — раздается из спальни на удивление трезвый и ясный голос отца.

— Пап, это я, — отвечаю ему и на пороге нашей бывшей с Настюшей комнаты удивлённо застываю.

Потому что спальни больше нет как таковой. Теперь это помещение напоминает крохотную художественную студию с десятками — а может и сотнями! — жутких набросков на всех стенах.

Только теперь я в полной мере осознаю, что в квартире стоит отчётливый запах свежих акварельных красок и новых кисточек. Он и раньше иногда появлялся — когда отца накрывало депрессивно-отчаянным приступом вдохновения, — но никогда не перекрывал миазмы вездесущего перегара полностью. И означать это может лишь одно.

Мой папаша-алкоголик сегодня не бухал. Причем от слова «совсем».

— Катюха! — он с сияющей улыбкой поворачивает ко мне свою обрюзгшую физиономию. Довольное выражение делает ее почти приятной, да и к тому же она кажется менее опухшей, чем обычно. — Аристарх Егорович снова звонил! Тот тип из частной художественной галереи, помнишь? Вот недавно совсем. Он говорит, что еще вчера сделал электронную мини-презентацию и разослал приглашения по своим каналам! И знаешь, что?

Я невольно улыбаюсь, глядя на него, такого вдохновленного неожиданными переменами в жизни.

— Что?

— Желающих посетить мою эксклюзивную выставку перевалило за сотню человек — гордо заявляет папаша, размахивая перемазанной в краске кистью. — Аристарх Егорович, кстати, он сказал, что в качестве исключения я могу звать его Аристархом… так вот, он намекнул, что скорее всего при таком ажиотаже сделает вход платным. И выделит мне долю от продаж билетов. Целый один процент, представляешь?!

— Хм, — мычу я, не вполне понимая, радоваться этой новости или отнестись критически. Может, один процент для моего отца и радость невероятная, ведь это сумма не с нуля. Но звучит как-то не очень солидно.

— Что-то совсем зажрался Егорыч, — недовольно говорит Царевичев, появляясь в бывшей спальне из-за моей спины. — Позвоню ему вечером и скажу, чтобы не обдирал вас так нагло.

Папаша замирает с разинутым ртом, глядя на нежданного гостя.

— А вы, простите… кто будете?

— Папа, я говорила тебе про него, — вмешиваюсь взволнованной скороговоркой. — Это мой… работодатель. Царевичев Артём Александрович.