Золушки из трактира на площади
Шрифт:
– Простите меня, – ответила та, – но я лучше там останусь.
– Ты меня не стеснишь! – воскликнула Матушка. – Наоборот, вдвоем веселее время коротать!
– Не в этом дело, – с трудом подбирая слова, продолжала старшая Гретель. – Хорошо мне дома одной, понимаете? Я сама себе хозяйка!
Бруни внимательно посмотрела на нее. Ровенна не имела привычки врать. Да и видно было, что служанка говорит правду, а если и смущается, так только от излишней откровенности.
– Тогда славно, – улыбнулась Матушка, взяв ее руки в свои и пожав, – я очень рада за тебя и за твой покой!
Слабая улыбка тронула бледные
– Я знала – вы поймете! – кивнула она.
И Бруни вдруг увидела в ней себя – через пару десятков лет. Женщину, для которой одиночество стало братом, любовником, мужем… Она до крови прикусила губу и вернулась к плите. Сделанного не воротишь! Не построишь счастья на чужом горе, но – подарив будущее Каю, она осталась честна перед собой. И когда придет черед предстать перед Богиней, ей не придется прятать от нее взгляд и подыскивать слова для описания своей жизни.
Ближе к вечеру зашли на ужин Туча Клози и мастер Висту. Поспешили расцепить руки за порогом, шагнули церемонно, будто не в трактир, а в храм. К еде заказали вина и сладостей. Матушка впервые видела Клозильду, но не слышала. Всегда громкий голос нынче не гремел на весь зал, а журчал спокойным ручейком и был слышим лишь тем, кому предназначался.
Посетители шумно обсуждали произошедшее со старым домом на границе кварталов, выдвигали версии случившегося, настолько противоречащие действительности, что Бруни, из кухни слышавшая их краем уха, диву давалась. В результате спорщики чуть не подрались. Пришлось вмешаться старшей Гретель, обозвать всех детьми Аркаеша и пообещать больше не подавать пива и морса.
Хлопнула задняя дверь. С лестницы донесся топоток. Матушка успела заметить черную косу, мелькнувшую в дверях: в университете оборотней обязали носить единообразные прически, которые не отвлекали от занятий. Кликнув Ровенну встать у плиты, она поднялась в комнату Веся.
Оборотень, морщась и шипя, смывал кровь с разодранного в клочья уха. Ахнув, она бросилась к нему, взяла кусок полотна, крепко зажала на ране. Весь бросил на нее извиняющийся взгляд и пожал плечами, будто показывая, что сказать ему нечего.
– Кто это тебя так? – поинтересовалась Бруни.
Мальчишка невольно оскалил зубы.
– Есть у нас в группе один такой… Из богатеньких… Закас Зинур из Рыжих сонь.
– Из Рыжих сонь? – не сдержала улыбки Матушка. – Это из белок, что ли?
Весь засмеялся, несмотря на боль.
– Ну ты, Бруни, скажешь тоже – из белок!
– Подержи полотнище… У меня где-то целительный свиток был!
Оборотень поморщился.
– Не надо мне! Он же денег, небось, стоит! Само пройдет, вот увидишь. Через пару дней буду как новенький.
– Шрамы останутся! – сожалела Матушка.
– Настоящих мужчин шрамы украшают! – раздалось с порога.
Лихай Торхаш появился в комнате, подошел ближе, отогнул полотно от уха Веся. Кровь уже не текла – сочилась сукровицей. Из-за этого вся правая половина головы мальчишки покрылась засыхающей кровяной коркой.
– Завтра оба будете наказаны, – возвращая полотно на место, сказал он. – Наказания у нас в университете очень простые и полезные для здоровья и чувства собственного достоинства: мытье туалетов, уборка конюшен, чистка мусоропроводов и воздуходувов. Последнее людям редко поручают, для этого нужна животная ловкость, которой у них нет. Из-за чего вы сцепились?
Весь,
надувшись, смотрел в сторону и молчал.– Не сдаешь товарища? – усмехнулся полковник. – Похвально! Беги на кухню, там сестричкам помощь нужна. Только сначала голову помой. На заднем дворе я видел бочку с водой, вроде не замерзла еще…
– Она же сырая! – испугалась Матушка. – Нельзя рану такой!
В глазах Лихо загорелись насмешливые огоньки.
– А ничего, что мы иногда из лужи лакаем? – поинтересовался он.
Мальчишка, фыркнув, рванул из комнаты.
– К чему вы его приучаете? – покачала головой Бруни.
Торхаш пожал плечами.
– Вообще-то я зашел спросить, как ты себя чувствуешь после недавних событий, – перевел он разговор. – Рана зажила?
Матушка покраснела. Она уже и забыла, что Лихай видел ее в разорванном платье.
– Слава Индари, целитель попался хороший! – ответила она. – Но зачем вы были так жестоки, Лихай?
Второй раз выговорить его имя оказалось легче.
Торхаш сел и положил на спинку стула руки, а на них – подбородок.
– А ты, маленькая хозяйка, предпочла бы, чтобы я отпустил его с миром? – негромко спросил он.
В его голосе послышались нотки ярости.
– Подобных ему надо уничтожать, – продолжал оборотень, – убивать, как бешеных лисиц.
– Но вы сделали его калекой на всю жизнь! – воскликнула Бруни.
– Конечно! – собеседник спокойно улыбнулся. – С таким увечьем он не сможет быстро двигаться, а значит, воровать или заниматься разбоем. Пусть учится милосердию у людей, которые будут кидать ему монетки в чашку для податей.
Он резко поднялся и в мгновение ока оказался рядом с Матушкой. Она так и не поняла, как ему удалось переместиться с такой скоростью.
– Накормишь ужином меня и моих друзей? – спросил как ни в чем не бывало Торхаш.
– С вами очень… непросто разговаривать, – заметила она, направляясь к лестнице.
– Я не разговариваю о том, о чем не хочу, – следуя за ней, сообщил Лихо.
За одним из столиков в глубине зала обнаружились двое гвардейцев в синих мундирах, светловолосый оборотень в гражданской одежде и широкоплечий мужчина, неуловимо похожий на Кая. Сердце Бруни екнуло и сорвалось в галоп, но нет, это был не Кай. Когда она подошла принять заказ – Ровенна, ясное дело, куда-то слиняла, – незнакомец поднял на нее темные, почти черные, глаза и вежливо улыбнулся. Пожалуй, на любимого он походил только фигурой. Лицом же – загорелым до смуглоты, тонким, скуластым и слегка небритым – нисколько его не напоминал. На его руках не было украшений – ни браслетов, ни перстней, но в посадке головы, в осанке, в неторопливых точных движениях человек знающий уловил бы признаки и родовитости, и благородства. Этот гость мог бы поспорить с Красным Лихо на то, кто из них одержит верх в честном бою.
Матушка растерянно оглянулась на полковника. В трактир чрезвычайно редко заходили знатные гости, а уж такая разнородная компания и вовсе оказалась здесь впервые.
– Мы с Дикраем съели бы по куску мяса с брусникой, – посмеиваясь, сообщил тот и сел за стол, – с кровью, если помнишь. А благородные господа пускай сами выбирают, чего желают откушать.
Благородные господа, переглянувшись, единогласно заказали жаркое из свинины, запах которого, проникая из кухни в зал, вызывал обильное слюноотделение.